Уж оттепельный меркнет день.
Уж синяя на снеге тень.
Как прежде, у окна вдвоем
Попыхиваем огоньком.
Мгла пепельный свой сеет свет.
Уехала она… Но нет —
Не примиренье, не забвенье
В успокоенье чую я.
Из зеркала, грустя, отображенье —
Из зеркала кивает на меня.
И полосы багровые огня,
И отблески далекие селенья, —
Истома улетающего дня…
Рояль… Ревнивое забвенье.
Я говорю себе:
«Друг, взор полуживой закрои:
Печален кругозор сырой,
Печален снеговой простор,
И снеговой сосновый бор,
И каркающий в небе грач,
И крыши отсыревших дач,
И станционный огонек,
И плачущий вдали рожок…»
Декабрь… Сугробы на дворе…
Я помню вас и ваши речи;
Я помню в снежном серебре
Стыдливо дрогнувшие плечи.
В марсельских белых кружевах
Вы замечтались у портьеры:
Кругом на низеньких софах
Почтительные кавалеры.
Лакей разносит пряный чай…
Играет кто-то на рояли…
Но бросили вы невзначай
Мне взгляд, исполненный печали.
И мягко вытянулись, — вся
Воображенье, вдохновенье, —
В моих мечтаньях воскреся
Невыразимые томленья;
И чистая меж нами связь
Под звуки гайдновских мелодий
Рождалась… Но ваш муж, косясь,
Свой бакен теребил в проходе…
Чернеют в далях снеговых
Верхушки многолетних елей
Из клокотаний буревых
Сквозных, взлетающих метелей.
Вздыхающих стенаний глас,
Стенающих рыданий мука:
Как в грозный полуночи час
Припоминается разлука!
Непоправимое мое
Припоминается былое…
Припоминается ее
Лицо холодное и злое.
Пусть вечером теперь она
К морозному окну подходит
И видит: мертвая луна…
И волки, голодая, бродят
В серебряных, сквозных полях;
И синие ложатся тени
В заиндевевших тополях;
И желтые огни селений,
Как очи строгие, глядят,
Как дозирающие очи;
И космы бледные летят
В пространства неоглядной ночи.
И ставни закрывать велит…
Как пробудившаяся совесть,
Ей полуночный ветр твердит
Моей глухой судьбины повесть.
Прости же. тихий уголок,
Тебя я покидаю ныне…
О, ледени, морозный ток.
В морозом скованной пустыне!..
Я шел один своим путем;
В метель застыл я льдяным комом…
И вот в сугробе ледяном
Они нашли меня под домом.
Им отдал все, что я принес:
души расколотой сомненья,
Кристаллы дум, алмазы слез,
И жар любви, и песнопенья,
И утро жизненного дня.
Но стал помехой их досугу.
Они так ласково меня
Из дома выгнали на вьюгу.
Непоправимое мое
Воспоминается былое…
Воспоминается ее
Лицо холодное и злое…
Прости же, тихий уголок,
Где жег я дни в бесцельном гимне!
Над полем стелется дымок.
Синеет в далях сумрак зимний.
Мою печаль, и пыл, и бред
Сложу в пути осиротелом:
И одинокий, робкий след,
Прочерченный на снеге белом, —
Метель со смехом распылит.
Пусть так: немотствует их совесть,
Хоть снежным криком ветр твердит
Моей глухой судьбины повесть.
Покоя не найдет они:
Пред ними протекут отныне
Мои засыпанные дни
В холодной, в неживой пустыне…
Всё точно плачет и зовет
Слепые души кто-то давний:
И бледной стужей просечет
Окно под пляшущею ставней.
Пылит и плачется: расплачется пурга.
Заря багровая восходит на снега.
Ты отошла: ни слова я… Но мгла
Легла суровая, свинцовая — легла.
Ни слова я… И снова я один
Бреду, судьба моя, сквозь ряд твоих годин.
Судьба железная задавит дни мои.
Судьба железная: верни ее — верни!
Лихие шепоты во мгле с лихих нолей.
Сухие шелесты слетают с тополей.
Ни слова я… Иду в пустые дни.
Мы в дни погребены: мы искони одни.
Мы искони одни: над нами замкнут круг.
Мой одинокий, мой далекий друг, —
Далек, далек и одинок твой путь:
Нам никогда друг друга не вернуть.