Николай погасил лампу.

Час избавления настал.

Советская Россия незамедлительно аннулировала грабительский Брестский мирный договор, развязав себе руки. Совнарком дал указание Реввоенсовету республики о подготовке к наступлению советских войск, предназначенных для освобождения Украины, Белоруссии и Прибалтики. 17 ноября был создан Реввоенсовет группы войск Курского направления; в него вошли В. Антонов-Овсеенко, И. Сталин, В. Затонский. На третий день РВС группы направил директиву революционным повстанческим организациям Украины о мобилизации сил для борьбы за освобождение украинского народа.

Создавались два направления: Киевское и Харьковское. Войска Киевского направления составила 1-я Украинская советская дивизия, Харьковского — 2-я дивизия под командованием Ауссема.

Революционное брожение захватывало немецкую оккупационную армию. Главнокомандующий Восточного фронта был вынужден издать приказ об эвакуации из Украины. Немецкая армия откатывалась на запад; безнадежнее становилась власть гетмана Скоропадского. Кровавый режим, державшийся на иноземных штыках, встал поперек горла даже собственной буржуазии и помещикам — не мог гетман потопить в крови революционное движение.

В ноябрьские дни, тревожные для контрреволюционных сил Украины, вновь всплывает фигура Симона Петлюры. Тайно Украинский национальный союз образовал Директорию — контрреволюционное националистическое правительство под председательством бывшего главы Украинской рады Винниченко. Петлюра, вошедший в состав Директории, взял в руки булаву «главного атамана войск Украинской народной республики».

Петлюра открыто, еще при гетмане, начал формировать армию. К нему густо повалили сыны кулаков, белогвардейцы и всякий сброд, скопившийся в Киеве. Стержнем армии явился полк сечевых стрельцов — галичан — под командованием атамана Коновальца; полк тот некогда использовал Скоропадский для подавления восставших крестьян в Тараще и Нежине. Обманутые националистической пропагандой, обещаниями, в армию шли и середняки. Под парчовые стяги Петлюры встало до 300 тысяч человек.

Директория едва не с первого дня своего существования негласно от народа повела переговоры с Деникиным, с США и странами Антанты, Англией и Францией. Связь эта вела к войне с Советской Россией и новой оккупации — англо-французскими войсками.

29 ноября 1918 года Временное украинское рабоче-крестьянское правительство выпустило манифест о восстановлении Советской власти на Украине. Именем восставших рабочих и крестьян, именем революционной армии Украины власть гетмана была объявлена низложенной.

Наступление советских войск на Украину началось. Навстречу, меж отходящих рядов немецкой армии, выдвигались петлюровские полки гайдамаков. Обильно полилась украинская кровь…

Ноябрь 18-го года на Черниговщине выдался холодный. Изнурительные дожди внезапно сменились снегопадами; ударили морозы.

Получив сообщение, что Таращанский полк с боями занял Стародуб, богунцы приободрились. Со слов вестового узнали подробности. Вскрылось: немцы способствовали местной буржуазии эвакуировать город — вывезти в Новозыбково банки и казначейства, склады продовольствия. Сами немцы, помимо хлеба и скота, забивают вагоны машинами и товарами. Гребут все, что попадается под руку.

Николай видел, как загорелись глаза у Зубова. Именно он досаждает больше всех: не полагайся на немцев! Бить их заодно с гайдамаками. По его, тоже бить. Но ему хотелось бы использовать самую малую возможность избежать крови. А ведь ее избежать можно, как показывали эти дни, нужно иметь великое терпение. Немцы народ особый, отличимый от них, живет больше рассудком, нежели чувствами; в поведении их преобладает расчет. Зубов прав, утверждая, что они «уважают» силу, бить только крепче их надо. Лопается терпение и у пего; отдаст сейчас приказ о наступлении на Клинцы. А там сильный гарнизон, штыков 500, немцев и гайдамаков, две трехдюймовые батареи; по ветке Клинцы — Новозыбково курсируют бронепоезда. В Ардоне попробует столковаться с полковым Советом…

Задолго до рассвета Богунский полк выступил на Клинцы. От посада Ардон верст пять. Полпути шли в колоннах побатальонно, потом развернулись в боевой порядок. При приближении к железнодорожной станции немецкий бронепоезд, видневшийся на фоне побелевшего неба, бесшумно уполз за березняк, в сторону разъезда Святец. Николай, зачехлив бинокль, обернулся к Зубову; во взгляде его — торжество, лукавая усмешка: «Что?

