В предутреннем тумане ладьи, причалившие к берегу, выглядели тусклыми пятнами на фоне свинцовой серости днепровских вод. Стемид заметил их не сразу, а лишь, когда группа из пяти или шести человек, сойдя на землю, направилась в его сторону.

— Халзан! Медведка! — негромко позвал он, надевая шлем. — Шо орёшь? — из избушки вывалились два заспанных стражника.

— Глядь! — Стемид указал в сторону Днепра.

— А се кто? — Медведка, обеспокоено проверил, на местели меч.

— Отчаянны гости! В эдакую белену плыть! — Халзан наоборот не проявлял ни малейшей тревоги.

Однако и он поднял тяжелый норманнский щит к груди, когда, заметив у одного из людей огромную секиру, Стемид произнёс:

— Варяги!

Те приблизились.

Их возглавлял дородный мужчина в кармазиновом кафтане, одетом поверх прочного доспеха. Его суровое лицо выражало некую необычайную силу, притягивающую и вместе с тем отталкивающую.

— Поклон вам! — приветствовал он стражников. — Се есмъ мы из Новагорода люди торговые князя Ольга и княжича Игоря.

— Добре. Куда путь держите? — спросил Стемид.

— В Греци. Да вот земляков наших, ваших князей, порадовать решили. Товар есть знаменитый.

— Шо ж надо-то?

— Еже захотят, пущай до нас выйдут. Товар покажем. Коль — нет, дальше поплывём.

Стражники переглянулись.

— То ж рано… — пролепетал Медведка. — Спят, чай…

— А хорош ли товар? — Стемиду хотелось услужить и правителям киевским и вежливым купцам. Хотя нечто лукавое, почудившееся в блеске глаз варягов, настораживало его.

— Шкура зверя дивного из стран полуночных да оружье франкское мастеров лучших. Коли желаете, добро пожаловать. Гляньте сами.

— Добре. Ну-тка, Медведка, седай на Вороного и к князям. Молви, шо видел.

— Аз мигом… — тот быстро вскочил на коня, вскоре исчез тумане. — Мы ж, аже можно, глянем товары то.

Стемид и Халзан с гостями направились к ладьям. В пути завязался разговор.

— И яко там Новагород поживает? Вечуют ащё?

— Вечуют, — присматриваясь к собеседнику, ответил старшой купец.

— Всё ж, яко каж своё молвит, трудно, верно, в мире-то жити?

— А где не трудно? У вас в Киев-граде легче ль? Штоесть князи, што их нет.

— И то! — усмехнулся человек с секирой. — Аскольд — конунг Гардарики! Забава!

— Зря хулите. Сродичи ваши — отважные вои. И на Царьград идти не убоялися. А шо роду незнатного, так то не беда, простым сеченикам ближе. Се даже лучше.

— Вои они храбрые. Сие знаем. Да вот хазарам и нонь дань дают. По што так?

— Ну, то ж издревле…

— Издревле не издревле, а хакану отказать не решаются. И почему? Всё от слабости власти. Вот воздумай: будь ты не княж человек и молви твой боярин не ходить в поход с Аскольдом. Пошел бы?

— Вряд ли… — Стемид задумчиво покачал головой. — У меня ж жинка тут. Сгубил бы её боярин.

— То-то! Сам зришь, ничем не лучше у вас, чем в Новагороде. А может и хуже. Дань даете и силы собственной не ведаете. Нету могучей руки у вас.

— Шо ж бажить-то? Холопами быти?

— Не холопами, но слугами верными одного хозяина. Чтоб кроме него никому дань не давать и жить интересом едины: яко он — тако вси!

То, какой разительный контраст составляла речь этого человека, когда он говорил о проблемах вселенских и когда торговался, как купец, сразу бросилось в глаза Стемиду.

Он почувствовал некий необъяснимый страх перед варягом и попытался умом постигнуть причины происходящего. Отчего торговцы к Киеву приплыли, а в город не идут? Мал городок, в Греци спешат? Почему они так недоброжелательно настроены к князям, а товар для них припасли?

Стемид не успел мысленно ответить и на один из этих вопросов, когда оказался у варяжских ладей-насадов.

Старшой купец перекинулся парой слов на норманнском языке с кем-то из оставшихся на судах, и киевлянам тут же вынесли шкуру огромного северного медведя.

