— А какие слова? — обрадовалась Маша.

— Сейчас я тебе этого не скажу. А то вдруг без меня назад вернуться задумаешь!

— Что же ты меня предательницей считаешь? — возмутилась Маша.

— А не обижайся, — отвечает норушка, — мы, мыши, от людей-то натерпелись, отсюда и недоверие! Так что поторапливайся, пойдём место заветное искать.

Но не успела Маша ответить, как вдруг поднялся вокруг писк да визг: это злючки Машин голос услышали, стали еду требовать! Испугалась Маша, помчалась прочь, дороги не разбирая, и мышка за ней следом несется, попискивает, еле успевает. А кругом темно, ничего не видно. Вот и угодила бедная девочка в болото, прямо в трясину. Трясина чавкает, Машу затягивает, та кричит-вырывается, но только сильнее тонет. Мышка маленькая рядом на кочке сидит, от страха пищит, а помочь ничем не может.

Вдруг слышит Маша — топот: это Малявка, злючками разбуженная, нагнала беглянку.

— Ах ты, негодная! — кричит Малявка. — Вот я тебя не стану вытаскивать! Нет тебе больше веры!

— Прости меня, вреда! — плачет Маша. — Мне домой хочется, к мамочке! Вытащи меня, Малявочка, отсюда, да пожалей, домой отпусти! Пожалуйста!!!

— Как бы ни так, — отвечает та. — Мне за тебя награда обещана, хочешь-не хочешь, а я из тебя настоящую вреду сделаю! А чтоб ты не сбежала, я к тебе сторожей приставлю.

Малявка Машу из трясины вытянула, а потом ногой топнула, в ладоши хлопнула, на своем тарабарском языке заклинание пролопотала, и тут же явились перед ней две жабы огромные, с Малявку ростом. Смотрит Маша, а у жаб из пастей раскрытых клыки торчат, и рычат они, как псы сторожевые. Страшно девочке, еще страшнее мышке-малышке. Только жабы на мышку внимания ноль, а к Маше будто приклеились: рядом прыгают, страшных глаз с нее не спускают.

Некуда бедной пленнице деваться: утро настало – нужно на испытание идти. Пошли они: впереди жаба скачет, за ней Малявка вприпрыжку, потом Маша идет, плачет, спотыкается. За Машей вторая жаба прыгает, подгоняет, ворчит, в оба глядит. Только не видит жаба, что у девочки в кармашке сидит мышка-малышка и Машу поучает: «Не перечь Малявке, — говорит, — а притворись своей, да выведай, где берёзка зелёная, да родничок заветный в Поганом месте!»

Утерла Маша слезы, шагу прибавила, поравнялась с вредой и давай к ней подлизываться:

— Не сердись, Малявочка, верой-правдой тебе служить буду! Хочу стать такой, как ты — вредой настоящей! Только тяжко мне с непривычки в Поганом месте: дух тяжелый и водица мутная. Мне бы хоть разок чистой водицы попить — силы бы и прибавились!

— Давно бы так! — обрадовалась вреда. — Будешь делать, что я скажу — так и я тебе послабление сделаю. Вот угодишь Бухтею, испытание пройдёшь — так и быть, свожу тебя чистой водицы попить.

— А где же тут чистая водица?

— А под березой постылой, заколдованной!

— Какой такой постылой, заколдованной?

— А вот какой: сколько Бухтей ту берёзу ни изводит — она на другой день снова вырастает. Ничего её не берёт — ни огонь, ни топор, ни Бухтея заговор!

— А зачем же Бухтей ту берёзку изводит?

— Этого тебе знать не надо! Ишь, какая любопытная! Молчи, давай, да поторапливайся — Бухтей ждать не любит!

Вот пришли они к Бухтею. Вылез он из своей норищи — страшный, лохматый — и давай бухтеть «Бухти-бухты, бухти-бухты!»

— Чего это он? — спрашивает Маша шёпотом, а сама к Малявке жмется, боязно ей, но уж не так, как в первый раз.

— Молчи! — шипит Малявка. — Это он силу зловонную набирает!

Набрал Бухтей силу, смрад от него пошёл такой, что терпеть невозможно, а терпеть-то надо. Вот Маша и терпит. А Бухтей тем временем к ним направился. Кинулись ему навстречу жабы, давай возле ног вертеться, ручищи страшные лизать. И Малявка подбежала, к ручище припала — давай целовать.

— А ты что же, Маша, рук своему царю не целуешь? Или не хочешь быть в моём царстве? — грозно спрашивает Бухтей.

— Иди, иди! — подскочила к ней вреда и ну толкать к Бухтею.

