Кроме того, дважды в неделю работали уборщицы, приходили непомерные счета за стирку, электричество и телефон, и все ближе и ближе подступал срок большой февральской арендной платы в семь тысяч долларов.

Но когда погода улучшилась, пошел поток клиенток, и наш дневной доход стал расти. Семь клиенток — 14 января, двенадцать — 20-го, шестнадцать — 23-го, двадцать одна — 29-го. В последний день месяца мы вышли на заветный уровень: «Театральную академию Питера» посетили двадцать пять «студенток».

— Мы все-таки их сделали! — победно вскричала Марта.

Переехав на новую квартиру, я решил сократить число «сцен» с собственным участием и полностью посвятить себя менеджменту. Даже при том, что с полудня до восьми на посту была Марта, возникали проблемы, требующие моего личного вмешательства.

Пришлось, например, обратить внимание на ребят, которые взяли моду опаздывать или отлынивать. Поскольку такое случалось раза два-три в неделю, мне ничего не оставалось, как подменять отсутствующих, чтобы не потерять клиентку.

На исходе месяца возникла «сцена» не только внеплановая, но и беспрецедентная.

Я составлял в кабинете график на следующую неделю, когда вошла Марта и присела на краешек стола.

— Небольшая проблема, — сказала она. — Тут в фойе женщина требует «сцену». Говорит, подруга порекомендовала обратиться к нам. Подругу ее я знаю — она постоянная наша клиентка — и позвонила ей. Она подтвердила. Я объяснила новой гостье — зовут ее Конни, — что по нашим правилам надо сначала сделать заказ по телефону, а она зарыдала. Питер, она жутко нервничает. Может, возьмешься?

— А как она выглядит?

— Достаточно презентабельна. Причесавшись и подкрасившись, могла бы быть привлекательней. Хочешь? Синяя комната свободна.

Минутку подумав, я согласился.

— Ладно. Торговля вразнос не по мне, но другого выхода нет. Присылай ее.

Конни не просто нервничала, она была на грани истерики. Лицо белое как мел, руки дрожат, глаза блестят, уголок рта подергивается.

Марта была права: прическа и макияж пошли бы ей на пользу. Кроме того, можно было наведаться и в «Баркаролу»: одета она была в какой-то бесформенный мешок, совершенно скрывавший фигуру.

Я встретил ее в Синей комнате, налил два бокала белого вина, представился и пошел запереть дверь.

— Нет, только не это! — завопила она голосом, сорвавшимся на визг.

— Хорошо, — спокойно сказал я. — Я не закрываю — видите? Почему бы вам не сесть, не выпить вина, и мы как следует познакомимся.

Говорил в основном я. Трудно было угадать ее реакцию. Сидит, словно палку проглотив, закусив губу, руки сжала, пытаясь унять дрожь. Я с опаской ждал, что она вот-вот взорвется как бомба.

— Послушайте, Конни, — сказал я так мягко, как только мог, — если вы хотите все отменить, леди в приемной вернет вам деньги.

Она долго молчала, потом прошептала:

— Нет, я хочу через это пройти!

— Хотите, я задерну портьеры?

— Оставьте, мне надо все видеть.

— Может быть, вы разденетесь?

— Отвернитесь.

Я послушно отвернулся и быстро разделся сам. Когда я пристраивался рядом, она лежала на спине, прикрыв грудь руками, зажмурившись. Теперь это была не палка, а камень, ее даже трясло от напряжения.

— Конни, — ласково сказал я, — вы ведь не девушка?

Она яростно помотала головой.

— Хорошо! Я не собираюсь насильничать. Как только захотите меня остановить, скажите. Доверьтесь мне. Вы мне верите?

Кивок.

Я погладил ее спутанные волосы. Я нежно коснулся ее. Мне нравилась эта роль, и я увлекся. Кончики пальцев. Легкое касание губ. Любовный шепот. Я заставил ее опустить руки. Водил ладонью по ее телу. Тихонько сказал, как она прекрасна.

Глаза ее оставались закрытыми.

— Посмотри на меня, — уговаривал я. — Ты ведь сказала, что хочешь видеть.

Веки дрогнули, чуть приоткрылись. Она взглянула мне в глаза.

Я улыбнулся.

— Вот он я. Такой же испуганный, как ты.

