Когда маздаизм начал распространяться по всей Персидской империи, Ахура Мазда был запечатлен на царских надгробиях династии Ахеменидов и на памятниках Персеполя в виде крылатого диска, из которого выступали голова и плечи Господа премудрого, символизируя его царство на небе и под его крылом защиту Земли и земного правителя. Часто его окружали божественные помощники, которых когда-то почитали в качестве политеистических богов природы, а теперь они участвовали в борьбе добра и зла, выступая на стороне одного из близнецов-духов — Спента-Майнью или Ангра-Майнью⁵²⁰. Поскольку древнейшие тексты "Авесты" относятся к временам Заратуштры, можно только предполагать, в чем была причина его реформы. Этот символизм в египетской иконографии относится к началу монархии (IV тысячелетие до н. э.), когда, как мы уже знаем, небо изображалось в виде распростертых крыльев Гора. Кажется, будто в некоторых отношениях зороастризм был не столько уходом от прошлого, сколько решительной попыткой восстановить старую религию асуров, освободив ее от всех контаминаций daeva и пантеистических нововведений, вернуть верховному богу неба — Варуне, теперь носящему имя Ахура Мазда, его прежнее положение и поднять его до исключительных высот. Это сделало бы его сравнимым с Яхве, почитаемым в соседней еврейской общине, ставшей частью Персидской империи в конце VI в. до н. э.

Как показал Дюмезиль (Dumezil), структура индоевропейского общества отражалась в его пантеонах, а так как абстрактная сущность стремилась запечатлеться в каждом из богов небесной иерархии, Заратуштре удалось превратить Ахура Мазда в этническое божество преимущественно у скотоводов, окруженных мародерствующими урало-алтайскими кочевниками, пришедшими с севера и считавшимися сторонниками сил Зла, крадущими скот для совершения жертвоприношений своим daeva. Против них Заратуштра вел свои священные войны, и в результате одержанной победы прочно установилась новая вера. Хорошая жизнь отождествлялась с земледелием и с царствованием в небесных сферах премудрого господа, — Отца Доброго Ума. Традиция его почитания имела долгую историю, корнями, возможно, уходившую в доисторические времена, когда существовало поклонение Всевышнему как отцу племени и хранителю закона правильного поведения. Эта традиция с помощью иудаизма попала на Запад и повлияла на христианскую мысль, особенно на эсхатологические аспекты богословия.

На луговых и пастбищных землях, простиравшихся от низовьев Дуная к востоку вдоль северного побережья Черного моря, через юг России, на север и восток от Каспийского моря, предшественники индоевропейских народов все еще пребывали в каменном веке. После 2000 г. до н. э. они разделились на две группы и разбрелись по Индии и Балканам, пастбищам Фессалии и зеленым холмам Италии, где они, говорившие на языке арийского типа, стали предками греков и римлян. Продвигаясь за своими стадами, они достигли северных границ Греции, где и осели у горы Олимп, прежде чем захватить эгейские крепости, подобные Тиринфу и Микенам. Они принесли сюда и богов, которые, в сущности, были горными божествами индоевропейской политеистической традиции. Напомним, что иудеи также утвердили в Палестине Яхве — своего бога священной горы Хорив, или Синай.

Во главе пантеона у переселенцев стоял Великий бог неба, которого они чтили под различными именами: Дьяус Питар, Варуна и, наконец, Зевс. Великий бог обитал на самой вершине горы Олимп во дворце, построенном из облаков. Держа в руке молнию, он управлял своими вассалами (comitatus) подобно скандинавскому вождю. Согласно Гомеру, небесное царство уподоблялось человеческому клану: каждый из вассалов Великого бога руководил царством природы или делами людей, а Зевс сохранял положение их вечного сюзерена. Он изначально являлся богом неба и погоды, поэтому подобающий ему дом (и дом остальных олимпийцев) находился на небе, в отличие от жилища хтонических богов, чья территория располагалась на земле и в преисподней, т. к. они были богами местного населения до прихода индоевропейцев и ахейцев во II тысячелетии до н. э. В небесном царстве, к которому приравнивался Олимп, Зевс как Высшее его Божество правил среди бессмертных. Он — "отец богов и людей", "всевидящий" (то есть мудрый, как Варуна и Ахура Мазда) и всемогущий в небесах и на земле.

