Гвоздем оргиастической программы стал Сет Хокинс, который выскочил голым из гигантского (картонного) торта, осыпал невесту конфетти и серпантином и преподнес несколько двусмысленных сувениров, которые должны были облегчить ей переживания первой брачной ночи.

Жеребцы получили отличные чаевые, а гости заверили нас, что это была лучшая вечеринка в их жизни. В течение следующих недель мы только и делали, что принимали заказы на завтраки, обеды, девичники, приемы по случаю дней рождения и поминок.

После отставки Уолкотта Сэндза я попросил Сола Хоффхаймера подыскать другого кандидата на роль солидного седовласого «руководящего работника». Он прислал двух претендентов. Марта отвергла обоих.

— В них нет той отеческой заботы, которую умел проявлять Сэндз, — пожаловалась она. — Все папенькины дочки с ума сходили по этому парню. Он придавал инцесту[15] такой шарм!

Но мои проблемы с жеребцами не ограничивались поисками замены Уолкотту Сэндзу.

Гарри Беллинджер, подающий надежды комик, который почти год потчевал нас представлениями, изображая английского йомена, объявил, что получил предложение из Лас-Вегаса. Я не поверил. Я видел его работу и знал, что на Вегас он не потянет. Не тот калибр.

А потом случилось самое худшее. Явился Сет Хокинс, который, заикаясь и краснея, сообщил, что решил вернуться домой в Амарилло и стать телевизионным обозревателем.

Три самых надежных и популярных жеребца покидали нас, и если исход не закончится, мы окажемся в плачевном положении.

Когда в кабинет вошел Кинг Хейес, я вздрогнул в предчувствии катастрофы. Предложил ему выпить глоток «Манишевич Конкорд» из бутылки, которую держал специально для него, и приготовился уговаривать. Но делать этого не пришлось.

— Объявились дезертиры, Питер? — ухмыльнулся он. — Я слышал, ты лишился хороших ребят.

— Правильно слышал, — подтвердил я. — Что, тоже решил?

— Нет. Я держусь. Но пришел предупредить, что кое-кого ты еще потеряешь.

Я недоуменно покачал головой.

— Что происходит, Кинг? Никто не жалуется, они просто уходят.

— Ты всегда был со мной честным, Питер, и я отплачу тебе тем же. Рано или поздно все равно узнаешь. Уолкотт Сэндз открывает свое дело. Обещает делить по семьдесят и тридцать и переманивает парней.

— Этот ублюдок? — возмущенно вскричал я. — Он собирается платить жеребцам по семьдесят?

— Вот именно.

— Где он обосновался?

— Точно не знаю. Могу узнать, если это так важно.

— Узнай, Кинг! Это очень важно.

Я просто кипел от негодования. Подлость Уолкотта Сэндза разъярила меня.

— Кинг, а тебя он сманивал?

— Еще бы.

— А ты почему не поддался?

— Да я сказал, ты всегда был со мной честным, Питер. И бизнес твой честный, классный и чистый. Ведут себя все прилично. А Сэнди… По-моему, он хочет заняться еще кое-чем.

— Наркотики?

— Может быть. Он ведь сам не придет, не скажет. И, наверно, будет обслуживать парней.

— Господи, — сказал я, — либо одно, либо другое, но не все вместе!

— Я сказал, что думаю.

Я пошел к потайному сейфу, вытащил сотенную, протянул ему.

— За верность, — сказал я.

Он взглянул на деньги.

— Зря ты так, Питер.

— Знаю, но мне очень хочется.

Он смял бумажку в кулаке.

— Так в этом все дело? В деньгах?

— Ты Дождевую Воду знаешь?

— Психа-чероки? А как же.

— Он называет их «черепками». Вот так к ним и надо относиться, Кинг. Как к мыльным пузырям.

Я позвонил Марте домой и спросил, можно ли к ней прийти.

— Что-нибудь важное? — спросила она.

— Да, черт возьми, важное.

Она помедлила.

— Ближе к полуночи, Питер, ладно? Ко мне придет друг, но к тому времени уже отчалит.

Когда я пришел, она была в купальном халате и напоминала драную кошку. Рука, сжимавшая рюмку коньяку, дрожала.

— Неплохо повеселились, — усмехнулся я.

