— Так я и говорю… В общем, дядя Миша, вас просили срочно позвонить в лагерь, там с Артемом что-то.

— Что?! — Ратникова словно обухом по голове ударили. — В лагерь? С Артемом? А что, что с ним?

— Не знаю, дядь Миша, честно, не знаю. Но позвонить просили срочно! Номер…

— Номер я их знаю, спасибо, Любушка… конечно, сейчас… Только ты это… Маше ничего не говори, ладно?

— Не скажу… Я так и хотела — сначала — вам.

Заскочив в дом, Миша схватил лежавший на подоконнике мобильник и, махнув рукой кормившей проснувшегося Пашку жене, побежал к УАЗику.

— Эй, Михаил! — забеспокоились в беседке гости. — Ты куда это собрался?

— Да на горку, — обернувшись, пояснил Ратников. — Позвонить срочно надо.

Запустив двигатель, Михаил выехал за ворота и погнал на вершину холма, там, где брала связь. Остановился, вытащил телефон, набрал сначала Темку…

«Абонент временно недоступен!»

Черт! И в самом деле, что-то случилось…

Трясущими от предчувствия чего-то непоправимо страшного руками Михаил отыскал в меню — «Лагерь», нажал кнопку…

— Здравствуйте, я — Ратников, Михаил Сергеевич, опекун Артема… Вы просили срочно позвонить… Да не волнуюсь я! Что с ним случилось? Что-о?!!! Как — утонул?! Господи… Да-да, конечно, сегодня же выезжаю…

Бросив автомобиль у ворот, Михаил, чувствуя, как становятся словно бы ватными ноги, подошел к беседке и хрипло спросил:

— Иваныч! У тебя курить есть?

— Так ты ж не…

— Дай!

Глава 2

Лето. Побережье Азовского моря

НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ

Сегодня не будет поверки,
Горнист не играет поход.
Владимир Луговской.
Курсантская венгерка

Миша с Ганзеевым (тот, на правах старинного друга, увязался следом, да и опять же — по дедовской боевой славы местам) добрались до Москвы к вечеру, как раз к самолету, и в десять часов вечера уже были в Запорожье, точнее сказать — в аэропорту. Ну а там до Азовского моря взяли такси. Дорого, конечно, но не тот случай был, чтоб мелочиться… Тема… Неужели — правда?

Ратников осунулся и снова начал курить — оттого кашлял, то и дело сплевывая за окно, в ночь, табачно-коричневой тягучей слюной. Веселый Ганс — обычно балагур — на этот раз по большей части ничего не говорил, и со словами утешения не лез — а как тут утешишь? Знал ведь, Темка для Миши с Марьюшкой давно как родной, стал. Кстати, Маше ничего о случившемся не сказали, не хотели пока расстраивать, ей и с Пашкой забот хватало. Просто сказали: «Надо бы на родительский день съездить, Темка звал ведь», и Маша больше ничего не спрашивала — такой уж был менталитет: раз муж сказал, значит, так и надобно. Просто собрала в дорогу, поцеловала, перекрестила да спросила — когда ждать. Вот так-то…

Таксист попался неразговорчивый, все курил да слушал свой шансон… нет, не Азнавура или Жильбера Беко, и уж, тем более, не Брассанса, а то, что по российским радиоволнам обычно гоняют — песенки из жизни и быта уголовных зон. Чем подобная музыка народ привлекает, Ратников, честно говоря, не очень понимал — можно подумать, будто в России-матушке буквально каждый второй либо сидел, либо в самое ближайшее время сесть собирался.

А вот Ганзееву, кстати, нравилось! Ишь, сидел, головой в такт мотал… ну, оно и понятно — опер. С кем поведешься, от того и наберешься.

— Далеко еще? — дождавшись очередной паузы меж музыкальными номерами, негромко спросил Михаил.

— Да не очень, — водитель — лезгин или татарин — неопределенно хмыкнул и поправил на голове кепку. — К утру точно будем. Как рассветет, считайте — приехали. Вам там в какое место надобно?

— Сказали же — в детский лагерь! — Веселый Ганс неприязненно покосился на водилу.

— Там лагерей много.

— В «Рассвет», — пояснил Ратников. — Знаете, где это?

— В конце поселка, — таксист кивнул и снова закурил сигарету. — На окраине самой. Ничего — скоро уже доедем.

Снова все замолчали, а из колонок лился неумолчный шансон — «базар-вокзал» и все такое прочее.

