«Где же тогда твои дары, слуга…» — имя, которое произнесло существо, обожгло меня как огнём, такую мощь несло оно в себе, хотя я не была его последователем.

Прежде чем я смогла ответить, теневая голова кивнула.

«Дары пришли — но не думаю, что они от тебя. Ты считаешь, что меня так легко обмануть?» — и фигура затряслась в беззвучном ужасном смехе. Презрение, которое она испытывала ко мне и ко всему моему племени, как густое зловоние повисло в воздухе этого места.

«Твоё племя служило мне… — дрожь, служившая здесь речью, продолжалась. — Давно и верно служило. А я не скупился на награды. Когда я кормлюсь, кормятся и эти. Смотри!»

Он вытянул вперёд продолжение своего тела, которое могло служить рукой, и тут я увидела, что все, кого он пожирал, действительно становились его частью. Но не обретали мир. Мучения тех, кого он пожирал и которые потом пожирали вместе с ним, длились вечно, и вечно сознавали они, что с ними произошло, и длилось это века без всякой передышки. И как часть этого Существа, они вынуждены были сами кормиться, предавая себя ещё большим мукам, бесконечной пытке.

У меня на глазах придаток его тела вытянулся ещё дальше и вернулся, неся в себе одну из тех форм, что я видела на равнине наверху. Существо прижало эту форму к себе, поглотило её, и новая жизненная сила добавилась к ужасу и отчаянию.

И при виде этого у меня возникла мысль. Как всадник, которого я видела в долине, жил ужасом, который вызывал в других, так и это Существо — результат такого же процесса.

Я слышала, что люди создают богов по своему подобию, приписывают этим богам собственные эмоции, но считают их такими сильными, каких не может производить человеческий разум и человеческое сердце. Может быть, так же когда-то родилось это существо. Оно стало богом, которого кормили эмоциями много поколений. И наконец оно обрело независимость, больше не нуждаясь в добровольных жертвах, а само смогло контролировать человечество и расширять свои владения.

Но если это так, то оружие против этого — неверие. И, вопреки свидетельству собственных глаз, я должна попробовать пустить это оружие в ход.

Сверкающие глаза, устремлённые на меня, не менялись, меня охватили волны отчаяния и ужаса, которые создавали многие века преклонения перед этим существом.

«Ничтожное создание… — он снова затрясся от этого беззвучного дьявольского смеха. — Я есть, я существую — как бы ни мала была мысль, породившая меня. Смотри на меня!»

Теперь его вещество ещё более сгустилось и действительно создало тело. Богоподобное по красоте обнажённое тело — но с какой-то нечистой красотой — и в то же время подчёркнуто, до неприличия, мужское. Глаза его уменьшились, лицо стало нормальным, безупречным по очертаниям.

Но я помнила, что находится передо мной и как оно родилось. И я отчаянно цеплялась за это знание. Кости и разлагающаяся плоть у него не видны, но именно таково его истинное состояние.

«Смотри на меня! — снова прогремел его приказ. — В прежние времена женщины твоего племени любили смотреть на меня, пока мне не надоел ваш мир и я не остался за вратами, ведущими сюда. Смотри — и иди ко мне!»

И снова меня охватило грязное, низменное удовольствие, которое я уже испытала. Тогда я противопоставила ему свой Дар — аскетизм, к которому меня приучали, которому я должна подчинять все желания тела. И хотя чувствовала, что чуть шагнула вперёд, решимость удержала меня на месте.

И тут эти совершенные губы улыбнулись — злобно.

«Такого я давно не пробовал. Поистине роскошный пир, — он протянул прекрасную мускулистую руку, поманил меня длинными пальцами. — Иди — ты не можешь противиться мне. Иди добровольно, и велика будет твоя награда».

В ответ я произнесла имя, сообщённое мне, и с ним ещё несколько слов. Отчаянная — но бесполезная надежда. Голова откинулась назад и откровенно рассмеялась, и я поняла, насколько тщетна была эта моя надежда.

«Имена! Думаешь, меня можно остановить именами? Это имя дали мне люди… некоторые люди. Но это не то имя, под которым я сам себя знаю. А без него — ты безоружна. Но как это восхитительно — ты смеешь противиться мне. Возбуждающе! Я поел, набрался сил и ждал тех, кто закрыл Врата. Думал, они придут охотиться на меня. Но они не пришли, а пришла ты, ничтожная, и смеешь противостоять мне. Те, кто закрыл меня здесь, на тебя даже и не посмотрели бы, ты им не ровня.

