На пути присоединился к ним король из Гарадеи, он привел с собою до десяти тысяч известных в народе воинов.

На Вюльпензанде все вышли на берег и посетили монастырь; был он в то время уже очень богат: и старые и молодые — все вносили туда свои вклады.

Много сирот поклонилось тут могилам своих отцов, и оттого еще более возрос гнев их на врагов, причинивших им столько зла.

Много трудов и бед предстояло им претерпеть во время дальнейшего плавания, не спасло их и то, что указывали им путь сам престарелый Вате и Фруте из Дании. Южные ветры свирепствовали в море; корабли сильно страдали от бури, прекрасные их мачты погнулись, и долго пришлось им плавать в каких–то неведомых водах, пока наконец не задул попутный западный ветер и не понес их прямо к берегам Нормандии. Но и тут приключилась было новая беда: море разбушевалось, и волны, чуть не открывавшие морское дно, страшно качали корабли, и борта их так и трещали.

— Дорогою же ценой купим мы честь и славу, — сказал Ортвин.

Корабельщики приходили в отчаяние и ждали уже верной гибели.

Хоранд, отважный датский витязь, старался успокоить их:

— Не бойтесь, — говорил он им, — то дуют западные ветры, а западные ветры никому не причиняют зла.

Хоранд сам влез на мачту и, усевшись в корзину, прикрепленную на ее вершине, сам внимательно осмотрел местность.

— Будьте осторожнее, — сказал он, — убавьте парусов, — мы уже вблизи берегов Нормандии.

На всех кораблях сейчас же убрали паруса. Вдали перед ними виднелась гора, а перед горой — большой лес. Туда–то, по совету Вате, и направили они свой путь.

Корабли подошли к самому лесу и тут бросили якоря. Место было дикое и пустынное, и никто не мог их тут приметить. Воины спокойно и не торопясь высадились на песчаное побережье.

Много хорошего нашли они здесь, особенно же обрадовались стекавшим с горы и протекавшим в лесу холодным источникам.

В то время как воины спокойно расположились на отдых, витязь Ирольт, выбрав необыкновенно высокое дерево, влез на него, чтобы обозреть местность.

— Радуйтесь, юноши, — крикнул он с дерева, — я вижу отсюда высокие башни и огромный дворец. Завтра к полудню мы, конечно, будем уже в Нормандии.

— Ну так прикажите же перенести на берег щиты и оружие и ваше военное платье. Да не трудитесь сами, а пошлите слуг, пусть они дадут размяться коням да позаботятся, чтобы были в порядке ремни у щитов и брони. Если же у кого–нибудь из вас платье окажется не совсем приспособлено к вооружению, то и этой беде можно помочь: королева Хильда прислала с нами сюда пятьсот бронь, и их отдадим мы теперь отважным, славным рыцарям. — Так распоряжался Вате.

Пока выводили коней и примеряли на них попоны, покамест прогуливали их и заставляли скакать, причем оказалось, что многие кони сильно застоялись, — на берегу развели костры и началось приготовление роскошных яств из провизии, какую только удалось добыть на морском берегу.

После ужина воины спокойно проспали здесь до утра.

— Надо нам послать послов, — сказал Ортвин, когда вожди стали совещаться, что им предпринять. — Пусть разведают они о судьбе моей сестры и о несчастных девушках, попавших вместе с нею в плен: живы ли они еще или нет? У меня сердце болит от жалости, как только я подумаю о них.

Тогда стали они рассуждать, кого бы послать, кто сумел бы и разведать хорошенько, где находились девушки, и в то же время утаить от врагов свои расспросы.

— Я сам пойду разведчиком, — сказал Ортвин. — Кудруна мне сестра и по отцу, и по матери, и никто не исполнит этого дела лучше меня.

— А я буду вторым, — сказал король Хервиг, — и или добьюсь своего, или погибну. Если тебе девушка приходится сестрой, то мне отдана она в жены, и ни на один день не уклонюсь я от службы ей.

— То было бы чистое ребячество! — воскликнул в гневе Вате. — Не делайте этого, послушайте меня, доблестные витязи: если только Хартмут признает вас, он прикажет повесить вас обоих на одной виселице.