— Светает уже… — Михаил показал вперед и чуть влево.

— Светает… — тут же согласился Василий, рад был, что дружок его хоть немного разговорился. — Давно хотел сказать, да как-то к слову не пришлось… Помнишь, о чем мы с тобой на озере говорили?

— Ну да, не забыл, — Ратников пожал плечами… даже, пожалуй, с некоторым удивлением. — А что?

— Так вот… так клиника, в Украине, что с бывшим директором детдома связана, — она ведь здесь рядом находится, в Токмаке — мы только что его проехали. Не сразу и нашли.

— А почему не сразу? — Михаил, видя усилия своего сотоварища, счел необходимым поддержать заявленную беседу.

— Потому что клиника-то — ведомственная! — довольно ухмыльнулся опер. — Какой-то «Физтехприбор», что ли…

— Вах! «Физтехприбор», говоришь, уважаемый? — неожиданно обернулся шофер.

Ганзеев хлопнул глазами:

— А что? Э, ты на дорогу-то смотри, уважаемый!

— Ха! Я эту дорогу с закрытыми глазами знаю… А на заводе «Физтехприбор» двадцать лет отработал, с младшего лаборанта начал. И сейчас бы работал, кабы не развалили все, уроды… Эх, и времена раньше были…

Водитель ностальгически вздохнул и даже чуть прикрутил звук, как видно, намереваясь предаться воспоминаниям.

— Такой заводище был — огромный! Поликлиника своя, ПТУ, три пансионата, больница — вы, верно, про нее сейчас и говорили — тоже в девяностые продали, прихватизаторы хреновы! Кстати, пионерлагерь этот, «Рассвет», куда вы едете, — он ведь тоже раньше физтехприборовским был. Во-он, видите — поселок? Еще километра три.

По краям шоссе потянулись заборы, ворота, частные домики, потом снова пошли тополя и снова заборы с воротами…

— Ну все, приехали, уважаемые, — заложив крутой разворот, водила остановил свою «семерку». — Сейчас багажник открою… Ага… Во-он туда, за тополя, гляньте-ка!

— А что? Это усадьба маркиза Карабаса?

— Сами вы маркизы, я извиняюсь… Это физтехприборовский санаторий… бывший. Ныне — уж и не знаю, кому принадлежит.

— Поня-атно! — усмехнулся Веселый Ганс. — Слышь, Миш — у них тут этот завод — вместо маркиза Карабаса, куда ни глянешь — все тут физтехприборовское.

— Так я ж вам и говорю — такой был заводище!

Взяв дипломат и рюкзак, приятели расплатились с таксистом и, переглянувшись, подошли к выкрашенным в тоскливый серовато-зеленый цвет воротам, с красно-белой вывеской «ДОЛ „Рассвет“». ДОЛ, да… Детский оздоровительный лагерь.

— Эй! — несколько раз нажав кнопку расположенного на стойке ворот звонка и не дождавшись результата, Ганзеев что есть мочи забарабанил по железным створкам кулаком. — Эй, есть тут кто?

Между прочим, уже совсем рассвело, и за лесополосой, над крышами поселка, выкатывалось ласковое желтое солнышко. Улыбалось, жмурилось — мол, что еще, лежебоки, спите? А вот, сейчас я вас!

— Чего хулиганите? — за оградою наконец показался сторож — худой и лохматый старик в потертой джинсовой куртке и малиновой баскетке с надписью «Ай лав Нью-Йорк». — Я сейчас в милицию позвоню!

Василий лишь ухмыльнулся, но «корочки» доставать не стал, лишь спросил — чего все спят-то?

— Солнышко-то — оно вон где!

— Солнышко-то вон где, а времени-то еще полшестого! — вполне здраво возразил старик. — Людям еще спать да спать, тем более — детям. Так что попрошу вас, граждане, не хулиганьте! А то ведь у меня этого того… быстро!

— Да ты, отец, не кипятись, — посмурнев лицом, вздохнул Ратников. — Мы ведь не просто так шумим — по делу приехали, издалека… Мальчик тут у вас… утонул…

— А-а-а, вон оно что, — сторож тут же завозился с запорами. — Так что ж вы сразу-то… Я ведь понимаю… Вы что же — родственники ему, значит… Ай-ай-ай… Артемка. Артемка — хороший парнишка… был. Эх, как же так… как же так-то…


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: