Досточтимыми, благосклонными эринии выступают применительно к герою раннего поколения Эдипу, убившему, того не ведая, родного отца и женившемуся на родной матери. Они дают ему успокоение в своей священной роще. Здесь эринии осуществляют справедливость. Чаша мучений Эдипа переполнилась через край. Он уже сам ослепил себя за невольное преступление, а оказавшись в изгнании, страдал от эгоизма сыновей.

Как защитницы справедливости и правопорядка, эринии гневно прерывают пророчества коней Ахилла, вещающих о его скорой гибели, ибо не лошадиное это дело заниматься вещанием. Когда Солнце выходит за свою колею и грозит миру гибелью, эринии заставляют его вернуться на свое место.

Они карают за неумеренность, заносчивость, персонифицированную в абстрактном понятии «гордыни», когда человек берет на себя чересчур много: он чрезмерно богат, не в меру счастлив, слишком много знает. Рожденные этикой родового общества, эринии в своих деяниях выражают присущие ему уравнительные тенденции. В позднюю эпоху, когда распространяется рабство и возникает государство, эринии загоняются в подземный мир, превращаются в его обитательниц и исполнительниц назначенных душам мук. На земле им больше нет места.

К эриниям были близки керы, демонические существа, дети богини Никты, снующие среди битвы, волокущие и приканчивающие раненых, увлекающие окровавленные трупы. Так же как эринии, керы связаны с судьбой. Именно их, согласно Гомеру, Зевс взвешивает на золотых весах, определяя судьбу троянцев и их противников данайцев (ахейцев) ^[68].

Призрак друга Ахилла Патрокла, явившийся к нему во сне, объясняет, что он был поглощен своей собственной керой, которая получила его в миг рождения. Таким образом, кера мыслится демоническим существом, которому вручается нарождающаяся жизнь, и Зевс, взвешивая кер, по их тяжести определяет, кому суждена жизнь и кому смерть.

У трагических поэтов на смену керам как «множеству» приходит демон смерти Танат (дословно: смерть), исполняющий волю божеств судьбы ^[70].

К поколению древнейших, доолимпийских богов относилась и загадочная Геката. В предложенной Гесиодом генеалогии она – дочь титана Перса и титаниды Астерии и, таким образом, не связана с олимпийским кругом богов, но пользуется привилегиями древней богини ^[71].

В первоначальном восприятии Геката – богиня, доброжелательная к людям. Она – подательница материнского благополучия, помогает рождению и воспитанию детей, множит стада и улов рыбаков и вместе с тем дает участникам народных сходок красноречие, атлетам – успех в состязаниях, воинам – победу, путникам – легкую дорогу. Полномочия ее, таким образом, распространялись когда-то на все те области человеческой деятельности, которые впоследствии ей пришлось уступить Аполлону, Артемиде, Гермесу.

По мере распространения культов этих богов Геката утрачивает свой привлекательный облик и притягательные черты. Она покидает верхний мир и, поселившись по воле Зевса на берегах Ахеронта, сближается с Персефоной и неразрывно связывается с царством теней. Теперь это зловещая змееволосая и трехликая богиня, появляющаяся на поверхности земли лишь при лунном, а не солнечном свете, с двумя пылающими факелами в руках, в сопровождении черных, как ночь, собак и чудовищ подземного мира, среди которых ее постоянной спутницей считали ослоногую Эмпусу, способную менять облик, устрашая запоздалых путников. Именно такой представлена Геката на памятниках изобразительного искусства начиная с V в. до н. э.

Как повелительница населяющей царство Аида нечисти, Геката становится колдуньей и покровительницей волшебства, совершающегося под покровом ночи. Миф превращает ее в дочь Гелиоса и устанавливает тем самым родство с Киркой ^[72], Пасифаей и Медеей, которая пользуется особым покровительством богини.

Почитать ее теперь начинают на перекрестках дорог, где, выкопав глубокой ночью яму, приносят в жертву щенков, или в мрачных пещерах, не доступных для солнечного света ^[73].

