— Будь у нас гостем, — сказал Гизельгер, — будь гостем ты и твои товарищи, приехавшие с тобой. Я же и все мои родичи охотно будем тебе служить, — При этом он приказал подать гостю вина.

— Проси у нас добром всего, что только у нас есть, мы готовы разделить с тобой наше имущество и положить за тебя нашу жизнь, — сказал тогда и Гунтер, и Зигфрид окончательно смягчился.

Так стал Зигфрид с товарищами дорогим гостем в земле бургундов, и в течение многих дней при дворе Гунтера устраивались в честь его пиры и военные игры, и Зигфрид во всем и всегда оказывался первым — так велика была его сила.

Рады были нидерландскому витязю и дамы, с которыми рыцари проводили время. Но душа Зигфрида была поглощена мечтой о высокой любви, хотя он ни разу не видал еще красавицы Кримхильды.

Но в то время как рыцари и оруженосцы на дворе предавались военным играм, Кримхильда смотрела на них из окна своей комнаты, и не было для нее лучшей забавы. Часто задумывался Зигфрид о том, как бы увидать ему Кримхильду, — давно уже любил он ее всей душой, а до сих пор еще совсем ее не знал, и это сильно печалило его. Когда же братья–короли отправлялись объезжать свои владения, Зигфрид сопровождал их, и Кримхильда грустила, не видя его.

Так целый год прожил Зигфрид в земле Гунтера и ни разу еще не видал прекрасной девушки, принесшей ему потом столько любви и столько бед.

Тем временем явились к Гунтеру гонцы, вызывая братьев на бой. Послали их король саксов Людегер и союзник его король Дании — Людегаст. С честью приняв гонцов, Гунтер собрал совет. Братья и все воины его решили принять вызов, и Хаген посоветовал королю просить помощи у Зигфрида.

— Рад я помочь вам в беде, — сказал Зигфрид, — но у меня с собой всего лишь двенадцать человек изо всех моих воинов. Но дайте мне тысячу ваших мужей, и я справлюсь с врагами, хотя бы их набралось до тридцати тысяч.

Сильно горевал Гунтер и не знал, что делать: никогда еще враги не нападали на его землю, и очень обрадовался он, услыхав ответ Зигфрида. На другое утро

объявил он гонцам, что принимает вызов, и, щедро одарив, отпустил их домой.

Смутились Людегер и Людегаст, узнав от гонцов, что при дворе Гунтера жил нидерландский витязь Зигфрид, но, делать нечего, принялись собирать свои войска, и набралось у них до сорока тысяч воинов. С таким войском двинулись они в поход на Бургундию.

На помощь Гунтеру явились его братья со своими дружинами и все лучшие бургундские воины; нести знамя поручили отважному шпильману Фолькеру. Снарядившись, бургунды пошли через Гессен к земле саксов. Подойдя к границе, Зигфрид, посоветовавшись со своими воинами, разделил войско: во главе юных бойцов поставил он Данкварта, охранять тыл поручил Ортвину, сам же поехал вперед — разведать, где находятся враги.

Так, один, въехал он в землю саксов и скоро увидал в поле большое войско — тысяч в сорок, а может быть и больше. От этого войска тоже выехал вперед витязь в полном вооружении, — должно быть, тоже для того, чтобы разведать о врагах. Был это сам король Людегаст. Всадники, завидя друг друга, тотчас же съехались и вступили в битву. Были они почти равной силы, но тем не менее Зигфрид успел нанести Людегасту три глубоких раны, прежде чем тридцать человек его воинов подоспели к нему на помощь.

Людегаст сдался, и Зигфрид, отбившись один от прискакавших Людегастовых воинов, поехал назад, захватив с собой своего пленника.

