— Я полагаю, ты хочешь, чтобы я извинилась.

Она кивает.

— Да, хочу. Как можно скорее.

Я смотрю, как мама выходит из комнаты, оставив меня в покое. Это ее манера поведения, дать мне возможность принять собственное решение, как будто она не заставляет меня это сделать.

Я закрываю дверь и блаженно прислоняюсь затылком к двери кабинки.

Знаю, что веду себя глупо. Ведь необязательно все мексиканские парни должны походить на Марко, так же, как не все мексикано-американские девушки похожи на меня. На самом деле, большинство моих знакомых мексиканских девушек говорят на испанском и имеют по крайней мере несколько соседей мексиканцев. А вот я нет. Возможно, я слишком резка в своих суждениях насчет Луиса, но, с другой стороны, скорее всего я права в его отношении.

Я слышу, как открывается дверь и множество каблуков, цокающих по полу туалета.

— О, Господи, я не могу поверить, что девушка, которая танцевала, как чокнутая, пнула Луиса, и оставила его на танцполе! — говорит одна из девушек.

Я не пинала его. Я ударила коленкой, но я не намерена прояснять ей каждую деталь. По крайней мере, не сейчас.

— Ты видела его губы? — говорит другая девчонка. — Ням.

Я закатываю глаза.

— Ага. Я сказала ему, что я помогу залечить его раны. Я встречаюсь с ним на пристани через пять минут. Я потом расскажу о том, насколько приятно целовать его губы на самом деле.

Они замолкают, поэтому я выглядываю в небольшое пространство между дверью и кабинкой. «О Боже» девушка приподнимает свою грудь так, что она вываливается из декольте ее платья подобно ягодицам. Она поворачивается к подруге.

— Как я выгляжу?

Я это воспринимаю как знак, чтобы выйти из кабинки, и выдать себя. Как только они понимают, что тут есть еще кто-то, помимо них, они смотрят на меня, потом друг на друга. Я делаю вид, что поправляю волосы и макияж в большом зеркале рядом с ними.

Я решаю вставить свои пять копеек. Не потому, что они напросилась на это, а потому, что это им жизненно необходимо.

— Остерегайтесь парней, которые выглядят, как Луис, — говорю я. — Такие парни используют вас, затем бросят, когда появится какая-нибудь другая.

«О Боже» девушка уперла руки в бока и осматривает меня с головы до ног.

— С чего ты взяла, что меня это вообще волнует?

— Я просто пытаюсь помочь. Ну, ты знаешь, женская солидарность и все такое.

— Женская солидарность? — говорит она с издевкой. — Я не солидарна с девушками, которые танцуют как припадочные. И я не ненавижу парней, в отличие от теб, что ты наглядно продемонстрировала.

Ее подруга начинает смеяться. «О Боже» девушка тоже присоединяться к ней. Они смеются надо мной, так же, как девушки в ночь вечеринки у Мальнатти, когда я увидела, как Марко целовался с Марианной Кастильо. Меня не должно это задевать, но задевает.

Я выхожу из дамской комнаты, оставив, «О Боже» девушку и ее подругу сплетничать одних.

У меня нет ненависти к парням. Я просто ... осторожна.

Мама останавивает меня, когда я прохожу мимо нее.

— Ты уже извинилась перед Луисом? — спрашивает она.

Я качаю головой.

— Я как раз собиралась, — торопливо говорю я, притворяясь, что высматриваю Луиса.

Я брожу туда-сюда по пляжу, не торопясь вернуться на вечеринку. Удар волн о берег и свежий запах бриза возвращают меня в тот день, когда я сказала Марко, что люблю его ...

Ночь, когда я узнала, что беременна.

Я сделаю все, чтобы не видеть разочарование и ужас на лицах моих родителей, когда они узнают, что их пятнадцатилетняя дочь залетела от бывшего парня, который им никогда не нравился. В конечном счете я должна рассказать им правду: что я сделала тест на беременность, и он вышел положительным, но даже только от мысли об этом хочется плакать.

В то время как вечеринка по-прежнему в полном разгаре за полночь, я сижу на камне в дальней части пляжа и смотрю на бескрайнюю водную гладь. Я сижу в течение некоторого времени, прислушиваясь к тихой музыке, доносящейся со свадьбы. Время от времени я чувстввую спазмы в желудке, который безумно болит, но боль потихоньку притупляется, когда я спокойно вдыхаю и выдыхаю, размеренно дыша.

