– Гражданин, спокийнише, – ласково сказал стоявший поближе. – Розберемося.

– Откройте кабину с этой дурой, а то я сейчас все разнесу!

– А вот этого в нас не можна. – И он, тронув Тужилова за предплечье, слегка подвинул его в сторону.

Вера с тревогой прислушивалась к голосам снаружи. Правильно она поступила или нет? Ведь теперь с ними хлопот не оберешься… Доказывай потом, что с тобой все в порядке! Не поверят. А как иначе было их задержать? Жалко же человека! Сказать правду? Не поверил бы он. Вообще никогда и ни за что. Покрутил бы пальцем у виска, и до свидания. Тем более психиатр, он же мигом на койку уложит… А поверить в такое никто не способен. Ладно, поздно менять решение. Еще минут пять, и самолет улетит. А там посмотрим. Может, она ошиблась в этот раз… В любом случае Вера поступила так, как получилось: по первому порыву. И уже ничего не изменить.

Менты с натугой соображали, как быть. Ситуация сложилась странная до чрезвычайности. Никакими правилами она не была предусмотрена. Какая-то ненормальная заперлась в туалете с билетом и паспортом пассажира. Чьи это проблемы? Человека или аэропорта? И что это за пассажир такой темпераментный? Что вообще тут происходит?

– Будете скандалить и шуметь, всех задержим, – на всякий случай сказал один из милиционеров.

Тужилов чудовищным усилием взял себя в руки и даже улыбнулся.

– Извините, ребята. Я все понимаю. Но и вы меня поймите, я ж тоже не развлекаюсь, а работаю. И тут эта… Значит, так: она моя студентка, я психиатр, преподаватель киевского медицинского института, моя фамилия Тужилов, зовут Тимур Борисович. Поможете открыть дверцу? Я отблагодарю.

Милиционеры слушали, открыв рот, и уже готовы были помочь солидному человеку.

– У меня полет из-за нее срывается, – напористо продолжал Тужилов, видя, что служители порядка поддаются. – Да и вообще, это ведь ЧП по всем параметрам. Надо принимать меры. Кому теперь претензии предъявлять, что я не улечу? Ну?

– Санитаров надо вызвать, – пожал плечами один. – И слесаря?

– Ладно, – решился второй. – Дай попробую поддеть.

Он вытащил из кармана нож, шагнул к запертой двери.

– И позовите дежурного по аэропорту, – властно, убедительно давил мощью голоса преподаватель. – Вот моя визитная карточка. Я психиатр, член медицинского общества психиатров при Академии наук…

Визитку взяли, один из ментов принялся что-то бубнить в свою рацию, второй продолжал ковыряться у двери кабинки. Он надсадно крякнул, и дверь соскочила с петель.

Вера Лученко сидела на закрытой крышке унитаза и изо всех сил старалась выглядеть спокойно. Тужилов шагнул к ней…

И тут сверху донесся протяжный гул, затем удар. От сотрясения тонкие перегородки в туалете покосились, загудели и замолкли. Это было так страшно, что милиционеры присели, но тут же, спохватившись, выпрямились. Тужилов выхватил из рук Лученко бесполезные теперь паспорт и билет и тоже замер, прислушиваясь. Гул продолжался. В нем прорастали взрывные басы, едва слышные тонкие гудки… Но вот басы умолкли. А у милиционеров ожили рации.

– Что?! – выкрикнул один и побежал к выходу.

Второй воскликнул испуганно: «Мля!..» – и устремился за первым.

– …ание… Внимание……храняйте спокойствие… Оставайтесь на своих местах… – забубнил неразборчиво сверху голос диспетчера. – Ситуация под контролем…

– Что такое? – спросил Тужилов в пространство.

– Случилось кое-что, – устало сказала Вера. – Идемте.

Тимур Борисович с сомнением посмотрел на нее. А если она снова какой-нибудь фортель выкинет?

– Что с тобой произошло, Лученко? – строго спросил он. – Ты как себя чувствуешь?

Он хотел добавить, что она теперь должна будет возместить ему стоимость билета, но решил – потом успеет сказать. С ненормальными нужно поосторожнее.

Вера потерла лицо ладонями, с шумом выдохнула.

– Со мной-то порядок, – тихо сказала она. – Это там, наверху, беда.

В зале ожидания аэропорта Борисполь стоял тревожный гул. Люди суетились, смотрели друг на друга испуганно, пытались пробиться к большому окну, выходящему на летное поле. Там собралась плотная толпа. Все вытягивали шеи. «Граждане, сохраняйте спокойствие, – уговаривал диспетчер с некоторой укоризной в голосе, – оставайтесь на своих местах, не создавайте панику». Но как не паниковать, когда служители в форме с перекошенными лицами несутся по самому центру зала, расталкивая зазевавшихся?