Ткнулась Маша носом в вонючую шерсть, аж голова у неё закружилась. Но ничего, выдержала. А царь Поганого места вместо посоха желтую кость держит. Как стукнул он оземь этой костью, так земля задрожала, и со всех сторон потянулись к нему твари его подданные: кто из нор вылезает, кто из болота, кто из кустов продирается. Окружили Машу, смотрят на неё, перешёптываются. И страшно девочке, и чудно: про таких чудищ раньше она только мультики смотрела, а тут их вон сколько, на любой вкус. Но ведут себя тихо. Смотрит Маша — вокруг не только монстры, да кикиморы болотные, а есть в толпе и такие, как она девочки и мальчики — вреды, значит. Грязные, худущие, но ехидные, смотрят на Машу, похихикивают.

Вдруг как крикнет Бухтей:

— Испытать её!!!

Тут Малявка засуетилась, подвела девочку к колодцу, что возле норы Бухтеевой стоит. А в колодце вода черная-черная, как чернила.

— А ну, вспоминай, — приказывает Малявка, — самого вредного из твоих друзей!

— Нет у меня вредных друзей, — отвечает девочка, — и Иринка хорошая, и Светочка, и Алёнка добрая — всегда делится…

— Нет, нам добрые ни к чему, с ними зло творить не получится, вспоминай плохих! Да живо!

Тут вспомнила Маша Егорку соседского, который у нее велосипед отбирал: сам на её же велосипеде катался, а Маше не давал. Только вспомнила она Егорку противного, глядь, а в колодце, как на экране Егорка и появился. Смотрит Маша, удивляется, а мальчик на экране шоколадку лопает.

— Ну, теперь будем ждать, пока он вредничать начнёт, тогда и начнём зло творить — говорит Малявка.

— А сколько ждать?

— А пока не начнёт.

— А если он совсем вредничать не станет? — спрашивает Маша.

— Ну, тогда Бухтей тебя в лягушку превратит!

Но тут Егорка завредничал. Шоколадку доел, и давай у своей мамы вторую выпрашивать.

— Нельзя, — говорит Егоркина мама. — Много сладкого вредно.

— А-а-а! — ноет мальчик. — Хочу ещё!

Вреда Малявка вытащила из мешка злючку, Маше в руки сунула:

— На, — говорит, — плюнь, дунь, а потом злючку кидай! Да быстрее!

Маша так и сделала. Злючка в воду бултыхнулась, пошли по воде круги, а когда все успокоилось — опять стал виден Егорка. Только уж он не просто капризничал, а злился вовсю и вел себя безобразно: кричал – слюной брызгал, на маму кулаками махал, один раз даже задел!

— Видишь, — кричит вреда, — наша с тобой работа! Сейчас ещё чуть-чуть, и можно будет тащить!

— Кого тащить? — спрашивает Маша, а у самой на душе плохо-плохо.

— Да вот, нового вреду! Ну что, понравилось тебе зло творить?

Маша кивнула, а сама думает: «Так вот, почему иногда так бывает: злишься-злишься и остановиться не можешь! А это, оказывается, в тебя злючек кидают! А эту-то злючку я сама и вырастила, и в Егорку кинула!» — на душе у девочки ещё хуже сделалось.

А в это время вода чёрная в колодце вспенилась, аж забурлила.

— Тащи его! Тащи! — закричали кикиморы и вреды из толпы. А монстры зарычали – загудели, говорить-то не умеют, только кричат!

Тут несколько вред подскочили, в колодец сеть закинули, и как рыбину, вытащили из черной воды испуганного Егорку.

— А-а-а! — залился слезами мальчик. — Где я? Что же это делается-то?

— Цыц! Кончай мокроту разводить! — прикрикнула на него Малявка. — Не то быстро в мокрицу превратим!

Испугался мальчик, рот рукой прикрыл и тут Машу увидел — глаза от удивления вытаращил, но молчит, мокрицей стать боится. Стыдно-стыдно Маше стало, а тут Бухтей к ней повернулся и давай её хвалить:

— Вот, говорит, молодец, хорошая вреда из тебя получится! Прошла ты, Маша, испытание, да и лучше многих! Такого злющего мальчишку нашла, что сразу в наше царство забрать получилось! А то с иным возиться приходится неделями, пока созреет он для Поганого нашего места. Да и то, притащишь кого, а толку нет! Эх, настоящих-то злющих мало! Иди, руку целуй!

Тут все захлопали, ногами затопали — радуются! Но Бухтей снова костью своей о землю стукнул — все стали расходиться: кто — в болото, кто — в кусты, кто — в норы. Через минуту остались с Бухтеем только вреда, весёлая, довольная, Егорка заплаканный, да Маша. А у Маши мышка, в кармашке спрятанная. Даже жабы разбежались, знать страшных сторожей к пленнице решили больше не приставлять, доверие оказали. Одна Малявка осталась начальницей. Её-то Бухтей, видно, щедро наградил, что-то такое ей на языке непонятном паганинском сказал, что Малявка аж подпрыгнула от радости.