Постой-ка… Однажды ведь ему довелось услышать о четвёртой тропе, которая вела напрямик через горы и которой почему-то остерегались. Тропа была очень древняя, проложенная ещё в незапамятные времена. Ну да…

Тристан кивнул словно в подтверждение собственных мыслей.

Жабы Гриммердейла! Одно из многих преданий о тех, кто прежде населял Долины, о существах, которые в большинстве своём вымерли задолго до того, как у берегов страны бросили якорь первые корабли с поселенцами.

Однако в некоторых местах Долин ещё сохранилось былое колдовство, а отдельные безумцы среди людей — ибо только безумный может осмелиться на такое — рисковали призывать к себе этих демонов из прошлого. Даже лорды Верхнего Халлака вынуждены были сделать однажды подобный шаг: ведь если бы они не заключили торжественный договор со Всадниками-Оборотнями, вряд ли людям удалось бы одолеть вторгшихся из-за моря врагов.

Некоторые из тех демонов благоволили к людям, другие — держались от них в стороне, а вот третьи — замышляли зло. Не то, чтобы они преследовали людей, нападали на них и не давали житья, нет. Просто тот, кто отваживался зайти в их собственные места, рисковал очень и очень многим.

К числу таких мест относились и Стоячие Камни Жаб Гриммердейла. По слухам, Жабы охотно соглашаются выполнять людские просьбы, но зачастую совсем не так, как того хочется просителю.

Многие годы люди избегали появляться у Стоячих Камней.

Да, но зачем всё-таки засов на окне? Может, ныне Жабы (да и жабы ли они на самом деле?) не сидят на месте, как уверяет предание, а шныряют по всей долине? И потому люди запираются на все замки? Но какая жаба допрыгнет до окна на втором этаже?

Побуждаемый непонятным ему самому любопытством, Тристан обнажил нож и потыкал им крепления. Слой ржавчины был очень толстым: окно явно не открывалось на протяжении многих лет. Тристан начал злиться. Наконец его упорство было вознаграждено: засов поддался.

Справившись с засовом, он вынужден был ещё какое-то время провозиться со ставнем, который словно прирос к окну. В конце концов, просунув в щель меч, Тристан отодрал деревянный шит. Холод ночи проник в комнату. Только сейчас Тристан понял, каким спёртым был воздух в помещениях трактира.

Он выглянул наружу: снег, тёмная кучка деревьев, уходящие вверх склоны холмов. Между постоялым двором и подножием холмов не было больше ни единого здания. Густая, припорошенная снегом растительность говорила о том, что землю здесь никто не обрабатывает. Деревья были невысокими — скорее кусты, чем деревья; и Тристану они не понравились.

Богатый военный опят подсказывал ему, что кустарник этот представляет собой угрозу. Воспользовавшись им как прикрытием, враг мог бы подобраться к трактиру на расстояние броска копья, и никто бы его не заметил. Быть может, у них в Гриммердейле такого никогда не случалось, и потому они не выжгли подозрительные кусты.

Склоны холмов были довольно пологими, и на них растительности было гораздо меньше. Хоть так, подумал Тристан, и то хлеб.

Дальше лежал снег, очень белый и гладкий. За ним проступали в темноте обломки скал. Опытный глаз Тристана сразу отметил, что это не естественные образования, а творения чьих-то рук.

Они вовсе не походили на единую стену. Нет, между ними виднелись широкие проёмы, как будто они служили столбами для некой изгороди. Но уж слишком были массивными.

Подобных каменных рядов Тристан насчитал пять, и если в первом ряду камни стояли друг от друга на довольно большом расстоянии, то дальше эти промежутки постепенно уменьшались. Тристан отметил две вещи. Во-первых, даже очень яркой луне не под силу так осветить камни. Значит, то ли они сами светятся, то ли земля вокруг них. А во-вторых, снежное покрывало внезапно и резко обрывалось у первого ряда камней. И потом, камни укутывала лёгкая дымка, словно укрывая их от любопытных взглядов.

Тристан моргнул, потёр глаза рукой, снова поглядел на камни. Дымка стала более отчётливой. И чем дольше он смотрел на неё, тем плотнее она ему казалась.