Обрадовались бургунды, узнав, какого пленника привез Зигфрид, и сейчас же собрались в поход: Фолькер, могучий шпильман, выступил вперед со знаменем, и Зигфрид повел свое войско на саксов. Завязалась жаркая битва, но и все сорок тысяч саксов не могли устоять против одной тысячи Зигфридовых воинов и двенадцати его товарищей. В самый разгар битвы Людегер, могучий король саксов, увидал Зигфрида, размахивавшего мечом своим Бальмунгом, и поспешил сразиться с ним; знал он о плене Людегаста и думал, что это дело рук Гернота, и пылал гневом на бургундов. Витязи стремительно напали друг на друга, в то время как бой вокруг них закипел с еще большим ожесточением. Людегер и Зигфрид уже бросили коней и бились пешие, как вдруг Людегер увидал корону на щите Зигфрида и тут только узнал его. Сейчас же обратился он к своим воинам и велел им прекратить битву. «Здесь Зигфрид, сын Зигмунда, — сказал он им, — видно, сам дьявол послал его на саксов!»

Тут же согласился он на все, что потребовал от него Зигфрид, и сам сдался ему в плен.

Бургунды послали вперед гонцов с радостной вестью и, подсобрав раненых и захватив до пятисот человек пленных, отправились в обратный путь.

Погруженный в печальные мысли, Гунтер сидел у себя в Вормсе, поджидая вестей, и как же обрадовался он, когда прискакали гонцы с вестью о победе.

Узнав об их приезде, Кримхильда тайно призвала к себе одного из гонцов и подробно расспросила его о битве. И как же ликовала она в душе, слушая рассказ его о подвигах Зигфрида!

Король Гунтер с радостью встретил своих воинов и ласково обошелся с пленными королями: обоим им даровал он свободу с условием, что они без его спросу не уедут из бургундской земли.

По совету Гернота Гунтер распустил по домам своих воинов, приказав им собраться к нему через шесть недель, чтобы достойно отпраздновать победу: надеялся он, что к тому времени воины его отдохнут и даже раненые успеют выздороветь. Потом просил он и Зигфрида не уезжать от него. Зигфрид, конечно, не согласился бы остаться — не имел он нужды наниматься на

службу к другим королям, да все еще думал он о Кримхильде и хотелось ему во что бы то ни стало повидать ее, и обещал он погостить еще у короля Гунтера.

Прошло шесть недель, и к Троицыну дню собралось на пир к Гунтеру тысяч пять, если не больше, отважных его воинов. Перед началом празднеств Ортвин подошел к королю и сказал, что для того, чтобы праздник был действительно весел, надо пригласить на него и всех благородных дам бургундской земли. Гунтер сам видел, что отважный Зигфрид только и думает, что о его сестре, и охотно согласился на предложение Ортвина и приказал матери своей Уте явиться на пир вместе с дочерью и состоявшими при них девицами. Отобрав сто витязей из числа своих родичей, приказал он им всюду сопровождать Кримхильду и служить ей.

Увидя красавицу Кримхильду — в роскошных одеждах, усыпанных драгоценными каменьями, и видя, что она красотою своею затмевала всех дам, Зигфрид то радовался ее красоте, то приходил в отчаяние.

«Может ли быть, чтобы мне когда–либо позволено было тебя любить? — думал он. — Лучше мне умереть, чем остаться для тебя чужим!»

Сам же Зигфрид в эту минуту был необычайно красив, точно на картине, нарисованной искусным художником, и все, глядя на него, говорили, что никогда еще не видали они такого прекрасного витязя.

В то время как Кримхильда, окруженная своими девушками и рыцарями, входила в зал и все гости расступались перед ними, подошел к Гунтеру Гернот и сказал:

— Позволь Зигфриду подойти к сестре, и пусть она приветствует его. Никогда еще никому не оказывала она такой чести. Этим мы сделаем из него себе друга.

Согласился Гунтер. Подошел Зигфрид к Кримхильде, и она, взяв его за руку, приветствовала его и поцеловала его. Зигфрид довел Кримхильду до собора и после службы по выходе из собора опять подошел к ней.

Так целых двенадцать дней Зигфрид почти не расставался с Кримхильдой.

Под конец празднеств король Дании Людегаст и саксонский фогт Людегер стали просить отпустить их домой, предлагая за себя выкуп — столько золота, сколько будут в силах увезти пятьсот коней.