Хватит хандрить, Никки. Поднимайся и иди дальше ... в прямом и переносном смысле, наставляет голос в моей голове.

Я встаю и направляюсь обратно на вечеринку. Пока я иду и размышляю о том, как я собираюсь набраться смелости, чтобы извиниться перед Луисом, а затем вернутся домой и вытерпеть страшный разговор с моими родителями, я наступаю на что-то мягкое. Я смотрю вниз и понимаю, что я просто споткнулась об одежду. Мужскую одежду ... а именно смокинг.

Я оглядываюсь по сторонам и вижу два силуэта целующиеся в воде.

Луиса и «О Боже» девушки. Ее раздражающий визг эхом разносится вокруг. Судя по всему, она с Луисом, потому что ... ну, после сегодняшнего вечера его образ запечатлился в моем сознании. Даже в темноте, я инстинктивно чувствую, что это он.

Я не могу поверить, что он может развлекаться с «О Боже» девушкой, зная, что это всего на одну ночь. Я понимаю, что я зла на Марко и вымещаю это на Луисе, но они слишком похожи.

Злые помыслы вертятся у меня в голове, хочется стащить его костюм, чтобы он остался без одежды. Мне не следует этого делать. С другой стороны...

Не раздумывая, из страха потерять самообладание, я хватаю смокинг Луиса, рубашку, брюки, боксеры, и обувь. Я вытаскиваю бумажник Луиса и оставляю его в песке. Нет никакого смысла в том, чтобы он подумал, что я украла у него бумажник, как ни крути.

Я бросаю одежду за валуном, и направляюсь обратно на празднование. Признаюсь, мне очень хочется увидеть его лицо, когда он начнет искать голышом свои вещи. Я оставила их там, где он может легко их найти ... при свете дня. Ему придется бродить при лунном свете.

Да! Впервые за несколько недель я чувствую себя сильной.

— Эй, Ник, — говорит Бен. — Мама и Папа ищут тебя. Мы собираемся уходить.

Мама и Папа прощаются практически с каждым человеком на свадьбе. Я стою за ними и присоединяюсь к их любезностям без намека на то, что я только что спрятала одежду Луиса там, где он не сможет найти ее.

— Что ты делала на берегу? — спрашивает меня Бен, когда я сажусь в папину машину.

— Извинялась перед Луисом, — вру я. Очевидно, что я особо навредила его нижней части, если он забавляется спустя полчаса.

Папа выезжает со стоянки вниз по извилистой дорожке мимо здания, в котором проходит свадьба, а потом по узкой дороге, ведущей прочь от соседнего отеля, где гости, вероятно, проводят ночь сегодня. Бен сидит рядом со мной, играя в какое-то приложение на своем телефоне. Выглянув в окно, я вижу обнаженного Луиса, прикрывающего бумажником свой пах и пытающегося проскочить незаметно в отель. Он замирает, когда мы проезжаем мимо, вероятно, надеясь избежать быть замеченным. Но я замечаю его.

И он замечает меня.

С искренней улыбкой, которая давно не озаряла мое лицо, я опускаю окно со своей стороны и слегка махаю ему.

Вместо того, чтобы смутиться, он отбрасывает бумажник и салютует мне одной рукой, а другой машет в ответ.

Это означает, что он полностью обнажен.

Не смотри никуда, Никки, кроме его лица. Что бы ты ни делала, не доставляй ему удовольствия, разглядывая его тело.

В итоге, Луис Фуэнтес все-таки берет верх над моей рассудительностью. Я не могу не посмотреть. Его тело подтянуто и более рельефно, чем у Марко, и вид его во всем великолепии явно демонстрирует их отличия.

— Я рада, что ты извинилась перед Луисом, — спокойно говорит мама, когда мы почти подъезжаем к дому.

— Да, — говорю я ей.

Единственная крупица радости исчезает, когда мой желудок в очередной раз сжимается. И еще раз. Чувствую надвигающуюся тошноту. У меня кружится голова, и я закрываю глаза, до тех пор пока папа не заезжает на нашу подъездную дорожку.

Когда мы подъезжаем к дому, мама поворачивается и хмурится.

— Не ставь нас в неловкое положение подобным образом снова. Ты не «мусор», так что не веди себя так.