Эдвард вновь улыбнулся:

- Он ревнует. Ревнует, потому что не умеет развлечь женщину приятной беседой, даже если от этого будет зависеть его жизнь.

- Мне не нужны «приятные беседы», А ты, видать, в них поднаторел.

- Ты поразил меня в самое сердце, - шутливо отозвался Эдвард, но явно он был несколько озадачен поведением брата.

Тот бросил взгляд на Регину:

- И вы тоже знаете толк в «приятных беседах», как я погляжу.

Регина не ожидала, что он начнет нападать и на нее. Даже Эдвард изумился:

- Слейд, о чем ты?

Слейд отвернулся, сгрузил последний сундук на землю и скрылся в доме.

Регину задело замечание Слейда, но она не подала виду. Она отвернулась, чтобы взглянуть на дом и чтобы Эдварду не было видно ее покрасневшего лица.

- У вас красивый дом.

- Дом был построен в тридцать восьмом году, - быстро сказал Эдвард, слегка коснувшись ее руки. - Он не хотел сказать ничего дурного.

- Хотел. Просто хотел назвать меня кокеткой!

- Иногда я не могу понять своего брата. Ведь большинство женщин любят пококетничать. Пойдемте в дом. Там не так жарко.

Он надеялся отвлечь ее от тяжелых мыслей, и Регина была бы рада, если бы ему это удалось.

Она огляделась. Красные, розовые и белые олеандры обрамляли подъездную дорожку, выложенную белым камнем. Два крыла дома словно пытались обнять газон, усаженный причудливыми растениями. В садике журчал небольшой фонтан.

- Конечно, после 38-го года многое изменилось, - сказал Эдвард, - осталась только часть первоначальных построек. Нас можно назвать могиканами, наша семья одна из последних, оставшихся здесь калифорнийских семей. Многие давно продали свои поместья.

- Понятно, - сказала Регина, радуясь, что он пытается сменить тему разговора.

- Вы, наверное, еще не раз услышите о том, что губернатор Мексики, Жуан Батиста Алварадо, передал нам право на владение этой землей в 1837 году. Все мексиканские ранчо были когда-то испанскими владениями. Но, когда Мексика добилась независимости, в 1822 году, то многие солдаты, офицеры, среди них немало иностранцев, получили участки земли.

Нашего деда наградили одним из первых. Он был солдатом. А когда независимость, в свою очередь, обрела Калифорния, они часть земель потеряли. Некоторым не повезло еще больше - они потеряли все.

- Почему?

- Земли понадобились американцам. Дарственные на большинство земель за давностью лет были утрачены или признаны недействительными. Границы, которые на тот момент существовали, были более чем условны: пара сосен, или дерево, обугленное молнией. Но сосны могли срубить, за полвека обугленное дерево превратилось в прах и пыль, - Эдвард передернул плечами. - После пересмотра дарственных землю стали раздавать новым поселенцам. Мы потратили десятилетие, чтобы доказать истинность и законность нашего владения Мирамаром, и, к счастью, нам удалось сохранить треть дедовских земель. В принципе, участок был так велик, что его все равно нельзя было использовать.

В дверях в правом крыле дома показалась женщина и направилась к ним.

- Но мне кажется это несправедливым, - сказала Регина.

- Разве сама жизнь справедлива? Регина посмотрела на Эдварда, который вдруг посерьезнел. В глазах его появилась печаль. Конечно, жизнь часто несправедлива. Эдвард прав. Стоит только вспомнить смерть Джеймса Деланза.

- Эдвард! - позвала женщина.

Регина с любопытством посмотрела на нее, стройную, с ярко-каштановыми волосами, зачесанными назад. Ее прическу можно было бы назвать классической, вне времени.

Только на близком расстоянии можно было догадаться, что женщине не меньше сорока лет. Регина отметила также, что у светло-зеленого платья этой весьма красивой женщины когда-то была завышенная талия - так носили лет десять назад. Потом его перешили. Но платье все равно мало соответствовало представлениям о последней моде.

- Это - моя мать Виктория, - сказал Эдвард.

- А вы, должно быть, Элизабет, - женщина улыбнулась, протягивая руку. - Как приятно встретить вас после столь многих лет…

Регина пожала протянутую ладонь. Хотя слова женщины были вежливыми, звучали они неискренне. Улыбка была натянутой. Глаза Виктории холодновато поблескивали.