— Будь что будет, — отвечал король Хервиг, — друг всегда должен быть готов сослужить службу другу, а потому и я с Ортвином должны постараться во что бы то ни стало найти Кудруну.

Видя, как настойчиво хотят они идти на разведку, послали отговаривать их друзей и воинов. Но все убеждения были напрасны. Ортвин и Хервиг только взяли с них клятву, что в том случае, если возьмут их в плен, никто из их близких и родичей не пожалеет своего добра и земель, чтобы внести за них выкуп; если же их убьют, то они не оставят их неотомщенными и, во всяком случае сделают все возможное, чтобы освободить Кудруну.

Так спорили вожди с утра и до заката солнца, и дело все–таки кончилось тем, что на разведку пошли Ортвин и Хервиг.

Оставим пока витязей и вернемся к Кудруне и Хильдебурге, которые все еще по–прежнему ежедневно выходили на стирку на морской берег.

Раз постом прилетела к ним в полдень пташка.

— Увы, милая пташка, жаль мне тебя за то, что загнали тебя сюда эти волны, — сказала девушка.

И в ответ на это птица заговорила с нею человеческим голосом:

— Послана я к тебе послом от Бога. Спрашивай же меня, прекрасная девушка, и я сообщу тебе вести о твоих родичах.

Услышав голос, молодая девушка не хотела верить, что говорила птица: казалось ей, что слышит она человека.

— Ободрись, чужеземная девушка, — продолжала птица, — ожидает тебя большая радость. Расспрашивай же меня о своей родине, — я прилетела к тебе послом от твоих близких. Сам Господь Бог послал меня сюда тебе на утешение.

Услышав это, Кудруна на коленях возблагодарила Бога.

— Сам Господь Бог печется о нас, — сказала она Хильдебурге, — не будем же больше печалиться и тосковать!

— Раз сам Христос послал тебя сюда нам в утешение, — продолжала она, — то скажи же, жива ли еще королева Хильда? Она была матерью несчастной Кудруны.

— Я скажу тебе это, — отвечала птица, — мать твою, Хильду, видела я живой и здоровой в то время, как посылала она к тебе сюда самое драгоценное, что только может вдова послать своему близкому.

— Еще спрошу я тебя, не сердись за мои расспросы. Жив ли еще брат мой Ортвин, король Нортландский, и Хервиг, мой милый? Эту весть очень хотелось бы мне от тебя слышать.

— Открою я тебе и это. Живы и здоровы и Ортвин и Хервиг: видела я их в море среди волн. Оба витязя дружно работали одним веслом.

— Скажи же мне еще: не знаешь ли ты, не приедут ли в эту землю Ирольт и Морунг? Охотно повидала бы я их: они родичи отца моего Хетеля.

— И это скажу я тебе. Видела я и Ирольта, и Морунга. Они ревностно служат тебе, и если прибудут в эту землю, то много шлемов будет разбито ими.

— Теперь же я покину вас, — продолжала птица, Божий посол, — я исполнила свое поручение и более ничего не могу вам сказать.

— Горько мне, что не могу я еще расспросить тебя! — воскликнула Кудруна. — Именем Христа умоляю тебя, облегчи мое горе, прежде чем улетишь отсюда!

— Ну, раз просишь ты меня Христовым именем, то не могу я отказать тебе. Спрашивай же меня обо всех твоих родных.

— Не знаешь ли ты, не идет ли в эту землю Хоранд из Дании со своими воинами?

— Войною идет сюда Хоранд из Дании со своими витязями. В руках несет он значок Хильды, потому что хегелинги идут на землю Хартмута.

— Жив ли еще Вате из Штурменланда? Тогда перестала бы я жаловаться, а если бы при стяге моей матери увидала я еще и старого Фруте, то все мы могли бы только радоваться.

— Идет к тебе в эту землю и Вате из Штурменланда. Могучей рукой своей держит он кормовое весло на корабле Фруте. Не найдешь ты более надежного друга в военное время.

Птица собралась было улететь, но несчастная девушка опять заговорила.

— Не всю еще скорбь мою и заботу сняла ты с меня, — сказала Кудруна. — Хотелось бы мне знать, когда это будет, что я на чужбине увижу послов матери моей Хильды?