Среди последних был и единственный сын Шмелева. Овладев Перекопом, большевики вдруг сделали «великодушный» жест: все, заявили они, кто желает покинуть Россию, — милости просим, препятствовать не станем! Рады приветствовать и тех, кто хочет сотрудничать с новой властью…

Воспитанные на лучших патриотических традициях, привыкшие верить честному слову, многие офицеры отказались от дальнейшей борьбы, сложили оружие, явились на регистрацию. Всех явившихся тут же арестовывали, по ночам выводили подальше от жилья и там расстреливали из пулеметов. Во главе этой бессмысленной кровавой расправы стоял бывший анархист и террорист Георгий Пятаков, непосредственным исполнителем стал воевавший во время мировой войны против русских, солдат-еврей из Венгрии Бела Кун. (Как ни грустно, но по сей день в самом центре Москвы — против Манежа один из домов украшен мемориальной доской этому «славному интернационалисту».)

Ах, Россия, Россия…

1

Парижские газеты сообщили о смерти В. И. Ленина 23 января. Заметки были краткие и скорее соболезнующие, чем злорадные. «Последние новости» такое сообщение поместили на первой полосе, на месте передовицы:

СМЕРТЬ ЛЕНИНА

…Ленин и большевизм — разве это не одно и то же? На протяжении истории большевизма был не один момент, когда вся партия воплощалась в Ленине.

Писал эти строки, конечно, сам Милюков, для которого у покойного всегда находились самые бранные выражения. Вся публикация заняла немного места. И вообще смерть большевистского вождя прошла как-то незаметно, тихо.

Бунин вовсе не отозвался записью на это событие в своем дневнике, а Вера Николаевна отметила: «Смерть Ленина не вызвала ни большого впечатления, ни надежд, хотя, по слухам, у «них» начинается развал. Телеграмма, что на похоронах Ленина 6000 человек отморозило себе руки и ноги. Сколько же народу согнали они?»

Больше занимал вопрос: кто станет преемником Ленина?

Обратила на себя внимание «клятвенная» речь Сталина, произнесенная 26 января на II Всесоюзном съезде Советов:

Товарищи! Мы, коммунисты — люди особого склада. Мы скроены из особого материала. Мы — те, которые составляют армию великого пролетарского стратега, армию товарища Ленина. Нет ничего выше, как честь принадлежать к этой армии. Нет ничего выше, как звание члена партии, основателем и руководителем которой является товарищ Ленин. Не всякому дано быть членом такой партии. Не всякому дано выдержать невзгоды и бури, связанные с членством в такой партии. Сыны рабочего класса, сыны нужды и борьбы, сыны неимоверных лишений и героических усилий— вот кто, прежде всего, должны быть членами такой партии.

В этих словах ясно звучит ритуальное почитание усопшего вождя. Таким оно пребудет десятилетия, даже после того, как Никита Хрущев прикажет предать анафеме и Сталина, и дело его, хотя сам будет деятельным участником самых дурных преступлений, в которых обвинит Иосифа Виссарионовича.

…Русская эмиграция удивленно пожмет плечами, когда преемником Ленина станут не его ближайшие сотрудники — евреи Каменев, Троцкий, Зиновьев, а грузин Сталин.

Говорят: выбор был дурным.

Ну а если бы выбор пал на Троцкого? Того самого, который издевательски приказывал голодным и разутым людям: «Работу начинайте и оканчивайте, где возможно, под звуки социалистических гимнов и песен, ибо ваша работа — не рабский труд, а высокое служение социалистическому отечеству!» Ковал трудовой энтузиазм всеми средствами, кроме экономических.

Этот вождь с впалой грудью и жидкими ножками, никогда не утомлявшийся от кровавых пиров, шумевших по его приказу по всей Руси, и на своем месте стал исчадием ада.

Власть еще большая лишь безмерно развязала бы его руки и его лютую злобу к России и русскому народу.

Благо России никогда не входило в планы ни Троцкого, ни Зиновьева, ни Бухарина, никого из им подобных.

* * *

И еще любопытная деталь.

