«Поиск», типовой рейсовый корабль с плазменным двигателем, рассчитан на экипаж из пяти человек. Но Андрей взял с собой лишь одного, выбрав его из десятков добровольцев. Пилота Григория Гуридзе он знал хорошо - вместе летали однажды на Луну. Остальные места остались свободными. Быть может, «Циолковский» поврежден настолько серьезно, что придется принять на борт весь его экипаж. Надо рассчитывать и на такое.
Соколов верил в удачу. Искать в космосе замолчавший планетолет - дело не такое уж безнадежное. Не иголка в сене. Железные законы небесной механики действуют во всех случаях. К тому же на «Поиске» новая, усовершенствованная система дальнего обнаружения. На каком бы режиме ни стал работать двигатель «Циолковского» после аварии, корабль не затеряется в черной бесконечности…
Электронный мозг рассчитывал траекторию полета, управлял двигателем, следил за всеми системами. Человек вмешивался лишь в том случае, когда возникала критическая обстановка. Такие ситуации бывали очень редко, но все равно один из космонавтов должен был находиться на вахте. Правда, сейчас Соколов и Гуридзе сидели у пульта оба. Им просто не хотелось оставаться в одиночестве.
- Я почему-то уверен, что уже сегодня их встретим, - говорил Гуридзе. - И знаешь почему? Послезавтра мне непременно надо быть на Земле. Понимаешь на свадьбу приглашен. Друг женится. Ираклий Лабурия зовут. Может, помнишь, рассказывал о нем?
- Не помню.
- Инженером на станции микроклимата работает. Такой друг - на всю жизнь. Мы с ним клятву давали: обязательно один у другого на свадьбе побывать. Он был у меня, теперь мой черед.
- Свадьба - это хорошо, - рассеянно сказал Соколов.
Гуридзе хотел рассказывать дальше, но почувствовал, что Андрей почти не слушает. «Переживает, - подумал он. - И я бы не меньше переживал, будь там Ираклий. За друга жизнь не жалко отдать. А ему Костров больше, чем друг. Оба не раз один другого от смерти спасали. Да и Чумак ему как родной сколько вместе летали. И Наташа… Впрочем, для такого, как Соколов, личные чувства не играют никакой роли. Он и ради незнакомого помчит к черту на рога. Так уж устроен этот человек…»
Но Андрей не вспоминал сейчас пропавших товарищей. Мысли о них ушли в подсознание, стояли где-то рядом, словно молчаливый караул. Думал он о себе. О том, что крепко сдал за последнее время и что, может быть, не придется ему больше выходить в Большой Космос. Что главный врач, добрейший Семен Петрович, устроит завтра скандал - как это разрешили вылет Соколова без его согласия?
Он будто смотрел сейчас на себя со стороны: темное, перечеркнутое морщинами лицо, сухие бескровные губы, совсем уже редкие волосы… На вид ему гораздо больше сорока. Что ни говори, Луна отняла многое. За плечами четырнадцать космических полетов, и почти каждый - непрерывное испытание нервов. Видно, пора самому поставить точку, не ждать, пока это сделают врачи. Давно уже он решил про себя: как только вернется Костров, рекомендовать его на свое место. Из Сергея выйдет отличный командир соединения космонавтов. А ему останется одно - учить на Земле молодых. И писать мемуары…
- Скажи, Григорий, - вдруг спросил он. - Тебе не кажется, что мы родились слишком рано?
- Почему рано? Самое замечательное время! Потомки завидовать будут.
- Не обязательно. Я, например, ничуть не завидую тем, кто был до меня. Даже первым космонавтам. Наше время интересней. Луна, Марс, Сатурн… Если уж завидовать, то только тем, кто будет после нас.
- Зависть - нехорошее чувство, - засмеялся Гуридзе. - Пережиток. А почему ты вдруг заговорил об этом?
- Вчера узнал: будет готовиться Первая звездная. Группа Ковалева закончила испытания. Удачно закончила, понимаешь? Результаты - отличные.
- Ты не шутишь?
- Все правильно, Гриша. Есть гравитонный двигатель, работает. И года через два-три можно ждать первый старт к звездам.
