Проскочив через проходную, я оказывался в царстве бумаги – огромных полутонных цилиндров, с которыми лихо управлялись печатники, разворачивали их, подсунув под них картонку размером не больше школьной тетрадки, – стеллажей готовой продукции и упаковочного картона.

Шум печатных, переплетных, швейных машин заставлял окончательно проснуться и еще долго отдавался в голове, даже после выхода из типографии.

Всех своих коллег по цеху я разделил на три основные группы; самой малочисленной из них, в которую я записал и себя, была «случайные». Мы действительно оказались там случайно и ненадолго – я, Рома, Сергей и Карина.

Рома играл на бас-гитаре в группе «Магнит», и работа в цеху позволяла ему наладить свой маленький бизнес по продаже книг.

Книги. Это слово в середине восьмидесятых было символом успеха и благосостояния. Печатавшиеся миллионными тиражами материалы съездов и речей лидеров страны, писателей, признанных властью, но игнорируемых народом, загружали мощности всех типографий страны, а любимые всеми «бестселлеры» Пикуля, Ефремова продавались на черном рынке, десятикратно превышая номинал.

Конечно, многие мои коллеги рассматривали книги исключительно как источник получения прибыли.

Из-за этого их постоянно обыскивали на проходной, вскрывали их шкафы в раздевалках, наказывали и лишали премий.

Поскольку книга как геометрическая фигура представляет собой прямой параллелепипед, зачастую довольно объемный, это серьезно затрудняет кражу: ведь у человека только две плоскости – живот и спина – могут сравниться с книгой по площади соприкосновения.

Для меня было загадкой, с каким упорством люди, прижимая ремнями книги к спине или животу, пытались пройти через проходную, где в десяти случаях из десяти были пойманы охраной.

Рома же был хитрее.

Он вообще не выносил книги, а только листы, которые впоследствии сшивал и переплетал на домашнем оборудовании. Листы могли быть обернуты вокруг ноги, напоминая футбольные щитки, или на руки, что невозможно было заметить даже под легкой курткой.

Я был рад встретить слегка постаревшего Рому пятнадцать лет спустя на фестивале «Нашествие», что подтвердило правильность моего определения Ромы в «случайную» группу.

Карина работала в гидрометцентре, но решила доказать родителям, что ее собственный путь должен пройти через трудности, и устроилась помощницей переплетчика.

Пожалуй, она была единственной, кто так же, как и я, читал книги. Удивительно, но никто из сотен сотрудников не читал книг. Даже во время сбоев энергосети, когда оборудование замирало, или когда останавливались отдельные линии из-за нехватки ниток, бумаги, картона, ремней, никто не читал книг, предпочитая легкое общение друг с другом.

Отработав два месяца, Карина уволилась, потому что свинцовая пыль, находящаяся в воздухе, начала вызывать приступы астмы, которые пугали даже меня.

Серега, настоящий богатырь, инженер в НИИ, через дорогу от нашей типографии.

Каждый вечер он работал у нас грузчиком и оператором кара-погрузчика.

– Ты, наверно, на выходных спишь до обеда, – удивлялся я, – ты же работаешь каждый день с девяти утра до двенадцати ночи.

– Нет, у меня дом-то в деревне, жена и детей двое, – отвечал Сергей, – мне отдыхать некогда.

Неудивительно, что у него была машина, на которой иногда после вечерней смены он подвозил меня домой. По моим подсчетам, он зарабатывал не меньше пятисот рублей в месяц.

Наверно, именно на таких, как Сергей, всегда и держалась страна.

Вторая группа, которую я определил для себя как «простые рабочие», была, безусловно, самой многочисленной. Швеи, переплетчицы, упаковщицы, грузчики, печатники, на мой взгляд, вообще не представляли для себя другой жизни. Они просто трудились, выполняли свою работу, получали аванс и зарплату, ездили в отпуск, болели, выпивали. И очень быстро старели. Виной тому, быть может, был свинец, въедавшийся в кожу, из-за него лица становились серыми; а может быть, осознание безысходности – ведь в первую очередь старели глаза, в которых уже не оставалось солнца.

