Долгие века человек знал только поверхность моря. В его воображении не укладывалась мысль о том, что может существовать «нечто» в его пучине. Коль скоро природа сделала глубины невидимыми для глаз, то, наверное, хотела скрыть свои тайны… Потом стало ясно, что в океане водятся живые существа. Но рыбы плавали на небольшой глубине. Кто же тогда обитал в пучине? Должно быть, кровожадные чудища.

Когда по берегам возникли первобытные цивилизации, море продолжало оставаться одномерным. Мало-помалу течением рек к прибрежным селениям выносило стволы деревьев, из которых люди выдалбливали первые лодки. С этого момента море стало двухмерным. Таким ему суждено было оставаться тысячи и тысячи лет. В средние века — по крайней мере в Западной Европе — морская пучина еще внушала страх. Человек, правда, изобрел подобие скафандров, он даже создал ласты — прототип тех, что были вновь «открыты» много лет спустя. Но никто не отваживался спускаться в эту стихию зла и опасностей, где, по словам Александра Македонского,[3] «свирепые рыбины пожирают несчастных утопленников».

В XIX веке царило твердое убеждение, что на больших глубинах жизнь отсутствует. Шотландский биолог профессор Эдвард Форбс считал, что жизнь под большим давлением столь же немыслима, как в огне и безвоздушном пространстве. «Последние искорки жизни, — писал он в 1840 году, — угасают на пятисотметровой глубине». Даже Мэтью Фонтейн Мори, основоположник американской океанографии, автор первых научных трудов об океане, и тот разделял эту концепцию как «наиболее соответствующую Моисеевым заветам».

Экспедиция английского судна «Поркьюпайн» в 1869 году опрокинула эти воззрения. Уайвилл Томсон выловил множество живых существ на куда больших глубинах, чем предрекал Форбс. Тем не менее надо было еще доказать, что жизнь существует в больших океанских впадинах, на «адских» глубинах, как недавно предложил их называть копенгагенский профессор Антон Брюн.

В начале нашего столетия князь Альберт Монакский поднял с глубины 6 тысяч метров одну рыбу, несколько морских звезд и других обитателей.

Понадобилось еще полвека, прежде чем этот рекорд был побит. В 1951 году датская глубоководная экспедиция на «Галатее», совершив беспримерное океанографическое плавание вокруг света, извлекла со дна Филиппинского желоба, с десятикилометровой глубины, великолепный улов: двадцать пять морских анемон, семьдесят пять морских огурцов, пять двустворчатых моллюсков, одного ракообразного, полихету (многощетинкового червя)[4] и еще несколько существ. Множество беспозвоночных было найдено в других впадинах, особенно в желобе Сандра, где на глубине 7 тысяч метров «Галатея» обнаружила рыбу, которой целое десятилетие предстояло числиться самой глубоководной рыбой мира. Мы расскажем дальше, как «Триест» окончательно разрешил эту проблему: нам удалось увидеть своими глазами живую рыбу на глубине 10 900 метров на дне Марианской впадины. Таким образом, стало ясно, что даже самые неблагоприятные обстоятельства — давление, холод и тьма, вместе взятые, — не в силах преградить путь жизни.

У любого самого хрупкого организма внутреннее давление соответствует давлению окружающей среды. Однако в некоторых случаях оно задает загадки биохимикам: скажем, протоплазма яйца морского ежа[5] под абиссальным давлением свертывается. Какие мутации обеспечивают выживание на сверхглубинах?..

Точная глубина морского дна оставалась неведомой долгое время после того, как уже были вычислены расстояния от Земли до Луны, Солнца и остальных планет. Некий астроном — к счастью для него, имя успело забыться, — рассчитав приливные волны, пришел к выводу, что океанское дно лежит примерно на сорокакилометровой глубине. Еще в середине XIX века господствовало убеждение, что океан бездонен. Кстати сказать, среди жителей гор до сих пор есть немало людей, уверенных, что их маленькие озера «не имеют дна». И это несмотря на то, что с лодки им не раз случалось веслом зачерпывать ил! Сто лет назад получила распространение гипотеза о «соответствии» высоты гор глубинам океанов; это была чистой воды интуиция, основанная на некоем законе «постоянства» или «компенсации» природы. (Любопытно, что впоследствии этот закон «почти» подтвердился.)