На равнинах Фессалии, однако, гомеровская олимпийская мифология реализовалась в феодальном обществе. Пиры, бои и охота были повседневным образом жизни, особенно у скандинавских вождей и их вассалов. Поэтому боги представлялись им как вожди-завоеватели, царственные разбойники. Профессор Гильберт Мюррей (Gilbert Murray) писал о них: "Они дерутся и пируют, играют и музицируют, они напиваются допьяна и хохочут над хромым кузнецом, прислуживающим им. Они ничего не боятся, кроме своего царя. Они никогда не лгут, отступая от этого принципа только в любви и на войне"⁵²¹. В Греции они проявили себя больше завоевателями, чем созидателями. Они делили между собой трофеи и жили на эти доходы.

Но предания Гомера повествуют лишь об одной части сложной олимпийской схемы. Бог неба и погоды был наделен не только чертами общества, в котором властвовал. Вокруг Зевса возникало много других легенд, не имеющих ничего общего с его истинной природой и атрибутами. Такова, например, критская история его рождения, в которой он совсем не похож на верховного олимпийского бога (богом неба он предстает преимущественно в повествованиях Гомера). Зевс являлся сыном Реи, супруги Кроноса, а на Крите ей соответствовала анатолийская богиня-мать Кибела. После рождения Зевса Рея спрятала его в пещере горы Эгеон, где его выкормила своим молоком коза. Согласно одному преданию, из этой горы каждый год вырывался огонь, будто вытекала кровь при рождении Зевса. По словам Нилссона, это чудо означало, что рожденное "дитя — бог года, дух плодородия, новая жизнь весны"⁵²².

Критский Зевс был гораздо более примитивной фигурой, чем индоевропейский бог неба, олицетворяющий процессы земного возрождения и обновления, принесенного с небес живительным дождем. Однако перемешавшись, арийско-ахейские и эгейские аспекты греческой религии создали единого бога — "отца богов и людей", и синкретический Зевс занял в культе место, равное по значимости Великой матери в греко-римском мире. Едва ли удивительно, что божество, отождествляемое с небом и отвечающее за погоду, ассоциируется с богом плодородия, обеспечивающим обильные урожаи и преумножение стад и отар. Подобное сращение божеств мы часто встречаем на Ближнем Востоке, в Малой Азии, Египте, Индоиранском регионе. Это же произошло и в Греции, когда культ индоевропейских пришельцев слился с культом, существовавшим на островах Эгейского моря. Затем, существенно не меняясь, местный бог растительности стал Зевсом, местное божество без каких-либо существенных изменений продолжало исполнять свои обязанности, а Зевс остался главой пантеона и принял на себя ряд новых обязанностей и атрибутов, которые ранее не входили в сферу его деятельности как бога неба и погоды, тучегонителя и влагодарителя, громовержца и могучего властителя олимпийцев.

Но согласно Гесиоду, до того как занять свой высокий пост, Зевсу пришлось низвергнуть титанов — более древних богов, из рода которых вышел его отец, Хронос, а следовательно, и он сам. Возможно, в этом отразилась историческая ситуация, когда олим-пи некая небесная религия победила местный хтонический культ, взяв из него многое для себя. Считалось, что история человечества впитала как титанический элемент, так и божественную природу Загрея-Диониса. Эта двойственность исторического Зевса проявляется тогда, когда его небесные аспекты и атрибуты соединяются с его способностями повышать плодородие почвы и растительности. Пришлые земледельцы, поселившиеся в Греции, во многом зависели от даров земли (подобным образом Яхве возглавил культ произрастания после того, как конгломерат иудейских племен завоевал Палестину).