— Какая?

— Та, которая заключается в этом сердце, — сказала Жанна, показывая пальцем на грудь своей подруги.

— С детства я читал всегда в нем, как в книге, — ответил Пьер дрожащим голосом, повернувшись к смущенной Мишелине.

Мадемуазель Серней, покачав головой, сказала:

— Кто знает, может быть, во время вашего отсутствия характер мог перемениться.

И, сделав ему дружеский поклон, она удалилась по направлению к дому.

Пьер с минуту следил за ней глазами, затем обратился к своей невесте со словами:

— Мишелина, хочешь, чтобы я разгадал твою тайну? Ты не любишь меня более.

Молодая девушка затрепетала. Наступление было прямое, требовалось дать тотчас объяснение. Она давно уже думала о том, что скажет в тот день, когда Пьер ее спросит насчет своего счастья. Этот день быстро наступил. Все заранее придуманные слова исчезли у нее из головы. Истина предстала пред ней обнаженной и холодной. Она поняла, что происшедшая в ней перемена была настоящей изменой, невинной жертвой которой явился Пьер, и, осуждая сама себя, ожидала в смущении вспышки этого честного сердца, столь жестоко ею оскорбленного. Она пробормотала встревоженным голосом:

— Пьер, друг мой, брат мой…

— Твой брат! — с горечью ответил молодой человек. — Разве таким именем ты должна была назвать меня при моем возвращении?

На эти слова, так просто и ясно объяснившие все, Мишелина ничего не возразила. Между тем она чувствовала, что должна была во что бы то ни стало оправдаться: ее мать могла явиться с минуты на минуту. А тогда что бы сказала она, поставленная между матерью и женихом? Минута была решительная. Ее любовь придала ей новую энергию.

— Зачем ты уехал? — сказала она печально.

Пьер с гордостью поднял свое лицо, полное грусти.

— Чтобы заслужить тебя, — отвечал он просто.

— Тебе нечего было заслуживать меня, тебе, который в моих глазах был уже выше других. Мы были с тобой обручены, и ты должен был только беречь меня для себя.

— Разве твое сердце не могло сохранить само себя?

— Без помощи, без поддержки любящего человека, который был бы возле меня?

— У меня не было другой помощи, другой поддержки, кроме надежды и воспоминаний.

Мишелина побледнела. Каждое слово, произнесенное Пьером, заставляло ее еще сильнее чувствовать всю низость своего поведения. Она попробовала найти другое оправдание.

— Пьер, ты знал хорошо, что я была только ребенком…

— Нет, — возразил молодой человек подавленным голосом, — я вижу, что ты была женщиной, то есть существом слабым, непостоянным и жестоким, которое мало заботится о любящем человеке и жертвует всем для новой любви.

Пока Пьер только жаловался, Мишелина чувствовала себя побежденной и бессильной, но молодой человек теперь обвинял ее. В одну минуту молодая девушка вернула себе присутствие духа и возмутилась:

— Это жестокие слова, — сказала она.

— Разве они не заслужены? — вскричал Пьер, переставая сдерживаться. — Ты меня видишь смущенного, с глазами, полными слез, и не только не находишь мне ласкового слова, а еще обвиняешь меня едва ли не в холодности. Ты упрекаешь меня, зачем я уехал. Разве ты не хочешь понять причины, заставившей меня решиться на поездку? Я хотел жениться на тебе; ты была богата, а я беден. Чтобы сгладить эту неровность, я задумал составить себе имя, добился одной из ученых миссий, слишком опасных для тех, кто посвящает себя этому, так как в результате может быть только или смерть, или известное имя. Так из-за этого возникло твое неудовольствие? Ах, лучше думай, что я оставил тебя с глубокой печалью! В продолжение года, почти одинокий, заваленный работой, беспрестанно находясь в опасности, я все переносил при мысли, что страдаю для тебя. Затерянный в необъятной пустыне, чувствуя, что грусть и упадок духа овладевает мной, я призывал тебя, и твое милое лицо возвращало мне с надеждой прежнюю энергию. Я говорил себе: «Она меня ждет. Придет день, когда я получу награду за свои труды»… И вот, Мишелина, этот день наступил, Я снова здесь и прошу своей награды, той, какую я заслужил, не правда ли? В то время, как я гонялся за славой, другой, более опытный и более догадливый, взял у меня твое сердце. Мое счастье разрушено! Ах, ты совершенно вправе забыть меня! Безумец, который удаляется от своей невесты, не заслуживает ее верности. Это равнодушный человек: он не умел любить!