— Эка баса! Вот чудо чудное! — в изумлении воскликнул Халзан, пораженный невиданным зрелищем белоснежной лоснящейся шерсти.

Старшой пояснил:

— Се медведь ледовитый. Убит нашими охочими людьми на море дальнем. Добыча по истине княжья и истинному князю ею владеть.

— Шо ж за неё бажишь-то?

Варяг усмехнулся:

— Твоей мошны не хватит.

Стемид не смутился, а деловито произнёс:

— Шо ж, тожно оружье глянем, аже шкуру другим бережешь.

Старшой купец кивнул головой, и Стемиду с Халзаном уже хотели поднести по мечу вальяжной франкской работы, как вдруг последний внезапно побледнел. Бросив испытующий взгляд на гостей, он не громко, но твёрдо проговорил:

— А ведь не купцы вы…

Гром среди ясного неба не мог бы вызвать большего замешательства, чем вызвала эта фраза.

— Отчего же? — недоумевая, спросил товарища Стемид.

— Добры люди торговые воев в судах своих не прячут.

В этот момент раздался топот копыт и из тумана показались четверо всадников. Саженях в десяти они спешились и шагнули к ладьям.

Стемид скользнул тревожным взором по варягам и остановил его на Халзане, побуждая к решительным действиям. Тот всё понял, но успел только крикнуть:

«Князи!..» — как пал, разрубленный до пояса могучим ударом человека с секирой.

Подходившие замерли в нерешительности…

Однако уже было поздно. Из ладей, как саранча, выскочили вооруженные люди и плотным кольцом окружили прибывших.

Стемид попробовал обнажить меч, но десяток вражеских копий угрожающе упёрся ему в грудь. Он понял: сопротивляться бесполезно.

Князей, Медведку и ещё одного отрока подвели к старшому. Сняв шлем, тот пристально посмотрел в глаза пленникам.

— Хельги! — в ужасе узнал его князь Аскольд и отпрянул.

— Признал. Што ж, и на том спасибо. А в град свой отчего не приглашаешь?

— Не смейся, Хельги. Мы в твоих руках, — ответил ему другой князь, именем Дир. — Всё и так твоё.

— Верно, Дир. Ты всегда догадливым слыл и тут не подвёл. Отныне Киев под моей десницей пребывать станет. И всюду будет, яко велю. Ясно ли?

— Шо ж, твоя сила. Сделаем, раз молвишь.

Князь Хельги рассмеялся:

— А еже ль захочу погибель вашу?

— Падёт наша кровь на твою главу. Казнишь без вины.

— Без вины? Што ж… — Хельги подал знак, и с одной из ладей вынесли мальчика лет трёх-четырёх в ярких, расшитых бисером одеждах. — Знаете ль, кто сей отрок?

Чело князей киевских омрачилось.

— Конунг Ингвар…

— Да, сын Рериков, коему завещаны вся страна сия и на чье добро вы смели покуситься.

— Кто ж мог страной распорядиться так, аже она не его есть? — ответил гордо Аскольд.

— Лжешь… Не затем ли вы пошли в страны полуденные, дабы именем Рерика земли брать? Не его ль людьми себя называли? А что содеяли? До сих дней хазарам дань подносите, правителя истинного забыв, без прощения живя. Нет которого и не будет!

— Этого мы и не просим! — крикнул в ответ Дир и обратил пламенный взор к Хельги. — Казни, но властолюбья своего тебе не оправдать!

— Казни желаете? Её вы получите… — варяг взмахнул рукой и дюжина острых копий вонзилась в тела несчастных.

Человек с секирой приблизился к умирающим и двумя размашистыми ударами срубил им головы. Кровоточащие останки Аскольда и Дира рухнули к ногам воина, державшего маленького княжича.

— Вот, Ингвар, гибель тех, кто на пути твоем стоял, — негромко по-норманнски произнес Хельги. Он повернулся к онемевшим от страха Стемиду, Медведке и отроку. — Желаете ли мне служить, али быть с господами вашими?

Жизнь троих киевлян висела на волоске.

— Аже Киев — твой, то и мы ж — твои, — ответил за всех Стемид и, осмелев, добавил: — Только горько видеть ту могучую руку, о коей ты молвил, в крови дымящейся. Не сие на мове слышалось.

— Горько, да иначе нельзя, — князь Хельги гордо поднял голову. — Для славы едина могуча рука нужна и другой не быть!