– Чему ты все время улыбаешься?

Анна покраснела.

– Мне хорошо с вами, сэр Филип.

Но как раз в этот момент Кумир потерял подкову и захромал, а путь им преградила новая заводь, и рыцарь пропустил ее слова мимо ушей. Зато их услышал следовавший за Анной Бен. Обгоняя их на подъеме, он лишь мельком покосился в ее сторону и чему-то усмехнулся в бороду.

Анна опять задумалась о странном поведении этого солдата. Она не могла объяснить его внимание к себе, но чувствовала, что старый Бен иначе, чем остальные, относится к ней. Этот испытующий взгляд, эта трогательная забота…

В памяти всплыли всякие мелочи: вот он придержал ей стремя, когда она садилась в седло, в пути делился с ней едой, а главное – разве не он вчера увел ее в безопасное место во время кровавой схватки у придорожного креста? В чем же дело? Анна была уверена, что ничем себя не выдала, – об этом свидетельствовала та бесцеремонность, с какой вели себя с ней прочие ратники. Они даже нужду справляли при ней, не давая себе труда отойти в сторону, а следовательно, не сомневались в том, что она – парень. Но этот Бен… И Анна решила при первом же удобном случае поговорить с ним.

Наконец дорога стала выравниваться и они выехали на хорошо проложенный линкольнский тракт. Путники ускорили ход коней и к закату уже подъезжали к славному городу Линкольну.

Линкольн был четвертым по значению городом королевства. Он располагался на возвышенной местности, над которой на холме стоял замок. Вокруг раскинулись предместья и сам город – с легкими шпилями, рядами крыш, легким, словно сотканным из каменного кружева, главным собором. Улицы Линкольна круто поднимались вверх, так что у большинства городских строений одна сторона первого этажа возвышалась на несколько футов над поверхностью, а другая уходила под землю. Дома эти были полностью или частично из камня, что говорило о достатке горожан. Зачастую строения были увенчаны башенками, фасады рассечены узкими стрельчатыми окнами, с кровель спускались водосточные трубы, которые оканчивались скалящимися головами чудовищ. Улицы здесь были вымощены мелким круглым булыжником, подковы коней звонко цокали по нему, высекая искры.

И в то же время Линкольн был большой деревней. Из-под ног лошадей с кудахтаньем разбегались куры, на подворьях мычала скотина, жадно похрюкивали свиньи, бродившие повсюду в поисках отбросов. В просветах между домами виднелись капустные грядки и пасущиеся козы.

Но Анне город понравился. Она с любопытством разглядывала крытые галереи, под которыми они проезжали, глазела на шумную толпу. В воздухе смешивались запахи сена, навоза, горелого торфа, а порой и аромат сдобного печенья. Мимо пробегал мальчик-лоточник, и, не сходя с коня, Анна купила у него круглые вафли – они были еще теплые.

На повороте узкой улочки она нагнала Майсгрейва и, тронув стременем его стремя, спросила:

– Как долго мы пробудем здесь, сэр?

– Не знаю, сколько времени займет у нас отдых и перековка лошадей. Следует также купить провизии в дорогу, ибо мы потеряли сегодня немало времени, поэтому, думаю, завтра будем двигаться без остановок.

Дома наконец расступились, и путники выехали на главную площадь города. Здесь толпились лоточники, громко расхваливавшие свой товар, призывно голосили точильщики, сновали монахи в темных одеяниях, околачивались в поисках заказов писцы с чернильницами за поясом. Напротив городской ратуши собралась довольно большая толпа горожан, глазевших на представление бродячих артистов.

Майсгрейв хотел было уже свернуть в узкий проулок, где заметил вывеску постоялого двора, но что-то привлекло его внимание к бродячим фиглярам. За высокими женскими чепцами и войлочными шляпами зрителей виднелся бок пестро размалеванного фургона. Доносились звуки виолы и бубна, гул и аплодисменты. Раздвигая толпу конем, Филип подъехал к месту, где выступали бродяги. Трое фигляров жонглировали кольцами, на виоле играла прелестная черноволосая девушка, а между ними забавно кувыркался маленький медвежонок.