Такие горячие слова глубоко подействовали на Мишелину. В первый раз душа ее жениха раскрылась перед нею. Она поняла, как была любима, и сожалела, что не знала этого так хорошо раньше. Если бы Пьер прежде говорил с ней так, как сейчас, кто знает, что было бы? Чувства Мишелины, может быть, были бы другие. Без сомнения, она любила бы его, Но Пьер никогда не обнаруживал перед молодой девушкой сильной страсти. Только отчаяние, внушенное мыслью потерять ее, заставило его излить из сердца горячие признания любви.

— Я вижу хорошо, что я была несправедлива и жестока относительно тебя, — сказала Мишелина, — и понимаю, что ты вправе делать мне упреки, но не одна я виновата. Ты также должен упрекать себя. Все, что мне пришлось услышать, страшно меня взволновало. Я в отчаянии, что доставляю тебе столько горя, но уже слишком поздно: я не принадлежу более себе.

— Разве ты себе принадлежала?

— Нет! Правда, я дала тебе слово, но будь великодушен, не употребляй во зло право, которое тебе дает мое обязательство. Прошу тебя, возврати мне назад мое слово…

— А если бы я отказался возвратить его тебе? Если бы я вновь попробовал завоевать тебя? — вскричал Пьер с жаром. — Неужели я не имею права защищать свое счастье? Да и что бы ты подумала о моей любви, если бы я безропотно покорился?..

Настала минута молчания. Мишелина поняла, что она теперь должна решить все окончательно, и сказала твердо:

— Девушке такой, как я, недостаточно одного слова. Мое слово принадлежит тебе, но сердце другому. Скажи одно слово, и я готова сдержать свое слово — сделаться твоей женой. Твое дело решить.

Пьер бросил на молодую девушку взгляд, проникший до глубины ее души. Он прочел в ней решение поступить честно, но в то же время видел, что она никогда не могла бы забыть того, кто овладел всецело всеми ее мыслями. Все-таки он решился на последнюю попытку.

— Послушай, — сказал он с жаром, — невозможно, чтобы ты изгнала так быстро меня из своего сердца. Я так тебя люблю. Вспомни нашу взаимную привязанность в прежние дни, Мишелина, вспомни…

Он не спорил более, он умолял. Мишелина чувствовала себя победительницей. Ей сделалось очень жаль его.

— Увы, мой бедный Пьер, моя привязанность была простой, доброй дружбой; мое сердце не изменилось для тебя. Любовь, которую я теперь чувствую, как видишь, совсем иная. Без нее я могла бы стать твоей женой, потому что я ценю тебя настолько, что была бы счастлива. Но теперь мне понятна разница, Тебе я дала согласие, но ты никогда не был для меня ничем иным, как только самым близким товарищем. Тот же, которого я выбрала, будет моим господином.

Пьер пришел в ужас от этого прямого и жестокого признания.

— Ах, как ты заставляешь меня страдать! — воскликнул он.

Горькие слезы покатились по его лицу, облегчая угнетенное сердце. Он бросился на кресло и несколько минут предавался отчаянию, будучи не в состоянии сдерживаться.

Мишелина, тронутая его отчаянием более, чем упреками, подошла к нему и вытирала его лицо кружевным платком. Ее белая ручка почти касалась губ молодого человека, и он с жаром поцеловал ее руку. Затем, охваченный чувством необычайного волнения, с изменившимися глазами, он схватил молодую девушку в свои объятия. Мишелина не произнесла ни слова. Она смотрела на Пьера холодно и решительно, отстраняясь, чтобы избежать прикосновения его жадных губ. Это помогло. Руки, сжимавшие ее, опустились, и Пьер, отодвинувшись на шаг, прошептал: