Обычный ныряльщик иногда начинает изо всех сил выпутываться из трудной ситуации, чтобы никто из других ныряльщиков не заметил его неловкого положения. Дисциплинированный ныряльщик готов пережить такую неловкость в обмен на жизнь. Дисциплинированный ныряльщик также менее подвержен жадности. Он знает, что ныряльщики, занятые лишь поиском трофеев, уже не думают об ориентации и выживании. Он помнит даже под воздействием азотного наркоза, что три четверти всех ныряльщиков, погибших на «Андреа Дориа», умерли с полными мешками трофеев в руках. Он знает, что это наркоз подсказывает слова, когда, подняв шесть блюд, ныряльщик видит седьмое и думает: «Я себе не прощу, если это блюдо поднимет кто-то другой». Он внимательно слушает капитана зафрахтованного судна, например Дэнни Кроувелла, который пускает по кругу ведро битых тарелок и погнутого столового серебра и говорит своим клиентам: «Я хочу, чтобы вы все посмотрели на это добро. Вот за что погиб один парень. Мы нашли это в его мешке. Внимательно посмотрите. Потрогайте. Стоит ли отдавать жизнь за это дерьмо?»

Как только ныряльщик покидает место кораблекрушения, он отправляется в путь к судну с другими пловцами. Если все проходит хорошо, он ощущает душевный подъем и триумф; если он под сильным действием азотного наркоза, у него может быть очень плохое самочувствие. Он теперь не может расслабиться. Путь к поверхности полон своих опасностей, каждая из которых способна вывести из строя даже самых лучших.

Как только ныряльщик обнаруживает якорный канат, он начинает подъем. Но он не может просто-напросто подниматься вдоль каната, словно воздушный шарик. Если он будет невнимателен во время такого подъема (возможно, увидит акулу или задумается), то может подняться выше критических точек, установленных для правильной декомпрессии. Хороший ныряльщик, вместо этого, добивается нейтральной плавучести во время подъема по якорному канату. В этом состоянии, близком к невесомости, он может продвигаться вверх с помощью легчайшего подтягивания или толчка и никогда не окажется в состоянии свободного плавания (при котором пропускаются важнейшие остановки) даже если отвлечется. По мере подъема он постепенно выпускает воздух из своего гидрокостюма и компенсатора, чтобы сохранить нейтральную плавучесть и предотвратить внезапное всплытие.

При спокойной воде ныряльщик, осуществляющий подъем и декомпрессию, проведет час или больше в бездействии, замирая на декомпрессионных остановках. Примерно на 60 футах, глубине его первой остановки, солнце, возможно, вновь появится, а океан вокруг него станет теплее. Вода может быть прозрачной или мутной, полной медуз и других мелких существ. Чаще всего она будет зелено-голубого цвета. В этом невесомом переходе между двумя мирами, свободный от наркоза и от ужасных опасностей на глубине, ныряльщик может наконец-то позволить себе стать экскурсантом, взирающим на собственное приключение.

На поверхности он плывет вдоль судна или под ним, чтобы добраться до металлического трапа, спущенного в воду со стороны кормы. Ему остается только забраться на борт, чтобы завершить свое погружение. Однако в штормящем море металлический трап превращается в дикого зверя.

В 2000 году ныряльщик Джордж Плейс, поднявшийся на поверхность после обследования прибрежного места кораблекрушения, добрался до трапа на судне ныряльщиков «Орлиное гнездо». Бушевали волны, туман застилал горизонт. При очередном подъеме судна в вертикальной качке ступенька трапа ударила Плейса снизу вверх по челюсти. Оглушенный и почти потерявший сознание, он отпустил руку. Его затянуло течение, оно дезориентировало его и стало относить от судна. Суда с ныряльщиками бросают за корму «свободный конец» (привязанный к бую), чтобы уносимый ныряльщик мог схватиться за него и подтянуться назад к судну. Плейсу никак не удавалось дотянуться до этого конца. Ныряльщик, которого отнесло за «свободный конец», рискует по-настоящему потеряться. Плейса очень быстро уносило прочь. Человек, видевший все с борта, побежал предупредить капитана Говарда Клейна. А тем временем Плейс скрылся из виду, он пропал. Капитан не мог просто перерезать якорный канат и отправить «Орлиное гнездо» в погоню: на этом же самом канате другие ныряльщики проходили декомпрессию. Тогда он схватил аппарат дуплексной радиосвязи, вскочил в свой небольшой быстроходный катер «Зодиак» и отправился на поиски потерявшегося ныряльщика. В течение секунд в нарастающем безумии волн Клейн тоже исчез из виду. Минуту спустя он радировал на борт «Орлиного гнезда», что подвесной мотор на его «Зодиаке» отказал. Он тоже дрейфовал и в условиях сильного шторма мог видеть судно с ныряльщиками только между гребнями океанских волн. К тому времени супруга Плейса, которая была на борту «Орлиного гнезда», отправила по радио сообщение о бедствии. Ей удалось связаться только с одним рыбацким судном, но оно находилось в часе хода от места бедствия. На том судне пообещали установить связь с кем-нибудь поближе. После этого никто не мог сделать ничего, кроме как молиться о том, чтобы Плейс не потерял сознание в безбрежной Атлантике.

Через тридцать минут Клейн привел двигатель своего «Зодиака» в чувство. Но его к этому моменту отнесло слишком далеко, чтобы хоть как-то надеяться на возможность найти Плейса. Он вернулся назад к судну ныряльщиков. Спустя короткое время на борт «Орлиного гнезда» поступила радиограмма. Рыбацкое судно, находившееся поблизости, заметило Плейса — в пяти милях от судна ныряльщиков и живого! Он держался на плаву больше двух часов. Клейн, который теперь поднял всех своих нырялыциков на борт судна, забрал и Плейса, рыдающего, но целого и невредимого. После этого ныряльщики на борту «Орлиного гнезда» поверили в чудеса.

Плейсу оставалось десять секунд, чтобы завершить девяностоминутное погружение, но он оказался лицом к лицу со смертью. Это был еще один пример истины, которая довлеет над людьми, увлеченными поисками глубоководных мест кораблекрушения, и которая определяет жизнь тех, кто так любит этим заниматься.

Во время погружения к глубоко затонувшему кораблю никто не может быть в безопасности, пока не вернется на борт своего судна.

«Искателю» потребовалось двадцать минут хода, чтобы последние огоньки ночной жизни побережья Нью-Джерси исчезли под серо-голубым горизонтом. Ходовые огни, белые на мачте, красные по левому борту и зеленые по правому, обозначавшие «движется моторное судно», были единственным видимым свидетельством того, что четырнадцать человек решили испытать судьбу.

Нэгл и Чаттертон поставили управление судном на автомат. Пройдет шесть часов прежде, чем «Искатель» выйдет к заданным координатам. Внизу, в салоне, пассажиры стаскивали с себя одежду и укладывались на деревянные, больничного типа, койки, установленные вдоль стен. Большинство без труда находили себе удобное местечко. Каждый стелил поверх койки одеяло или спальный мешок. Никто не рисковал ложиться раздетым на синие гимнастические маты, считавшиеся на «Искателе» матрасами. Есть романтические запахи моря, однако подушка, которую годами давили потные и пропитанные соленой водой ныряльщики, такие ароматы не источает.

Этой ночью Нэгл и Чаттертон трудились в рулевой рубке, остальные ныряльщики спали в кают-компании. А именно:

• Дик Шоу, 49 лет, Пальмира, Нью-Джерси, руководитель, лаборатория физики плазмы, Принстонский университет;

• Кип Кохран, 41 год, Трентон, Нью-Джерси, полицейский;

• Стив Фелдман, 44 года, Манхэттен, рабочий сцены, Си-Би-Эс;

• Пол Скибински, 37 лет, Пискатэвэй, Нью-Джерси, подрядчик земляных работ;

• Рон Островски, возраст неизвестен, биография неизвестна;

• Даг Робертс, 29 лет, Монмаут-Бич, Нью-Джерси, владелец косметического бизнеса;

• Ллойд Гэррик, 35 лет, Йардли, Пенсильвания, химик-испытатель;

• Кевин Бреннан, 30 лет, Брэдли Бич, Нью-Джерси, профессиональный водолаз;

• Джон Хилдеманн, 27 лет, Крэнфорд, Нью-Джерси, владелец компании, занимающейся земляными работами;