Тем временем король Марк повелел сложить костер из терновника для Тристана и королевы, ибо они преступили закон. Все готово для казни.

Послушайте же, каково милосердие Божие! Не желая смерти грешника, Господь внял слезам и воплям бедных людей, которые молили Его за мучимых любящих. У дороги, по которой Тристана вели на казнь, на вершине скалы возвышалась над морем часовня. Стены задней ее стороны были расположены на краю утеса, высокого, каменистого, с острыми уступами. И над самой пропастью было расписное окно искусной работы какого–то святого человека. Тристан сказал тем, кто его вел:

— Видите ли вы эту часовню, добрые люди? Позвольте мне войти в нее. Смерть моя близка, я помолюсь Богу. У часовни всего один выход, и я могу выйти только этой дверью.

Они дали ему войти. Он кинулся внутрь часовни, подскочил к окну, схватился за него, открыл и прыгнул наружу… Лучше это падение, чем смерть на костре, да еще перед сборищем врагов!

Знайте, добрые люди, что Бог смиловался над ним: ветер надул его одежду, подхватил его и опустил на большой камень у подножия скалы.

До сих пор еще корнуэльцы зовут этот камень «Прыжок Тристана».

Когда до короля дошла весть, что Тристан бежал через окно часовни, он побледнел от гнева и приказал своим людям привести Изольду.

Ее влекут. Она появляется на пороге залы, протягивая свои нежные руки, из которых сочится кровь. Крик несется по всей улице: «Боже, смилуйся над ней! Благородная, достойная королева! В какую печаль ввергли нашу страну те, что предали тебя!»

Привели королеву к костру из пылающего терновника. Случилось так, что сто прокаженных, обезображенных, с источенным телом, приковыляли на костылях под звуки своих трещоток и столпились у костра. Из–под распухших век их налитые кровью глаза любовались зрелищем.

Ивен, самый отвратительный из больных, закричал королю Марку пронзительным голосом:

— Ты хочешь, государь, предать огню свою жену? Наказание справедливое, но слишком скорое. Я могу научить тебя худшему наказанию, такому, что она будет жить, но с великим позором, вечно желая себе смерти. Отдай Изольду нам, прокаженным. Никогда женщина не будет иметь худшего конца.

И король согласился. Изольда уходит, ведут ее Ивен и сто прокаженных. Ужасный сонм вышел из города. Они направились по дороге, но здесь в засаде их поджидали Тристан с верным Горвеналом.

Тристан отбил королеву у Ивена, впредь ей больше никакого зла не будет. Он разрезал веревки, связывавшие ее руки, и они углубились в лес Моруа. Там, в густой чаще, Тристан почувствовал себя в безопасности, как за стеной крепкого замка.

Он нарубил ветвей, устроил шалаш и покрыл его листвой. Изольда густо устлала его травой. Тогда в глубине дикого леса началась для беглецов жизнь суровая, но милая им.

В глуби глухого леса, с великим трудом, словно преследуемые звери, они бродят и редко осмеливаются к вечеру возвратиться на ночлег в шалаш. Питаются они только мясом диких зверей, вспоминая с сожалением о вкусе соли и хлеба. Их изможденные лица по–бледнели, одежда, раздираемая шипами, превращается в лохмотья. Но они любят друг друга — и не страдают.

Однажды, когда они скитались по густой чаще, никогда не знавшей топора, случайно набрели они на хижину отшельника Огрина. Старик прогуливался тихими шагами, опираясь на посох.

— Сеньор Тристан! — воскликнул он. — Узнай, какой великой клятвой поклялись жители Корнуэльса. Король велел объявить во всех приходах: кто тебя поймает, получит в награду сто марок золотом. И все бароны поклялись выдать тебя живым или мертвым. Покайся, Тристан! Бог прощает грешников.

— Раскаяться мне, друг Огрин? Но в каком преступлении? — отвечал Тристан. — Я предпочел бы скорее нищенствовать всю мою жизнь по дорогам и питаться травами и кореньями вместе с Изольдой, чем без нее быть королем славного государства. Она более не принадлежит королю Марку. Он отдал ее своим прокаженным, у прокаженных я ее и отнял. Теперь она навсегда моя. Расстаться с ней я не могу, как и она со мной.