Не меньшим заблуждением было и мнение о том, что морское дно представляет собой пустынную равнину типа Сахары или сибирской тундры. Как теперь стало известно, под гладью воды лежат горные хребты, пики, вулканы, долины, ущелья, не отличающиеся от своих собратьев на надводных континентах.

Нынешние методы промеров глубин несколько усовершенствовались со времени Магеллана, который, опустив в воду линь длиной в 200 саженей и не достигнув дна, решил, что находится в самом глубоком месте океана. Классические промеры с помощью каната с привязанным пушечным ядром долгое время давали удивительно путаные результаты; гидрографические бюро получили кучу уведомлений о том, что в разных местах достигнута глубина, превышающая 15 километров! Достаточно было течению или ветру отнести корабль в сторону, как длина линя существенно увеличивалась. Проще было просто измерять линь, не опуская его в воду! В конце концов Мори несколько укротил фантазию капитанов, установив свое «правило свинцового лота».

В годы между двумя мировыми войнами появился новый прибор — эхолот, сконструированный на основе простейшего принципа улавливания эха. Прибор посылает звуковой импульс в направлении морского дна со скоростью 1500 метров в секунду и регистрирует его отражение. Время засекается хронометром, а расстояние автоматически вычисляется в морских саженях или метрах. С помощью этого звукового «глаза» удалось вычертить довольно точный рельеф морского дна. Теперь за время, которое раньше уходило на один промер лотом, можно было сделать несколько тысяч зондирований. Постепенно на карту был нанесен рельеф дна Мирового океана. Более того, усовершенствованные эхолоты смогли дать ценные сведения о строении дна и толщине покрывающих его отложений. Достаточно было взглянуть на движущуюся ленту, чтобы составить представление о характере рельефа. Наконец, акустический метод позволил так же точно установить местонахождение сверхглубоких впадин.

Эти гигантские желоба лежат не в центре океанских бассейнов, как можно было ожидать, а опоясывают континенты. В Тихом океане крупнейшие впадины тянутся с небольшими интервалами с севера на юг от Камчатки, вдоль Курильских островов до Японии. На широте Японии они расходятся двумя ветвями; западная идет вдоль Тайваня, Лусона и Минданао (Филиппинский желоб), восточная же спускается к югу в район Марианских островов (глубина Челленджера) и встречается с первой ветвью возле Новой Гвинеи. В Атлантическом океане самый глубокий желоб (свыше 9 километров) расположен у Антильских островов, севернее Пуэрто-Рико.

Районы эти очень неспокойны. Здесь часты извержения подводных вулканов и землетрясения. По всей видимости, часть желобов появилась сравнительно недавно и процесс образования продолжается. Некоторые геологи считают, что желоба появились при боковом сжатии в результате движения «блоков» морского дна. Сходный процесс привел к образованию на суше Альп и большинства других горных цепей. Однако многие геофизики полагают, что гигантские желоба на дне моря — результат растяжения земной коры.

Глубочайшее место в Филиппинском желобе обнаружило в самом начале первой мировой войны немецкое судно «Эмден», тезка знаменитого в свое время корсарского корвета. Во все школьные учебники этот желоб вошел как самая глубокая впадина на Земле. Во время второй мировой войны она была «углублена» до 10 200 метров экипажем американского транспорта «Кейп Джонсон». К сожалению, промеры были прерваны атакой японских самолетов-торпедоносцев. Однако другое американское океанографическое судно — «Хорайзн», принадлежащее Институту Скриппса, развенчало Филиппинскую впадину, открыв в желобе Тонга место глубиной в 10 600 метров. И наконец, в 1951 году английский корабль «Челленджер-2» зафиксировал в Марианском желобе, в 400 километрах юго-западнее острова Гуам, глубину 10 800 метров. Цифра была с небольшими поправками подтверждена затем советскими [6] и американскими океанографами. Таким образом, котловине Челленджер принадлежит пальма первенства.