Гарри Баттс весело воскликнул:

– О сэр! Клянусь брюхом Господним, это те же самые фигляры, за которых вы так великодушно заплатили у переправы через Уз. А девчонка-то, черт побери, настоящая красотка! Взгляните, сэр, эта малютка с вас глаз не сводит!

Действительно, едва заметив рыцаря, девушка что-то сказала своим товарищам, и те заулыбались Майсгрейву, возвышавшемуся над толпой на коне.

Теперь пришла пора выступать девушке. Передав виолу одному из фигляров, она взяла пару кастаньет и стремительно закружилась. Ее цветастое, расшитое мишурой платье вспорхнуло, стали видны изящные, ловкие ножки. К протяжным звукам виолы и звону бубна присоединилось задорное щелканье кастаньет.

Девушка плясала, и ее округлые смуглые руки, как гибкие змеи, взлетали над головой, полная грудь соблазнительно двигалась за вырезом корсажа, бедра маняще покачивались. Зрители взирали с восхищением, в особенности их мужская половина. Ибо было в этой гибкой черноволосой девушке нечто, что горячило кровь и очаровывало. В ней не было и следа той чопорности и важности, которую предписывалось хранить добропорядочным горожанкам. Однако танцевала она явно для одного зрителя – для синеглазого рыцаря, который, облокотясь о луку седла, с улыбкой смотрел на нее.

Анна Невиль, оставаясь в стороне, кусала от досады губы. Она с полувзгляда узнала эту плясунью и теперь хмуро глядела, как Филип Майсгрейв улыбается той.

Наконец кастаньеты умолкли. Пестрая юбка опала мягкими складками до самой земли. Еще тяжело дыша и улыбаясь, плясунья во все глаза смотрела на Майсгрейва. Он поманил девушку пальцем, и она приблизилась.

Анна сквозь зубы процедила:

– Не годится рыцарю, носящему цепь и шпоры, якшаться с первой попавшейся девкой.

Возле нее на короткогривом вороном сидел Патрик Лейден. Скинув шлем, он тряхнул длинными, почти до лопаток, соломенными волосами.

– Ты не прав, Алан. Эти веселые податливые девицы словно созданы для того, чтобы скрашивать нашу жизнь. У меня, например, во владениях сэра Филипа есть прелестная возлюбленная – пухленькая молодая вдовушка. Я ночую у нее, когда свободен от службы, и даже прижил с ней дочь. Э-э, да что с тобой говорить, ты сам еще дитя…

И он наклонился, чтобы бросить монетку фигляру, обходившему зрителей со шляпой. Анна же, злясь на весь свет, с надменным видом отвернулась от актера.

Сэр Филип опустил в шляпу монету, продолжая о чем-то беседовать с танцовщицей. Вскоре и остальные актеры столпились вокруг них, весело болтая и подшучивая. Затем путники отправились на постоялый двор, и Анна обнаружила, что и бродячие актеры решили остановиться там же. Когда они вошли внутрь, Майсгрейв задержался, чтобы дождаться эту уличную плясунью.

В зале для гостей – довольно просторном помещении с низкими полукруглыми арками – было людно. В громадном очаге весело пылали толстые поленья, языки пламени лизали днище большого закопченного котла. Пахло рыбой, людским потом и свежей смолой от потрескивающих факелов. За длинными деревянными столами сидели за трапезой постояльцы. В глубине помещения две лестницы вели наверх, под самую крышу.

Рыцарь и его свита расселись за стоящим у окна столом. Возмущенная Анна увидела, что и актеры по приглашению Филипа присоединились к ним, а рыцарь заказал щедрое угощение и вдоволь эля. Он снял шлем и доспехи, на его кожаном жилете отпечатались следы панциря. Рядом с ним восседала смеющаяся плясунья, и рыцарь небрежно обнимал ее одной рукой.

– Наш господин сегодня весел, – лукаво подмигнув, заметил Гарри. – Видимо, и нам удастся передохнуть и повеселиться как следует.

И он ущипнул румяную служанку, водрузившую на стол большой кувшин с элем.

– И слава Богу! – вмешался Бен Симел, сидевший по правую руку от Анны. – Лишившись Элизабет Грэй, хозяин ходил словно в воду опущенный.

Достав из дорожной сумки небольшую свирель, он принялся негромко наигрывать.

Анна растерянно взглянула на него.