И они простились с Огрином. Взявшись за руки, они вступили в высокие травы. Вереск, деревья сомкнули за ними свои ветви, и они исчезли за листвой.

Послушайте, добрые люди, о славном приключении. Тристан воспитал собаку–ищейку, красивую, живую, легкую на бегу. Звали ее Хюсден. Преданный пес оборвал привязь и убежал в лес, ища своего хозяина. Тристан с королевой и Горвенал услышали издалека лай собаки. Это Хюсден! Они испугались, что король, должно быть, преследует их. Опечалился Тристан: наверное, придется убить собаку, иначе она их выдаст. Но Изольда сказала ему:

— Мне приходилось слышать об одном уэльском леснике, который приучил свою собаку бегать без лая по кровавому следу раненых оленей. Вот была бы радость, дорогой Тристан, если бы удалось, потрудившись, выучить тому и Хюсдена.

Не прошло и месяца, как Тристан научил собаку охотиться молча. Когда, бывало, он ранит стрелой косулю или лань, Хюсден, никогда не подавая голоса, выслеживает ее по снегу, льду или траве.

Прошло лето, наступила зима. Любящие жили, приютясь в пещере, на земле, отвердевшей от мороза, и льдинки щетинили их ложе из опавших листьев. Ни он, ни она не чувствовали горя — такова была сила их любви. А когда вернулось светлое время года, они вновь построили себе шалаш из зазеленевших ветвей. Тристан с детства умел искусно подражать пению лесных птиц, и порой к шалашу слетались на зов иволги, синицы, соловьи.

Случилось, однако, что один из четырех предателей, Генелон, увлеченный охотой, осмелился забрести в лес Моруа. В то утро на опушке леса, в глубоком овраге Горвенал, расседлав своего коня, пустил его пастись на молодой траве. Поблизости, под навесом из ветвей, на груде цветов и зелени покоился Тристан, крепко обняв королеву, и оба спали.

Внезапно Горвенал заслышал лай своры. Вдали на лугу показался охотник, и Горвенал узнал его. Это был Генелон, барон, которого больше всего ненавидел его господин. Выскочив из засады, Горвенал схватил его коня под уздцы. И в одно мгновение припомнив все то зло, которое сделал этот человек, он валит его с коня и мечом отрубает ему голову. Когда другие охотники нашли обезглавленный труп, они бросились бежать подальше от этого места. И с тех пор никто уже больше не охотился в лесу Моруа.

Но вот что случилось летним днем, в пору жатвы, вскоре после Троицына дня. Тристан отправился на охоту, но прежде чем настанет вечер, великое горе постигнет его. Нет, никогда любящие не любили так сильно и не искупили этого так жестоко!

Когда Тристан вернулся с охоты, утомленный изнуряющим зноем, он захотел лечь и поспать. На ложе из зеленых ветвей, устланном свежей травой, первой легла Изольда. Тристан лег возле нее, положив между нею и собой обнаженный меч. На их счастье, были они одеты. У королевы на пальце сиял золотой перстень с чудным изумрудом, который подарил ей Марк в день их свадьбы. Так спали они.

Случилось, что лесник набрел на их жилище. Он увидел их спящими, узнал и пустился бежать, боясь грозного пробуждения Тристана. Прибежав в Тинтагель, лесник оповестил короля о находке.

Король велел оседлать коня и незамеченным выехал из города. Он сам умрет, если не убьет их. Он проник в шалаш один, с обнаженным мечом, и уже занес его… Какое будет горе, если он нанесет этот удар! Но он увидел, что губы Тристана и Изольды не соприкасались, и обнаженный меч разделял их тела.

— Боже! — сказал король Марк. — Что я вижу? Могу ли я убить их? Они так долго жили в этом лесу, и если бы любили друг друга грешной любовью, разве положили бы этот меч между собой? И разве не знает каждый, что обнаженное лезвие, разделяющее два тела, служит порукой и охраной целомудрия? Нет, я их не убью: это было бы большим грехом. Но я устрою так, что, проснувшись, они узнают, что я застал их спящими и не пожелал их смерти и что Бог сжалился над ними.