Вероятно, я просто была ослеплена популярностью Хаксли и возможностью сидеть с ней за одним столиком в кафетерии. Но Диана права, абсолютно права. Мы не настоящие друзья. Настоящие друзья не относятся к тебе, как к изгою, чтобы скрыть факт давней дружбы. Я для нее, как запасное колесо. Именно это произошло и с друзьями Дианы. Когда Санкреш ее бросил, они вскоре прекратили ей звонить. Конечно, они приложили немного усилий, чтобы не казаться совсем уж бессердечными. Но вскоре просто предпочли более значимых, чем Диана, людей.

А Вал. Даже не хочу думать о том, что произойдет, если в их отношениях с Эзра наступит черная полоса.

– Ты в порядке? – спрашивает Диана.

– Да, – мой голос звучит тверже. Теперь я знаю, что должна сделать.

***

Преподаватели в Ашлэнде слишком доверчивы. Не могут же они действительно думать, что отпрашиваясь в уборную, студенты непременно туда и направляются. Я выхожу из школы и иду на парковку. Никто меня не останавливает. Никто не поднимает брови, когда видит, что я вытаскиваю металлическую проволоку, согнутую на конце в виде крюка. Никто не походит, когда я приседаю на корточки возле машины Стива. Такое ощущение, что руководство школы уже считает нас взрослыми и ответственными людьми.

Просовываю проволоку в щель между окном и дверью со стороны пассажирского сиденья подержанной «Джетты» и кручу ее, пока мне не удается подцепить крючком дверной замок. Медленно поднимаю проволоку и... щелк. Не могу поверить, что это сработало. Спасибо за помощь, интернет.

Открываю скрипучую дверь. Дует холодный апрельский ветер. «Не тормози, – говорю я себе. – Просто сделай то, что задумала и уходи».

Вдыхаю морозный воздух и достаю из кармана упаковку от презерватива и наполовину использованную помаду оттенка «Ледибаг». Кладу их под сиденье, где они и будут терпеливо дожидаться Хаксли.

Не могу сдержать улыбку. Может это нервы или адреналин, или полная смехотворность ситуации, но, черт возьми, прямо сейчас я обожаю свою работу. Я нашла в себе силы, чтобы довести ее до конца.

– Бекка, ты дрожишь, – говорит мисс Хардвик, когда я захожу в класс.

– Обогреватель в женском туалете не работает. В следующий раз, нужно брать с собой пальто.

По пути к своему месту, я улыбаюсь Хаксли во весь рот.

23

– Не три ей, как щеткой.

– Но это и есть щетка!

Хаксли показывает Стиву, как управлять щеткой для керлинга. Она перемещается по площадке и свипует⁸. Со стороны трибуны Эзра снимает происходящее на камеру.

– Мы можем на секунду прерваться? – спрашивает его Хаксли.

Я сижу позади Эзра и смотрю в видеомонитор. Я согласилась помочь ему со съемками СТА. К тому же Хаксли хотела, чтобы представительница команды проследила за образом СТА (включая ее), который хорошо бы смотрелся в видеосюжете. Вероятно, потому что однажды режиссер снял ролик, в котором СТА выглядела, как какой-то культ лесбиянок. Эзра попросил меня побыть его ассистентом, что хорошо звучало. Но на деле оказалось, что мне нужно все время стоять и держать над головами Хаксли и Стива огромный микрофон.

В то время как Стив ужасно обращается со щеткой, Эзра ловко управляется с камерой, пробуя интересные ракурсы. Даже установил ее на баскетбольном кольце, чтобы снять пару кадров сверху. Для того чтобы сделать кадр со свипованием, он медленно по диагонали спускался с трибуны, приближая изображение Хаксли и Стива. То, что начиналось так обыденно, превратилось в произведение искусства. Даже диалог Хаксли стал смешным. Наблюдать за человеком в своей стихии – ни с чем несравнимое зрелище. Даже сейчас он сидит на корточках и выбирает лучший кадр, совсем не обращая внимания на пот, струящийся по лицу. Жаль, что у меня нет любимого дела, которому я могла бы так страстно отдаваться. Ну, не считая разбивания пар.

– А затем ты говоришь: «Вау! Теперь пол невероятно чистый» и показываешь большой палец, – произносит Хаксли. – Ну как, Эзра?

Тот молчит. Видимо, этот «изумительный» сценарий писал не он.

– Не знаю, звучит как-то по-дурацки, – говорит Стив.