Вот так Гриммердейл! Значит, он — одно из тех мест, где по-прежнему обитают древние силы. Наверняка именно эти камушки — убежище или логово «Жаб». Теперь Тристан понял, почему было закрыто на засов окно. Он установил на место ставень, но, как ни старался, не смог заново приладить засов.

Солдат неторопливо снял с себя кольчугу и другую одежду и положил её на сундук. Расстелил на кровати выделанную шкуру какого-то животного, потом принялся разбирать постель. К его удивлению, грубые простыни и два лоскутных одеяла оказались чистыми. От них даже исходил слабый аромат трав (теперь, когда свежий воздух очистил его лёгкие, он мог различать запахи).

Он вытянулся на постели, натянул одеяла на уши — и почти мгновенно заснул.

Разбудил его стук в дверь. Спросонья он хмуро уставился на покрытые паутиной стропила. Что ему такое снилось? В душе его гнездилась смутная тревога, ощущение того, что он упустил нечто весьма важное. Помотав головой, чтобы отогнать эти неприятные мысли, он встал, прошлёпал к двери, открыл её и впустил в комнату старшего слугу, худого как скелет парня с угрюмой физиономией, менее, впрочем, грязного, чем вчерашний мальчишка. В руках слуга держал накрытый котелок. Поставив его на сундук, он произнёс:

— Вода для мытья, господин. На завтрак каша со свининой и эль.

— Ладно, — Тристан приподнял крышку с котелка. Повалил пар. На горячую воду он совсем не рассчитывал, а потому решил, что её появление — залог удачного дня.

Общая зала была почти пустой. Хромой мальчишка протирал столы, при этом щедро поливая водой пол. Хозяйка, растопырив локти точно крылья и выставив вперёд острый подбородок с двумя волосатыми бородавками, разговаривала о чём-то с другой женщиной. Та была в плаще, но откинутый капюшон позволил Тристану увидеть её лицо, лишённое какой бы то ни было привлекательности, испещрённое коричневыми пятнами. Однако плащ женщины был из добротного материала, какой не по карману обычной деревенской девчонке. В одной руке она держала узелок, в другой — охотничье копьё с коротким древком, конец его был весь в царапинах, словно им чаще пользовались как посохом, нежели как оружием.

— Ну что же, девушка, пожалуй, я возьму тебя. Но учти, денег не получишь, только еду да одежду.

Хозяйка метнула быстрый взгляд на Тристана и снова повернулась к девушке.

«А она молода, — подумал Тристан. — Но клянусь Волком-Оборотнем, при взгляде на неё сразу хочется убежать куда подальше!»

— Клади свои пожитки вон на ту полку, — махнула рукой хозяйка. — И принимайся за работу, коли ты и вправду того хочешь.

Не дожидаясь, пока девушка выполнит её приказание, она поспешила к столу, за который уселся Тристан.

— Отведайте кашки, господин. С кусочком свиной щеки, со свежим элем…

Он кивнул. Поза его в точности напоминала ту, в такой он сидел тут накануне вечером. Пальцы его поглаживали браслет с затейливой резьбой, глаза были полуприкрыты, словно он ещё досыпал.

Хозяйка удалилась.

Открыть глаза Тристана заставил стук поставленного на стол подноса. Его принесла та самая девушка. Она сняла плащ, под которым оказалась юбка в складку с тесным корсажем. Да, он был прав, одежда у неё не крестьянская. Пускай юбка была укорочена так, что из-под неё теперь видны стоптанные башмаки, из которых торчит солома, но эта юбка для верховой езды. Сама девчонка худющая, но фигурка у неё ладненькая. Поневоле призадумаешься, почему при такой фигуре Судьба наградила её столь ужасным лицом. И зачем ей копьё? Стоит ей только открыть своё лицо, никто на неё польстится, и она будет ничуть не в меньшей безопасности, чем статуя Гунноры, которую крестьяне носят по полям в начале сева.

— Ваша еда, господин.

А она будет половчее хозяйки. Вон как проворно поставила перед ним тарелку с кашей и кружку.

— Благодарю, — услышал Тристан собственный голос и удивился: с чего бы это он ведёт себя так, словно перед ним благородная дама?