— Хочешь пойти с нами в Брукфилдский зоопарк после завтрака? — спрашивает Бриттани. — Пако из штатов выпрыгивает, когда мы проходим через дом летучих мышей.

Я смеюсь.

— Как бы мне ни хотелось прогуляться с вами по зоопарку, но у меня куча домашней работы. А потом я работаю с трех до десяти.

Мой брат поднимает бровь.

— Ты получил работу в Брикстоун?

— Ты смотришь на нового помощника официанта, Алекс.

— Помощник официанта? — Бриттани качает головой. — Не думаю, что тебе стоит это делать. Ты в отличной спортивной форме и слишком умен для этого. Им следовало поставить тебя на входе и к бассейну, в качестве спасателя или что-то вроде этого. Не соглашайся.

— Это деньги, — говорю я, пожимая плечами.

— Это унизительно, — парирует она.

Я снова пожимаю плечами. Бриттани вырастила богатенькая белая семья, она понятия не имеет, что значит быть бедным. Или мексиканцем. Я знаю, что нам нужны деньги, и в том месте неплохо платят. Что такого в том, что я буду подливать воды и носить грязную посуду. Не такая уж это и трагедия. Всем известно, что мексиканцы выполняют ту работу, которую белые выполнять не хотят. Я ничего не имею против. И я знаю, что через месяц добьюсь-таки того повышения до официанта.

После завтрака Алекс, Бриттани и Пако уезжают. Я получаю несколько сообщений от Марко, он приглашает меня потусоваться с парнями до работы, но этому придется подождать. Мне нужно поддерживать хорошие оценки. Если я не буду этого делать, то могу попрощаться с программой аэронавтики.

Подготовившись к тестам по математике и истории США, я иду пешком на работу. Погода все еще нас балует, но я знаю, что это ненадолго. Весна в Иллинойсе тоже бывает милой, прямо перед изнуряющим летом. Но что на самом деле сбивает тебя с ног, так это мороз и ледяной ветер, бьющий в лицо и заставляющий тебя желать переехать туда, где никто не знает, что такое снег. Снег в Чикаго сильно отличается от снега в Боулдере.

Фран Ремингтон встречает меня на входе и ставит меня работать с Ричардом, мужчиной средних лет с цыплячьими волосами, которые не двигаются на его голове. Они либо намертво склеены лаком, либо это парик.

В раздевалке для сотрудников мне выдают униформу — белые брюки и белую накрахмаленную рубашку с логотипом Брикстоун, вышитым на груди. Ричард переодевается в черные брюки, белую рубашку, которые дополняют черный пиджак и галстук. Он выглядит так, будто собирается на свадьбу. Я, с другой стороны, выгляжу, как уличный продавец мороженого.

Весь вечер я следую за Ричардом. Клиенты заполняют обеденный зал, я помогаю подавать еду, убираю грязные тарелки, наполняю бокалы и, в целом, плыву по течению весь вечер без особых проблем.

До тех пор, пока не заходит Никки Круз с группой друзей. Они все белые, за исключением ее, что не должно меня особо раздражать, но, тем не менее, раздражает. Не удивительно, что она пренебрегает своей мексиканской стороной... она не общается ни с одним мексиканцем. Я не узнаю никого из них, но один из парней одет в черную футболку для гольфа, на которой вышито золотыми буквами Гольфная Команда Чикагской Академии.

Все знают, что Чикагская Академия — это эксклюзивная частная школа, в которую ходят дети из семей с большими деньгами. Их знают, как задирающих нос выскочек на дорогих, жрущих кучу бензина машинах. Поспорю, что ни один из этих pendejos[17] не знает разницы между карбюратором и генератором.

Никки одета в короткое розовое летнее платье, подчеркивающее ее формы. Черт, она выглядит отлично. Я не один, кто это замечает, потому что чуваки из Чикагской Академии, следующие за ней, в открытую глазеют на ее зад.

Ричард стучит меня по плечу.

— Ты почти облил водой Миссис Стейнберг, — говорит он, не особо радостным тоном.

— Извини, — бормочу я. Черт. Присутствие Никки сильно меня отвлекает.

Наблюдаю, как Никки и ее друзей проводят к столику в изолированном углу у окна. И таково уж мое везение — это часть зала Ричарда.