«Завещание» Ленина, с которым келейно, под страшным секретом, знакомились делегаты XIII съезда партии и которое было более полувека сокрыто от советских людей, в эмигрантской печати появилось еще в июле того же двадцать четвертого года. В «Последних новостях», которые читал Бунин, «завещание» было опубликовано в № 1306 за 29 июля.

Никакого впечатления оно не произвело ни на Бунина, ни на его окружение. Что из того, что Ленин назвал Сталина «недалеким, склочником» и якобы советовал «ни в коем случае не выбирать генсеком ЦК партии»?

— Это внутренние дела большевиков. Милости ждать ни от кого из них не приходится, — махнул рукой Иван Алексеевич.

Впрочем, Бунин вообще оказался скептиком:

— Завещание даже не рукой Ленина написано. Дескать, с его слов. Задним числом можно что угодно сочинить.

2

Месяц спустя русские впервые прочитали в «Последних новостях» о некоем Хитлере (именно такого написания придерживались газеты): «Мюнхен. 26 февраля. Сегодня в 8 часов 55 минут утра начался слушанием дела процесс Хитлера, Людендорфа и других участников путча. Заседания суда проходят в здании Военного училища… На вопросы председателя Хитлер отвечает очень любезно:

— Обвиняемые все добрые патриоты и не позволят себе выйти за пределы допустимого.

По этой, видимо, причине суд открытый.

Речь вождя национал-социалистов продолжалась три с половиной часа…

Зал с напряженным вниманием слушал этого человека. Что-то магически притягивало в нем: властные голубые глаза, тщательно взвешенная речь, четкая жестикуляция, сдержанные манеры, ясность мысли и убежденность в собственной правоте.

— Как я оказался в Вене? Это случилось после смерти моей матушки в 1909 году. Отец Алоиз умер еще прежде. Я чувствовал призвание — быть художником! Но ограниченные педагоги Венской Академии искусств хотя и признали во мне способности рисовальщика, но моя независимая манера творить и держаться напугала их и мне было отказано в приеме.

— И как долго вы пробыли в Вене? — спросил председательствующий.

— До 1913 года. Я с содроганием вспоминаю то время. Чтобы не умереть с голода, мне пришлось на вокзале подносить чемоданы, работал дворником — очищал улицы от снега, выбивал ковры… Но я не сдался: не пил, не курил, избегал дурных знакомств. Из нравственных побуждений не ел и не ем мяса.

— У вас, понимаю, было много свободного времени. Как вы его использовали?

— Часами я сидел в публичных библиотеках, восторгался «Фаустом» Гете, «Вильгельмом Теллем» Шиллера, «Божественной комедией» Данте. Посещал филармонические концерты, слушал оперы великого Вагнера — если были деньги на билеты. И тогда же я стал антисемитом. Я заболевал лишь от одного еврейского лицемерия, от бесконечного стремления нажиться за счет другого. Когда началась мировая война, я упал на колени и благодарил небеса. Сам король Баварии Людвиг III дал мне разрешение служить в славном баварском полку. Это чудо, что я жив…

Сослуживцы подтвердили, что Гитлер отличался исключительной храбростью и был награжден двумя Железными крестами. Газеты отмечали:

«30-летний капрал сделал выбор — он стал политиком.

В 1919 году Хитлер поступил в национально-социалистическую партию. И уже на следующий год стал ее вождем.

Цель партии — освободить Германию от евреев, социалистов, пацифистов, интернационалистов и прочих вредных элементов. Это необходимое условие спасения Германии».

Людендорф — бывший генерал-квартирмейстер армии кайзера. Именно его Гитлер назначил руководителем немецкой национальной армии во время известного «пивного путча» в Мюнхене 8 ноября 1923 года.

Гитлер был приговорен к пяти годам заключения за «измену родине», Людендорфа суд оправдал.

Оказавшись в камере Ландсбергской тюрьмы, Гитлер время попусту не терял. Обложившись литературой, он диктовал своему сподвижнику и другу Гессу, специально прикатившему из Австрии в Баварию, чтобы исполнять секретарские обязанности в тюрьме и морально поддерживать мученика и национального героя, страницы будущей книги — «Четыре с половиной года борьбы против лжи, глупости и трусости». Закончит он ее в 1926 году и назовет «Майн кампф» — «Моя борьба».