Но Марта не собиралась говорить на эту тему.

— Что за срочность? — спросила она.

Я повторил все, что рассказал мне Кинг Хейес.

— Ну и сукин сын этот Сэндз, — сердито сказала она. — Впрочем, я и ждала чего-то подобного. Лучше давай выяснять, что за хазу он держит.

— Как же мы выясним — пропустим его через детектор лжи?

Она подумала.

— Пошлем Никки Редберн. Сэндз ее не знает.

— Думаешь, она справится?

— Никки? За бакс она справится с чем угодно.

Я мог уходить, но чувствовал, что ей нужна компания. Налил себе арманьяку и сел в кресло.

— Давай! Расскажи папочке. Что с тобой?

— Будь все проклято! — сказала она. — Каждый раз, когда я пытаюсь поступить благородно и принести себя в жертву, я шлепаюсь задницей в грязь.

— В чем дело?

— Мой друг. Он хочет стать губернатором.

— Губернатором? Боже правый! — воскликнул я.

— У него сильные конкуренты. Только многие уступают в весовой категории, и ни у кого нет таких денег.

— По-твоему, у него есть шанс?

Она кивнула.

— Неплохой. И только одна проблема — я.

— Он понимает?

— Вполне. Об этом мы сегодня и говорили. Старик растрогал меня, я сказала, чтоб он обо мне забыл. Сказала, что все понимаю, ни в чем его не виню. Он выбрал имидж мистера Чистюли и все поставил на эту карту.

— И что он ответил?

— Заплакал. Веришь? Сказал, что не может оставить меня. Чуть с ума не сошел.

Я пожал плечами.

— Наверно, он тебя любит.

Она смотрела в коньячную рюмку.

— Нет, это не любовь. Помнишь, что я говорила про Люка Футтера? Хитрейший в мире мужик слышит запах горячей плоти и теряет рассудок. Так и мой. Просто влип.

— Послушай, Марта, он взрослый человек, ему решать. Разве что ты сама дашь ему отставку.

— Не-е-ет, — протянула она. — Мне этого вовсе не хочется.

Как ни трудно в это поверить, она была влюблена. Я думал, она слишком хорошо знает мужчин и жизнь, чтобы связаться с женатым человеком, который никогда не оставит жену, семью, карьеру.

Может, она такая же чокнутая, как все остальные. Может, он зацепил ее. Может, она его любит.

И, любя, собирается с ним расстаться, ибо знает, что это придется сделать, если он захочет добиться своей цели. Настоящая мыльная опера. Не хватает только финала, где она, обливаясь слезами, следит за инаугурацией в губернаторском дворце, уткнув нос в оконное стекло.

— И ты собираешься снова с ним встретиться? — спросил я.

— Думаю, да, — кивнула она. — На его похоронах.

Я вспомнил об этом позже.

После того как Кинг Хейес раскрыл нам глаза на вероломство Уолкотта Сэндза, мы пережили несколько тяжелых недель. Ушли еще четыре жеребца, доходы упали, так как пришлось отказывать клиенткам.

Мы приняли меры к минимизации потерь. Подпольный характер нашего бизнеса вовсе не означал, что нам нельзя опираться на здоровые, честные принципы менеджмента.

В такой трудоемкой профессии, как наша, ключ к успеху — постоянная и надежная рабочая сила. Но под давлением обстоятельств нам пришлось принимать поставляемых Солом Хоффхаймером второсортных жеребцов. Не скажу, что это были неряхи или придурки, они просто не дотягивали до наших обычных высоких стандартов. Мы поклялись, что снизили класс обслуживания лишь на время.

Кроме того, послали за Оскаром Готвольдом и Игги, созвав совещание с целью пересмотра тарифных ставок.

Мы отказались принять политику заработной платы, предложенную Сэндзом, и поднимать жалованье жеребцов до семидесяти долларов за «сцену», опасаясь спровоцировать «войну цен».

Игги предложил наряду с зарплатой учредить комиссионную систему, которая гарантирует жеребцам фиксированный минимум, плюс дополнительное вознаграждение в зависимости от количества обслуженных за месяц клиенток.

Марта заметила, что такая система толкнет жеребцов на непосильный труд, что, в свою очередь, вызовет недовольство заказчиков.