— Налей им воды, — говорит Ричард, указывая на стол Никки. Я слышу, как она тихо смеется над тем, что сказал один из парней.

Я подхожу к столу с графином ледяной воды. Я заведую водой — любого типа. Второй официант выполняет заказы остальных напитков.

— Какую вы желаете, простую, газированную или бутылочную воду? — спрашиваю их я.

Никки смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Луис, что ты тут делаешь?

— Я работаю здесь.

— Ты знаешь его? — спрашивает Никки один из парней из Чикагской Академии. Он пристально смотрит на меня, несомненно, оценивая, затем говорит ей: — Он твой двоюродный брат? — Поскольку мы оба мексиканцы, он думает, что мы родня? Идиот.

— Нет. Мы... ээээ, — Никки запинается в словах.

— Мы ходим в одну и ту же школу, — заканчиваю я ее предложение.

— Мило, — говорит парень. — Мой отец учился в Фейрфилд до того, как они соединили южный и северный Фейрфилд вместе. Он говорит, что сейчас это полная помойка.

— Ты такой высокомерный, — отвечает Никки, но она больше изумлена, чем раздражена его комментарием. — Фейрфилд многонациональна, в отличие от заполненной только белыми школы, в которой вы учитесь.

— Ты так же высокомерна, как и я, дорогуша, — отвечает парень.

Дерек и его девушка, Кендалл, заходят в зал и присоединяются к группе. Дерек протягивает руку, и мы скрепляем приветствие рукопожатием.

— Как дела, чувак? Ты не говорил мне, что работаешь здесь.

— Мой брат знает...

Высокомерный парень стучит меня по локтю.

— Принеси нам газированной воды, — приказывает он, прерывая меня.

Дерек хмурится.

— Эй, Хантер. Тебя не учили в твоей вычурной школе не перебивать человека, когда он говорит?

Сноб закатывает глаза.

— Я только что отыграл восемнадцать лунок, Дерек. Я хочу пить. Засуди меня за то, что я прошу этого парнишку принести мне попить.

— Окей, — говорю я снобу, но думаю: парнишка? Чувак моего же возраста, которого еще и Хантером зовут, только что назвал меня парнишкой. Невероятно.

Когда я возвращаюсь из кухни с газировкой и небольшой мисочкой с лаймом в руках, я наливаю ему воды.

Я также наполняю стакан Никки. Как бы мне хотелось не чувствовать запах ее духов, когда я наклоняюсь к ней.

Закончив с остальными, я занимаю себя другими клиентами. Я не задерживаюсь у стола Никки, подхожу, только чтобы забрать грязную посуду и наполнить стаканы.

Что-то привлекает меня в Никки и заставляет думать о том, каково это было бы, если бы мы начали встречаться. Это ее боевой дух, и тот факт, что ничего из того, что я делал, не заставило ее расслабиться. Она загадка, которую я бы совсем не прочь разгадать.

Ненавижу тот факт, что часть меня стесняется моей позиции помощника официанта перед Дереком, Никки и Кендалл.

Когда они все встают, чтобы уйти, Хантер протягивает мне пятидесятидолларовую купюру.

— Вот, — говорит он, делая из этого показуху, как будто он жертвует на благотворительность. — Не трать это все в одном месте.

— Спасибо, чувак, — отвечаю я, хоть мне и хочется кинуть деньги ему в лицо. Или засунуть ему в задницу, где, как мне кажется, он хранит остальные. — Эй, Ник, — зову я, прежде чем она выходит из комнаты.

Она останавливается и оглядывается на меня.

Я знаю, что остальные парни наблюдают, поэтому я подхожу к ней ближе и шепчу ей на ухо:

— Кинь их, и, как только я закончу с работой, проведи время со мной, mi chava.

Она притягивает меня ближе к себе и шепчет мне на ухо:

— Мечтай, — затем c напыщенным видом выходит из комнаты, парни с растерянными выражениями на лицах смотрят на нее, затем на меня.

— Не следует тебе с ней заигрывать, — говорит мне Дерек перед тем, как последовать за остальными их друзьями из столовой.

— Почему нет?

— Потому что у Никки есть когти. Большие, и она выпускает их, когда ты меньше всего ожидаешь.

— Она меня не пугает, — говорю ему я.

Он хлопает меня по плечу.