Кошка быстро лизнула лапу, а затем согнула ее перед собой.

«И когда наступит этот день пробуждения, то это будет далеко не лучший день для таких, как ты, — продолжила она (даже с каким-то смаком, подумала я негодуя). — Если только, конечно, ты не сможешь кое-чему научиться — и если только сохранишь не только мужество, но также и волю».

Я не собиралась ни на йоту уступать ей. Хотя я и не намеревалась сообщать ей о своём даре, я, всё также в упор глядя на неё, ответила:

— Все мы многое узнаём за свою жизнь. И если это как раз то, что я должна осуществить — значит, я готова к этому. (Я подумала о своей просьбе к Элис и о том, что это на самом деле ни к чему не привело, потому что уже совсем скоро я угодила в ловушку фасов. С другой стороны я благодаря этому кое-чему научилась. Достаточно припомнить, как легко было потом сконцентрировать свою силу воли на грифоне). А что касается мужества и воли — нельзя судить об истинной мере того, что скрыто в глубине нас, мы можем лишь верить, что имеем достаточно сил для преодоления ожидающих нас впереди испытаний.

В моей памяти вдруг проскочило мимолётное видение своей тётки — будто эту фразу произнесла именно она. Такое, в какой-то мере, вполне могло быть, подумала я. Слова Дамы Мат стали законом для меня. Я собрала волосы на затылке: совсем растрепавшиеся, они могли теперь удерживаться только в таком подобии причёски. Возможно, я даже и вздохнула.

«Сюда направляется ещё один с твоей кровью, — прервал самец молчание, охватившее нас. — Он может оказаться именно тем, кого ты ищешь. По крайней мере, он отважился скакать по белой дороге. Ни руны, ни чары, наложенные на то место, не повернули его в обратную сторону, хотя они закрыли этот путь для его спутников. Он движется сюда с одной лишь целью — как он считает. Я думаю, что ему следует сменить точку зрения».

Дыни кубарем покатились прочь, когда я в ту же секунду вскочила на ноги.

— Керован! Но как вы узнали? — а затем пришла вторая мысль. В этом краю могли рыскать также и другие люди — охотники, металлоискатели, преступники и им подобные. Я не могла на все сто процентов рассчитывать, что это будет именно Керован.

Но вновь кошки не ответили на моё требование. Несколько мучительных секунд я ждала, а потом смирилась с тем, что эти два мохнатых создания о чём-то совещаются между собой. Если бы я продолжила свои попытки насильно выведать у них дополнительную информацию, пойдя против их желания, я бы потеряла в их глазах последние остатки уважения к себе. Было странно ощущать себя импульсивным ребёнком в глазах этих кошек. Но всё равно первой моей реакций был гнев. Я всё ещё считала, что гнев сам по себе, в этой Пустыне, мог быть самой опасной эмоцией, если только его не контролировать и использовать как оружие в случае необходимости… Искусством, каким, я была в этом уверена, я не владела. Хотя и могла частично держать его под контролем, но этому мне нужно было ещё учиться и учиться.

Если путешественник, направлявшийся сюда, — и в самом деле Керован, то теперь самое главное было — подготовиться к встрече с ним — чтобы обезоружить его гнев. Если под надетым на себя панцирем он и вправду способен ещё ощущать человеческий гнев. Мне нужно всё тщательно обдумать, спланировать различные варианты действий, зависящие от того, как он поведёт себя со мной после встречи. Необходимость разрешения наших проблем — это было для меня сейчас важнее всего прочего, важнее даже пробуждения каких-то там спящих существ или пребывавших в долгом бездействии сил этой Пустыни.

Я присела на травку и попыталась совладать с собой, со своими желаниями, успокоить сердце, забившееся быстрее, чтобы казаться такой же безмятежной, как и эти кошки. Дотянувшись до ближайшей дыни, я начала несколько неуклюже надрезать её кожицу острой кромкой пряжки от пояса, думая при этом, что очень хорошо, что я могу съесть сейчас этот фрукт (не потому, что мне в самом деле хотелось этого или было так уж нужно, но потому что самим этим неторопливым актом я начинала приходить в себя). А после я отправлюсь обследовать и остальные руины, куда ещё не рисковала сходить раньше. В этом безлюдном месте вполне может найтись что-нибудь, что можно будет использовать как оружие.