Но ты доставляешь мне развлечение, и это приятно. Ты пришла в поисках человека, не так ли? Другие приходили из гордости. Они получили достойную награду, как ты увидишь, когда присоединишься к ним. Но не называй меня именами, которые тут не имеют силы!»

На этот раз я и не пыталась ответить. Лихорадочно обыскивала память в поисках хоть малейших обрывков знания. Ауфрика поделилась со мной всем, что знала. Мы посещали забытые старинные гробницы и иногда осмеливались вызывать духов, ослабленных временем, когда-то живших в этих гробницах. Я знаю заклинания, но перед этим существом они всё равно что игры маленьких детей.

Нет… я не могла позволить отчаянию ослаблять свою решимость. Я должна была сделать всё, что могу!

Существо на троне рассмеялось в третий раз.

«Хорошо. Сопротивляйся, если хочешь, червяк. Меня это забавляет. А теперь — смотри, кто идёт…»

Он указал налево, и я осмелилась взглянуть. Медленно, с трудом, сопротивляясь принуждению, там двигался один из многих огоньков. Не чёрный, не серый, ещё не красный, но жёлтый, чистый и ясный. И в тот же момент я поняла, что во внешнем мире его назвали бы Джервоном.

Но он не полз презренно, как другие, к этому ложному богу, а шёл прямо, словно боролся с силой того, кто сидел на троне.

«Джервон!» — я осмелилась послать мысль-призыв. И сразу услышала храбрый ответ:

«Элис!»

Но существо на троне переводило взгляд с меня на Джервона и злобно улыбалось.

«Какой великолепный пир… — между губами прекрасного лица показался кончик языка и прошёлся по губам, словно наслаждаясь изысканным вкусом. — Вы много даёте мне, козявки… много!»

«Но не всё!» — ответила я. И то жёлтое пламя, которое было Джервоном, больше не приближалось к чудовищу, но стояло рядом со мной, как много раз стояли мы вместе в те годы, когда нужно было обороняться и кровавить мечи. И я поняла, что Джервон не покорился, что в его околдованном теле упрямо держится личность, как и во мне.

Тот, что сидел на троне, слегка наклонился, повернув к нам своё прекрасное злое лицо.

«Я голоден — и я ем — всё очень просто».

Он неестественно далеко вытянул руку, подобрал какое-то ползущее пятно. Я услышала мысленно отчаянный крик.

«Видишь, как это легко?»

Я в свою очередь устремилась к Джервону. И действительно, мы встали рука об руку перед этим созданием, которого вообще не должно быть. Все чистая мужественная сила Джервона выступила против того, кто обитал в этой преисподней. И к этой силе я присоединила свою, сколь она ни ограничена. Я создавала символы и, как огнём, чертила их в воздухе.

Но существо рассмеялось, протянуло руку и легко стёрло мои символы.

«Мал твой дар, женщина. Думаешь, я не могу это стереть? Так, и так, и так…» — туманная рука двинулась вперёд, назад.

«Джервон, — воззвала я, — он кормится страхом».

«Да, Элис, и ещё душами людей», — ответ пришёл твёрдый, я словно нашла опору, в которой нуждалась.

Ещё дважды существо поглощало пятна, подползавшие к основанию его трона. Но не отрывало от нас глаз. Я не понимала, чего оно ждёт. Может, пока его пир не вызовет у нас страх?

Но эта передышка дала мне возможность собрать всё, на что я могла надеяться. Как убить бога? Неверием — ответила логика. Но призвать неверие теперь было почти невозможно.

Мы, наделённые Даром, должны верить, да. Потому что хорошо знаем: существует нечто непостижимое для нас, и доброе, и злое, и оно может быть призвано человеком. Но истинную природу тех, кого призываем, мы постичь не можем: нам мешают инстинкты и эмоции наших физических тел. И хотя мой Дар мал, я всё время ощущаю присутствие этого непостижимого. И Джервон тоже верит, хотя, может быть, не совсем в то же, что я. Потому что люди идут по разным дорогам, хотя в конце все они встречаются у неких Врат, самых великих из всех, а за ними скрыто то, что мы и представить себе не можем своим привязанным к земле разумом.