Тужилов двинулся к окну, на него налетел маленький потный толстяк с чемоданом на колесиках – и отскочил от могучего торса преподавателя, как мячик.

– Извините… – Он хотел бежать дальше.

Тужилов поймал его за плечо.

– Что за суматоха? – спросил он.

Толстяк заморгал.

– С… самолет взорвался! – выдохнул он судорожно. – Прямо на в… взлете!..

– Не на взлете! – Рядом с ними вдруг вырос юноша в бейсболке. – Не на взлете, мать его!!! А в конце полосы! Черт!..

– Как же это, а?! – обиженно спросил толстяк.

А юноша сплюнул под ноги:

– Рейс тринадцать двадцать пять, Киев – Симферополь. А мне в Москву. – У него дрожали руки. – Пойду свой билет сдам. Ну их на фиг, такие полеты!..

У касс и впрямь уже выстроились первые желающие сдать билеты на другие рейсы. Тужилов отпустил толстяка и инстинктивно двинулся туда, но резко повернул к окнам, выходившим на летное поле, ввинчиваясь в толпу железными плечами. Шокированные люди даже не огрызались, поддаваясь его напору. Наконец он уткнулся в стекло. Место катастрофы сразу обозначилось вдалеке густыми клубами черного дыма с красными прожилками. Там уже стояли пожарные машины, похожие издалека на сгрудившихся жуков-солдатиков. Какие-то обломки горели, далеко выбрасывая языки пламени. Тужилов присмотрелся и понял, что это моторы самолета. Турбины, отломившиеся от крыльев… У него резко похолодело в животе. Он взял Веру за руку и отошел с ней в сторонку.

– Нельзя было нам садиться в тот самолет, – сказала Лученко, не дожидаясь вопросов. Она была очень бледной. – Мы погибли бы. Вот я вас и… Задержала, как могла.

Тимур Борисович тяжело присел на корточки перед ней. Ноги его не держали.

– Как взорвался? Откуда ты могла знать?!

– Оттуда. Вы видели, что со мной творилось?…

Тужилов приоткрыл рот и вытаращил глаза. Вот эта крапивница, покраснение кожи и пупырышки – сигнал о том, что самолет взорвется?! Чушь, чушь. Не может быть! Сказки!..

– Ты что, почувствовала?

– Вроде того.

– Врешь…

Вера посмотрела в сторону. Суматоха в аэропорту нарастала.

– Надо было вас отпустить, да? Тогда бы вы мне поверили?

Появилась бледная Лариса, увидела их и торопливо подошла. Вера с облегчением вздохнула: не улетела все-таки, не успела на посадку. Зато выжила… По девушке было понятно, что она уже видела это. Она со страхом и изумлением смотрела на Веру. Слышала последние слова?

– Что там? – спросил ее Тимур Борисович.

– Самолет… Наш рейс… В самом конце взлетной полосы… Горит… – Ларису трясло, она села на ступеньки и прикусила губу. Закрыла глаза, но все еще видела пылающие куски самолета на взлетной полосе, слышала вой сирен, очень ярко представила людей внутри – превратившихся в обугленные, разорванные куски плоти. И себя среди них.

Тужилов мельком скользнул взглядом по ее расширенным глазам и сказал Вере:

– Нам надо поговорить.

Его первый страх прошел, он взял себя в руки, и остались лишь вопросы. Откуда у Лученко, девятнадцатилетней соплячки, дар предчувствия? Что именно она ощущала? Можно ли это использовать?

Вера тоже глянула на Ларису, Тужилов все понял, они зашли за колонну.

– Ну? Не томи.

«Он все равно не отстанет, надо сказать что-нибудь…»

– Эксперимент физиолога Гершуни. Помните?

Преподаватель удивился.

– Ну, помню. И что?

– Я провела этот эксперимент на себе.

– При чем тут… Погоди. Ты хочешь сказать, что…

Он вспомнил этого физиолога, перед внутренним взором появилась страница из энциклопедии: Гершуни Г. В., родился в начале двадцатого века, член-корреспондент Академии наук… Так… Ага, вот: основные работы по адаптирующему влиянию симпатической нервной системы на нервно-мышечную функцию и по физиологии органов чувств, главным образом органов слуха… Награжден орденом… Ввел понятие «субсенсорная область», для обозначения фактов воздействия на поведение неосознаваемых раздражителей; тождественно понятию «предвнимание»…