Фома неверующий, говорил тебе…»

— Неизвестно, сколько синежупанников в городе. За ночь, могло быть, подвалили… Уж больно тихо, что-то душа ноет.

Станцию заняли без боя. Города не видать за сосновым бором; еще версты две. Не останавливаясь, цепи вошли в лес. Внезапно, разрывая лесную тишину, зачастили взрывы. Орудийная пальба доносилась не только из города, но и с тыла, со стороны станции. Засада! В пылу Николай даже не подумал, что это мог вернуться немецкий поезд. С «льюисом» в руках поднялся над залегшей в снег цепью.

— Батальон, за мной!

Увязая в глубоких сугробах, он шагом направился через открытую опушку к видневшимся садам. Оттуда, из окопов, усилился ружейно-пулеметный огонь…

Пока батальон Кощеева, прижатый к снегу, отбивал контратаки, батальоны Зубова и Гавриченко с правого фланга, со стороны кожевеяного завода, ворвались в город. Но, не выдержав штыкового натиска гайдамаков, они отступили в лес.

С тыла сгущался орудийный огонь. Снаряды рвались кучно, прицельно. Ворохнувшееся подозрение подтвердили разведчики: да, бьют немцы! Вернулся бронепоезд; за стрелками, в березняке, скапливаются темно-зеленые фигурки в касках.

Надвигались сумерки. Боясь окружения, Николай отвел полк назад в Ардон. В штабе вскрылось полностью коварство немецкого командования в Клинцах: пленный молодой солдат, знавший лично Пильца, председателя полкового Совета, ничего не скрывал, поведал как на духу. Разгневанный неудачей, напрасными жертвами, обуреваемый обидой на словоотступников, Николай написал в Стародуб комполка Барону. Сообщил, что в Клинцах немцы продались за 2 миллиона рублей для защиты фабрикантов. При попытке вступить в город богунцы были встречены орудийным и ружейным огнем. Из Новозыбкова подогнали бронепоезд с пехотой. В самих Клинцах сильный гарнизон — человек 500 немцев и гайдамаков и 8 орудий. Он намерен жестоко расправиться. С этой целью стягивает все силы бригады в Клинцы. Попросил с этим же кавалеристом передать ответ, когда прибудет, и о передвижении.

Перечитав, остался недоволен: всего-навсего донесение равного равному, в лучшем случае — просьба. На другом листе написал: «С получением сего — двигаться по марш руту — с. Блинка на Большую Топаль и Туросну. Цель — Клинцы. Дойдя до ст. Займище, дашь мне знать». С силой нажимал чернильным карандашом: «Командир 2-й бригады Николай Щорс».

Наутро Николай почувствовал себя плохо. Душил кашель, потел. Дался вчерашний день. Украдкой поглядывал на носовой платок. Скрывая недомогание и дурное настроение, провел разбор неудавшейся операции. Не давая воли гневу, придерживал и срывавшихся на голос комбатов; на Зубова прицыкнул, будто на мальчишку. Не обиделся; сидел важный, скрестив руки, — его батальон действовал выше всяких похвал. Первая рота у Кощеева подвела. Тыкалась бестолково меж сосен, боясь высунуть нос на опушку, когда соседи со штыками шли на гайдамацкие окопы.

Комиссар полка, перетирая в пальцах клочок бумаги, предложил сместить комроты Середу с должности.

— Круто, товарищ Барабаш, — вступился за чужого ротного Гавриченко. — Первый бой у парня. Обломается, войны на его век еще хватит.

— Середа начал ее с трусости.

— Может, растерялся?

Это голос Кощеева. Николай, кутая горло шарфом, делал вид, что не замечает взглядов, обращенных к нему. Ждут его решения. Комиссар в одиночестве; чувствуя это, он морщит лоб, с трудом сдерживается, чтобы не поднять на него, командира, глаз. Конечно, берет он круто: Середа в самом деле растерялся. Вчера сам вывел из соснового бора топтавшуюся без дела роту. Можно бы его и оставить, удовлетворившись крепким разговором. Нет, падет авторитет Барабаша. Ротного подобрать легче, нежели комиссара полка. Есть подходящие из вернувшихся с двухнедельных курсов.