- Я надеюсь, что травма уже меньше беспокоит вас…

- Мне сегодня немного лучше. Спасибо. Холодок пробежал по затылку Регины.

- Пойдемте со мной. Слейд занесет багаж. У вас будет комната с видом на океан. Самая прохладная в доме.

Эдвард остался у подъезда, облокотился о стену дома и достал сигарету.

Дом показался Регине чем-то нереальным: иной мир, иная эпоха. Мебель была старомодной. Восточные ковры изысканны, однако изрядно потерты. В центральной комнате ей бросился в глаза громоздкий испанский комод с вычурной резьбой. Когда они проходили мимо столовой, она заметила громадных размеров старый стол, окруженный двенадцатью тяжелыми стульями, обтянутыми потертой кожей. Одну из стен занимал гобелен, весьма потускневший. Регина подумала, что вещи, вероятно, остались еще с тех времен, когда семье Деланза была вручена дарственная.

- Мебель такая необычная и красивая, - сказала Регина. - Ее привезли сюда, когда дом только строился?

Она неожиданно почувствовала, что привыкла к мраморным полам, сверкающим люстрам, изысканным бокалам с металлической отделкой, к электричеству и телефону. Черепица, беленые стены, газовые рожки для освещения, темное старое дерево были для нее непривычны.

- Да, конечно, - отозвалась Виктория. В голосе ее звучало пренебрежение.

Неожиданно для Регины они вышли из дома и оказались еще в одном дворике. Здесь тоже бил фонтан, от него веяло приятной свежестью; капли оседали на листьях деревьев и лепестках цветов, которые в изобилии росли здесь.

- Вот мы и пришли, - сказала Виктория, отворив одну из комнат, дверь которой выходила прямо во двор. Она быстро пересекла комнату, чтобы открыть дверь на балкон, находящийся с другой стороны. Через дверной проем, Регина увидела золотистые холмы, поодаль - сверкающие волны океана.

- Как красиво!

Виктория обернулась, все также холодно улыбаясь.

С лица Регины медленно исчезла улыбка. Испытывая неловкость, она стала снимать перчатки. Затем аккуратно развязала ленты у шляпы. Виктория внимательно смотрела на нитку жемчуга на шее у Регины.

- Очень красиво! - повторила Регина, но уже без прежней искренности в голосе. - Спасибо.

- Люсинда принесет вам лимонад. Это крыло дома - для гостей. Поскольку вы у нас - единственная гостья, то оно все - в вашем распоряжении.

Виктория пыталась быть любезной, однако Регина не почувствовала в ее словах подлинного гостеприимства.

- Вы, наверное, захотите освежиться после дороги. Люсинда приготовит ванну. Ужин - в семь.

- Одно из нарушений традиции, которое одобрил Рик, - раздался голос Слейда. Он неожиданно появился на пороге с двумя сундучками.

Регина была очень рада вновь увидеть его. Мать Эдварда относится к ней без всякой симпатии. Регина сразу ощутила это, хотя и не могла объяснить причины.

Слейд поставил вещи на пол.

- Рик встает на рассвете, поэтому, когда-то бывший традиционным ужин в десять вечера исключается.

- Понятно, - сказала Регина.

Не произнеся больше ни слова, Слейд вышел. Регина с тоской посмотрела ему вслед. Оставаться наедине с Викторией дольше, чем необходимо, не казалось ей приятной перспективой.

Заперев дверь за Слейдом, Виктория прошла по комнате и закрыла дверь, сквозь проем которой виднелся Тихий океан.

- Итак, скажите мне, - резко спросила она, - это розыгрыш?

- Что?

- Это розыгрыш? Игра? Эта ваша потеря памяти?

- Нет! Я так хочу все вспомнить! Что вы!

- Ясно, - Виктория медленно подошла к кровати, коснулась рукой яркого легкого покрывала. - Тогда почему вы здесь, Элизабет?

- Я… Рик пригласил меня. Он сказал, что мне будут рады, как будто я - член семьи… Виктория безжалостно рассмеялась.

- Так вы не знаете, каковы его планы? Вы еще не поняли, зачем он пригласил вас? Не ясно?