Мужчины, входившие в третью группу – «преступники», отдавали четверть своих доходов государству за совершенные ранее незначительные преступления, такие как кражи, хулиганство.

Некоторые из них, пойманные при попытке кражи книг, все равно оказывались в тюрьме, но большая часть все же оставалась по эту сторону стены.

Я очень хотел поскорее уйти в армию, и в марте 1987-го меня наконец-то направили на призывную комиссию.

Однако послужить стране мне было не суждено. Пожилой врач военкомата обратил внимание на неправильную работу моего сердца. Дальнейшие исследования показали недостаточное развитие митрального клапана, и по решению медкомиссии я был освобожден от срочной службы в мирное время.

Начальник отдела кадров гарантировал мне место на вечернем отделении Полиграфического института, но оставаться в типографии я не собирался.

Нужно было использовать второй шанс, чтобы вернуть свою жизнь в привычное русло.

На этот раз к выбору альма-матер я подошел очень ответственно, изучив всю информацию о гуманитарных институтах, заранее исключив из списка все технические заведения, а также музыкальные и художественные училища, так как эти таланты отца не передались мне цепочкой ДНК.

Выбор был остановлен на Московском институте народного хозяйства.

Три месяца подготовки к экзаменам: математика, сочинение, история и английский язык.

Я впервые в жизни чувствовал ответственность перед собой, перед родителями и понимал, что права на ошибку на этот раз у меня нет.

Когда я сдал все экзамены и ждал результатов зачисления, почти не сомневаясь, что первого сентября я снова получу студенческий билет, неожиданно приехал Артем. Я многократно прокручивал язвительные эпитеты, которыми собирался наградить его при встрече – мне было очень неприятно чувствовать себя обманутым и слабым.

– Привет, гегемон! – радостно произнес он, входя в квартиру, и, не дождавшись ответного приветствия, сжал меня в крепких объятиях. – Знакомься – Илза. Моя будущая жена.

Я даже не сразу заметил его спутницу – Илза была высокого роста, но рядом с огромным Артемом казалась совершенно незаметной, хрупкой и беззащитной.

Илза говорила по-русски с небольшим, но таким ласкающим слух жителя средней полосы прибалтийским акцентом. Не таким ярким, как у Лаймы Вайкуле, но все же очень заметным. На мой взгляд, Илза не была красавицей, но ее обворожительная улыбка и тихая манера говорить напомнили мне героиню Елены Прокловой в фильме «Единственная», с Владимиром Высоцким.

Артем приехал на машине отца и планировал провести целую неделю в Москве.

На следующий день я узнал, что зачислен в институт, Артем и Илза разделили со мной радость поступления.

Несмотря на то что каждый вечер мы проводили в кафе или ресторане, Артем ни разу не позволил мне заплатить за себя, хотя, работая в типографии, я сумел накопить почти четыреста рублей.

В сложившихся обстоятельствах я решил, что о невозвращенных пятидесяти рублях поднимать вопрос не следует.

– Ты знаешь, – говорил Артем, – я не люблю Москву, она очень серая, не подходит для жизни.

– Почему? – удивился я, – все стремятся сюда, тут театры, музеи, стадионы.

– И при этом тут некрасиво и неуютно, – продолжал он. – Красная площадь, конечно, впечатлит любого, но, кроме нее, у вас и правда ничего интересного. Рига и Таллин, Киев, Ленинград, Львов – эти города действительно красивы. Я никогда ни при каких обстоятельствах не соглашусь здесь жить.

Артем говорил, что надо открывать свое дело. Правительство приняло закон об индивидуальной трудовой деятельности, и впервые со времен НЭПа можно было легально заниматься мелким бизнесом.

– Я думаю сделать свой игровой клуб, – говорил Артем, – или цех по пошиву одежды, или маленькое кафе.

– А где ты возьмешь на это деньги? – удивлялся я.

– У отца или ссуду в банке.