Понадобилось время. Много времени. Но наконец я вошел в нее. Она недвижно лежала, уставившись поверх моей головы в потолок.

— Не больно? — спрашивал я. — Хочешь меня остановить?

Она ничего не сказала, и мой порыв стал угасать. И тогда, словно почувствовав это, она ответила. Тело ее оттаяло, ожило, разошлись, изогнувшись, ноги, она прижала меня к себе, затрепетала.

— Я тебе нравлюсь? — допытывалась она. — В самом деле?

— Я люблю тебя. Ты желанная. Ты прелесть. Фантастика.

Тело ее стало податливым и мягким. Я радостно пахал, и она застонала. Глаза ее увлажнились, и в конце мы оба кричали дикую песню. И потом она не выпустила меня, а прижала покрепче.

— Конни, — сказал я, — что с тобой произошло?

— Меня изнасиловали.

Я отшатнулся, глядя на нее.

— О Боже. Когда?

— Два года, три месяца и четырнадцать дней назад.

— И сейчас в первый раз…

— Да, — сказала она.

Я взял со стола Сола Хоффхаймера треснувшую кофейную чашку и понюхал ее.

— С каких пор вы стали разогреваться в десять часов утра?

— С тех пор, как начал работать на вас.

— Вы работаете не на меня. Вы работаете на себя.

— Да бросьте, — устало сказал агент, махнув рукой. — Что вы сегодня продаете — раковую опухоль?

— Я ничего не продаю. Я раздаю. — Я бросил на стол конверт. — Восемь сотен. Неплохое приданое?

— Есть чем гордиться, — буркнул Хоффхаймер.

— Сол, послушайте. Объявления прекрасно сработали, я нашел через вас несколько хороших ребят. Но мне приходится тратить много времени на предварительные переговоры. Больше половины дают от ворот поворот.

— И что?

— А то, что вы очень помогли бы, взяв эти беседы на себя.

Агент молчал.

— Ваша ставка повысится, — твердо продолжал я. — Сто пятьдесят за каждого жеребчика. Может быть, гранд в месяц.

— А может быть, год за сводничество.

Я пожал плечами.

— Любой бизнес связан с риском. И чем выше прибыль, тем выше риск.

Агент выплеснул содержимое из кофейной чашки, вынул из стола пинтовую бутылку дешевого виски и дрожащей рукой налил чашку с верхом.

— А кем я буду, получив повышение по службе? Подтиральщиком?

— Вы считаете это каким-то нездоровым, тайным бизнесом, — разозлился я. — Ничего подобного. У нас прекрасная комфортабельная квартира. Наши клиентки — богатые, хорошо одетые женщины. Многие из них вращаются в порядочном обществе. Некоторые служат в крупных корпорациях. Такие женщины не станут мараться. Сол, мы оказываем профессиональные услуги в чистой, приятной обстановке.

Хоффхаймер с любопытством поглядел на меня.

— Вы действительно верите в это дерьмо собачье?

— Верю, потому что это правда. Я не хочу иметь ничего общего с деятельностью ниже первого класса.

Прежде чем вернуться к себе, я зашел в аптеку на Таймс-сквер и купил упаковку презервативов «Фурекс».

Просмотрев законы, имеющие отношение к организации частных школ в штате Нью-Йорк, Оскар Готвольд посоветовал нам подумать об акционерном обществе. Потом предложил открыть чековый счет «Театральной академии Питера», оплачивая с него все официальные расходы — телефон, электричество, аренду и так далее. Он предупредительно сообщил, что для организации бухгалтерского дела мы можем воспользоваться услугами двоюродного брата его жены, молодого дипломированного бухгалтера-ревизора.

— Вам, конечно, не хочется терпеть убытки, — продолжал юрист. — Но сжульничать с накладными расходами очень легко. Важно иметь бумагу, которую можно предъявить на будущий год налоговой инспекции. У нас полно времени, чтоб продумать фиктивные операции.

Готвольд предостерег нас с Мартой от получения ежемесячного заработка чеком «академии», объяснив, что ее декларированные доходы не смогут оправдать огромную зарплату. Вместо этого можно получать объявленное жалованье раз в неделю чеками по сто долларов, и с них выплачивать подоходный налог. Двоюродный брат его жены подсчитает, сколько нам надо вносить в банк каждый месяц для покрытия официальных расходов.