О работе группы академика Ковалева Григорий слышал давно. Об этом не писали в газетах, не говорили на научных конференциях. Работа была настолько фантастичной, что даже многие крупные ученые считали Ковалева чудаком, мечтателем. Только космонавты рассказывали друг другу по секрету: если получится задуманное, можно будет полететь за пределы солнечной системы. Освобожденная энергия гравитонов позволит легко достичь субсветовых скоростей. Переворот в ракетной технике, прыжок в ее послезавтрашний день - вот что означала победа Ковалева. Потому-то слова Андрея буквально оглушили Гуридзе.
- С ума можно сойти, - проговорил он наконец. - И ты молчал про такое! Да это же…
- Знаю, что это такое. Но видишь ли, дружок, нас с тобой не будет в том экипаже. Других возьмут, помоложе.
- А если…
- Без всяких «если». К Сатурну меня не пустили. А туда отбор будет построже. Даже Кострову вряд ли удастся попасть. Хотя у него есть все шансы.
«Если он только сейчас жив и здоров, - подумал Гуридзе. Если наша встреча состоится». Но вслух он не стал высказывать сомнений. Наверное, и у Андрея на душе такое же. Только виду не показывает. А как бы хотелось знать, что происходит сейчас на «Циолковском».
На пульте управления стоял микроскоп. Вообще-то ему здесь было не место. Но вчера Наташе захотелось поработать рядом с мужем. Она делала анализ крови у участников экспедиции - такая проверка устраивалась ежедневно. И хотя результаты каждый раз оставались прежними, обряд неизменно повторялся. Все-таки под ногами был мощнейший источник радиации!
Наташа сидела над микроскопом, а Сергей просто смотрел на нее. Как она быстро пишет, как хмурится и как улыбается. И было ему удивительно хорошо, по-домашнему уютно. Казалось, не стало под ногами испепеляющего термоядерного пламени, а за стенами - бесконечного мрака и пустоты. Будто снова оказались они в своей московской квартире…
Сергей вспоминал мельчайшие детали вчерашнего вечера незначительные, но такие важные для него. Он давно заметил: когда думает о чем-нибудь глубоко личном, силы возвращаются особенно быстро. А сейчас он очень устал. Три часа провозился над разбитым передатчиком. Несколько раз ему казалось: еще немного - и выход будет найден. Но тут же приходило разочарование. Видно, остается одно: из запасных деталей собрать простенькую установку. Сигнал получится слабый, но станция слежения на «Дружбе» сможет его принять. Однако для такой работы нужна помощь товарищей. Видно, придется ждать до утра.
Дежурство у него до восьми. Потом сменит Кларк. Но еще раньше обязательно забежит Наташа - пожелать доброго утра, взять свое имущество. Она нарочно все здесь оставила, чтобы был повод зайти. Строго говоря, правила полета запрещают, чтобы в рубке находился еще кто-нибудь, кроме вахтенного. Но для Наташи делалось исключение. Всем мужчинам хотелось быть немного рыцарями.
Когда Костров вспомнил, как колдовала вчера Наташа над микроскопом, у него вдруг мелькнула мысль: а не попробовать ли познакомиться поближе с давешним камнем? Правда, на вид он очень крепкий, но, может быть, удастся отковырнуть кусочек для анализа.
Метеорит лежал под грудой радиотехнических схем. Сергей взял его в руки и вздрогнул: выглядел он иначе.
- Что за чертовщина. Быть этого не может…
Однако зрение не обманывало. Камень казался теперь рыхлым, неплотным. На месте прежних пупырышек возникли крохотные оспинки, будто полопались бесчисленные пузырьки. Даже цвет изменился - возник новый едва уловимый фиолетовый оттенок.
«Наверное, под действием кислорода и тепла началась какая-то реакция», - подумал Сергей. Странно, даже на пальцах остаются теперь следы, будто цветочная пыльца. Но что это может быть за вещество? Как жаль, что он не догадался сразу включить автоматическую кинокамеру - теперь первоначальный вид не восстановишь. И снимка не сделал ни одного. Ребята ни за что не простят. Позор, товарищ командир!