Дыня оказалась очень даже спелой, и я действительно насладилась её розовым соком, совсем не по этикету сплёвывая в руку семечки и слегка надкусывая их с одного боку. Они были чёрного цвета. Когда я была совсем маленькой, мне однажды дали грубую иголку и нитку из прочного льна, и я провела целое утро одна, прокалывая такие семечки, которые сохранила для меня Харта, и делая для себя прекрасное ожерелье.

Харта… Её не было с нами во время бегства из Итдейла. Так много было утеряно! Интересно, а не решено ли кем-то чрезвычайно могущественным, кто одержит верх в этой схватке и кто исчезнет с лица земли? Или жизни тоже зависят лишь от слепого случая?

Я отправилась к ручью умыть лицо и руки, вытерла их нагретой лучами солнца травой, не обращая внимания — внешне — на кошек, которые по всей видимости уснули на солнышке. С чуть большей уверенностью, чем при первом посещении замка, я вновь вошла в тот огромный зал, где располагались лавки, имевшие форму кошек. На этот раз я не направилась к угловой башенке, наоборот — в обратную сторону.

Там, почти в абсолютной темноте, я обнаружила огромный камин, тёмные очертания очага и углубления со следами дыма и копоти, а значит, строители нуждались в тепле от зимней стужи, и в Пустыне можно было найти такое же гостеприимство, как и на побережье Долин.

На большом тяжёлом камне над камином, где лорды Долин изображали знак своего рода, был вырезан символ, который я раньше уже видела — округлое тело с распростёртыми крыльями. Но только едва различимое при таком слабом свете и поблекшее от времени. С другой стороны украшения, словно страж, высилась фигурка кошки.

Кроме трухи сухих листьев, почти превратившейся в пыль, в камине почти ничего не указывало на то, что здесь когда-то пылал огонь. Я одно мгновение постояла возле камина, а потом оглядела всю комнату, пытаясь представить себе, чем же она некогда была, кто мог проживать здесь в те далёкие дни, за исключением того, что зимой по вечерам они приставляли поближе к очагу свои стулья и кресла. Какие удивительные легенды пели их менестрели? Да и были ли они, эти менестрели, прославляющие подвиги героев, продлевая им жизнь в песнях и легендах?

Я высоко подняла руку, пытаясь прикоснуться к этому символу, и обнаружила, что даже приподнявшись на носках, я не могу дотянуться до него. Сначала он показался мне почти невидимым на тусклом фоне камня, на котором был высечен… Я моргнула, потёрла рукой глаза. Кошки… Теперь стало намного легче их рассмотреть: в их широко раскрытых вытаращившихся глазах запылал огонь.

Не в результате ли оптического обмана в этом сумрачном помещении мне показалось, что одна из этих голов немного больше размером, тяжелее, чем вторая? Я провела взглядом слева направо, затем ещё раз, начиная верить, что моя догадка верна. Каждая голова отличалась индивидуальностью! И, кроме того, мне показалось, что я уже видела их раньше, когда они увенчивали живые, дышащие тела, застывшие в сонном спокойствии во дворе замка. Неужели в давние времена некий ваятель запечатлел этих животных в камне? Несмотря на те необычайные способности, которые имелись у жителей Пустыни, я едва могла поверить, что это — вылепленные скульптуры существ, которых я видела снаружи во дворе. Прежние наверняка могли жить очень-очень долго (могли ли среди Прежних быть и ж и в о т н ы е?), но, конечно же, не столько. Если же это не изображения тех самых кошек, они должны быть далёкими предками моих знакомцев.

Я ступила в углубление очага, отшвырнула несколько листьев, надеясь безо всяких на то оснований, а вдруг под ними окажется какой-нибудь кусочек металла, железная подставка для дров в камине или ещё что-нибудь. Но ничего не осталось.

Справа от меня зиял проём двери, которая вела в какую-то другую уцелевшую часть здания. Оставив камин со всевидящими кошками-стражами, я прошла к этой двери. Коридор за ней был достаточно широк, чтобы служить галереей, и именно здесь я увидела первые признаки обстановки, не считая каменных скамеек в виде кошек. Именно это я искала!