Реликтами доолимпийской религии древнейших обитателей восточной части Средиземноморья, наряду с множествами нимф, нереид, демонов, соединяющих животные и человеческие черты, являются группы юношей, совершающих пляски с оружием и часто охраняющих новорожденных царевичей и будущих богов. Они, так же как нимфы, обладали родовыми именами, характерными для того или иного города или региона. В Милете это молпы («поющие»), на Кипре – анаки («защитники»), в Элевсине – керики («отвращающие») и эвмолпиды («сладкопоющие»), в Фивах – спарты («посеянные»), на Крите и на Самофракии – дактили («юноши-пальчики»), на Лемносе – кабиры.

Наибольшей известностью среди этих групп пользовались куреты и корибанты, первоначально свита малоазийских богинь-матерей, которая с распространением олимпийской религии была связана с могущественными богами Зевсом и Аполлоном. Согласно мифам, куретам на Крите поручают воспитание и охрану Зевса, которому угрожает его родитель Крон. Чтобы заглушить детский плач Зевса, куреты устраивают шумную пляску с воинственными выкриками и ударами копий о медные щиты ^[74]. Сказания о куретах сохраняют также легенды Пелопоннеса, Этолии, островов Самофракии и Кипра. Сообщается, что их видели в далекой Испании, куда их, видимо, занесли крито-микенские колонисты. При этом им приписывались не только сопровождение и охрана богов, но покровительство охоте, скотоводству, пчеловодству и обработке металлов.

Все это позволяет видеть в куретах демонов-множеств отдаленного времени, предшествующего появлению веры в олимпийских богов. Когда же эта вера в индивидуальных богов стала вытеснять древние представления о коллективах духов, покровительствующих людям и их хозяйственной деятельности, куреты были низведены до положения свиты великого бога или богини.

Особняком стоит рассказ о куретах Этолии, выставляющий куретов как особое племя, с которым ведут борьбу этолийцы во главе с Мелеагром и одерживают над ним победу. Вряд ли на основании этой легенды можно говорить об особом народе куретов. Но она определенно указывает на то, что куреты принадлежали догреческому религиозному миру и были богами-демонами древнейшего населения Балканского полуострова и Эгеиды. Об архаическом характере этих персонажей свидетельствует также то, что им приписывалось принесение детей в жертву Крону. Мы имеем дело с древнейшим религиозно-мифологическим реликтом, значение которого, может быть, станет понятно после раскрытия тайны минойского письма.

Уже в древности с куретами отождествляли корибантов. О их глубочайшей древности говорит предание, что корибанты, поднявшись из земли в виде деревьев, первыми увидели солнце. Аполлон, в котором явственны черты солнечного божества, относился к младшему поколению корибантов. В некоторых мифах Аполлон даже сын Корибанта. Рассказывали о герое города Мегары Коребе, связанном также с городом Аргосом. Дочь аргосского царя родила от Аполлона сына, но в страхе перед гневом отца выбросила младенца, которого растерзали собаки царских пастухов. В гневе на мегарцев Аполлон наслал на город чудовище, которое похищало у матерей младенцев, мстя за гибель сына Аполлона. Могучий герой Кореб убил чудовище, но гнев богов на мегарцев не прекратился. Зевс послал на город чуму. Не в силах с ней справиться, Кореб отправился в Дельфы, чтобы узнать о причине гнева богов. Жрица-пифия не дала ему ответа, но запретила возвращаться в Аргос, направляя его в Мегары, где Кореб воздвиг великолепное святилище Аполлона. В благодарность за это мегарцы похоронили героя на агоре своего города, и еще во II в. греческий путешественник по заповедным местам видел этот героон ^[75] и на нем древнейшую в Элладе каменную скульптурную группу с изображением схватки Кореба с чудовищем, посланным Аполлоном на Аргос. Таким образом, герой Кореб, имя которого указывает на какую-то связь с корибантами, был охранителем младенцев, но покровителем его был не Зевс, а Аполлон.