Хаксли поворачивает голову, разминая шею, и с силой сжимает щетку.

– А мне кажется, что очень мило и весело.

– Но не смешно.

Я замираю на своем месте, на случай если Хаксли начнет изрыгать пламя.

– А что ты думаешь, Эзра?

– Хм... – Эзра пытается подобрать правильное слово. Ну, правильное слово, конечно, «не смешно», но нужно подобрать что-то другое. – Если позволишь, мы могли бы немного изменить сценарий.

– То есть, тебе он тоже не нравится? – Хаксли скрещивает руки, готовая выплеснуть на него весь свой гнев.

– Нет, – заикается Эзра. Но Хаксли не отступает.

– Думаю, что все не так плохо, – говорю я. Все поворачиваются в мою сторону. – Если ты произнесешь эту фразу с абсолютно серьезным выражением лица, а потом поднимешь большой палец вверх, то публика будет безудержно хохотать.

– Мне нравится, – соглашается Хаксли.

– Так и сделаем, – кивает Стив, затем машет рукой Эзра, чтобы тот приготовился.

Эзра кладет руку мне на поясницу.

– Ты моя спасительница, – шепчет он. Его губы всего на секунду касаются моего уха, и моя кожа сразу же покрывается мурашками.

Я поднимаю микрофон, и Эзра говорит:

– Начали!

Вместо того чтобы произнести заготовленную фразу, Стив с озорной улыбкой хватает Хаксли сзади и начинает ее кружить. Сначала она вскрикивает от неожиданности, а потом ей становится весело. Волосы Хаксли разлетаются во все стороны, она хихикает. Я просто не узнаю ее. Хаксли сейчас – не Хаксли, а обычная девчонка, которая отлично проводит время со своим парнем.

***

Мы продолжаем снимать еще в течение часа, а затем Хаксли говорит закругляться. Они со Стивом уходят домой, а я остаюсь помочь Эзра собрать оборудование. Я стою, массажируя плечи. Держать над головой гигантский микрофон три часа оказывается неимоверно тяжело. Но благодаря постоянным тренировкам СТА, я выдержала это с большей легкостью, чем ожидала.

– Думаю, все прошло хорошо.

– Определенно «хорошо», – говорит Эзра. – Вот для чего изобрели редактирование.

Может, Стив с Хаксли и разыгрывают отличные шоу в коридорах школы, но в ближайшем будущем Оскар им явно не светит. Он монотонно говорил и заметно нервничал, а она переигрывала и каждую строчку произносила так, словно заводила всех на митинге. Тем не менее, они очень мило смотрелись вместе, особенно, когда обменивались улыбками. В этом уж они были профессионалами.

– Хотя такие режиссеры как Кевин Смит и Гас Ван Сент работали с непрофессиональными актерами и у них все получилось, – говорит он.

– Верно!

– Ты ведь не имеешь понятия, кто они, – Эзра наматывает шнур на кулак и скрепляет его резинкой.

Я отрицательно качаю головой.

У него ум, как киноэнциклопедия. Это просто невероятно. Редко выпадает возможность поговорить с экспертом о том, что он любит. И почему Вал считает это скучным.

– А как ты начал увлекаться кино?

– Не знаю. Просто так получилось.

– Это не ответ. Ты поразительно много знаешь о киноиндустрии, а с камерой ведешь себя, как ребенок в магазине со сладостями. К этому просто так не приходят.

– Но это так, – уверенно заявляет он, явно ненастроенный на обсуждение.

– Я не хотела совать нос в твои дела, мне просто любопытно.

Никогда не видела, чтобы Эзра так замыкался. Я в тишине разбираю микрофон и складываю его в кейс.

– Прости, – говорит он, присаживаясь на трибуну. Его ореховые глаза темнеют, как небо перед грозой. Он упаковывает камеру в сумку, а потом смотрит на меня, будто готов рассказать нечто важное, но не уверен, что мы настолько близкие друзья.

– Развод моих родителей был очень тяжелым, а по напряженности походил на игру «Война Роз», – произносит он. Я никак не комментирую. – Я мог услышать их крики от дороги. Мог проснуться ночью от звона битой посуды. И этот шум никогда не прекращался, – его пальцы нервно теребят подвеску. – Чтобы его заглушить, я надевал наушники, включал фильм на компьютере и на какое-то время отключался от всего этого. Я каждый день ходил в библиотеку за дисками: классика, куча романтических комедий. И все это для того, чтобы не превратиться в полного циника. Ну, вот так я и стал киноманом.