У меня имя мертвой девушки. Технически, я думаю, что у меня ее жизнь.

Настоящая Ариана Такер умерла на больничной койке в пятистах милях от того места, где я впервые вдохнула свежий воздух, увидела небо и узнала мир за пределами белой комнаты, где прожила всю сознательную жизнь.

Я в долгу перед Арианой за свою свободу. И как бы ужасно это не звучало, я благодарна Такер за ее смерть.

Если бы она была счастливым и здоровым ребенком, не думаю, что ее отец — теперь и мой — сделал бы то, что сделал. Вытащил из темноты и спас меня, когда стены дрожали, а легкие горели от дыма.

Но, Ариана Такер была человеком.

Я — нет.

Поэтому, существуют правила – залог моей безопасности и безопасности моего отца.

Они просты.

1.      Никогда никому не доверяй.

2.      Помни, что они всегда ищут.

3.      Не вмешивайся.

4.      Не привлекай внимание.

5.      Не влюбляйся.

Я беспрекословно подчинялась этому «Кодексу жизни» на протяжении десяти лет, пока достаточно повзрослев, не осознала, правилам невозможно следовать вечно. И чем дольше продолжается время безропотного послушания, тем непреодолимее становится желание устроить бунт. По веским причинам. Из-за неизбежных обстоятельств. Потому что чувствуешь, что нет иного выбора. И стоит обойти лишь одно, остальные, с хрупкостью битого стекла, рушатся следом.

Назад пути нет.

Установление порядка необходимо для тех, кто скрывается. Как оказалось, люди очень примитивны. Они едят целую неделю одно и то же на завтрак, паркуются в одних и тех же местах, и покупают одну и ту же зубную пасту. Наилучший способ вписаться в окружающую среду, следовать их примеру. Создать свои собственные шаблоны и следовать им без исключений. Конечно же, в моем случае было искусственное создание, которое не имеет собственных предпочтений или скажем прямо, имеет нехватку воображения. Но они не знали этого.

И вот, утро вторника, первый день моего учебного года: Вторник — на завтрак кукурузные хлопья. Утро, мой первый день в школе, предстоит еще разговор с отцом.

В начале, эти разговоры отца/псевдо-дочери, были для подготовки к жизни во внешнем мире: обсуждение проблем, с которыми я могу столкнуться в течение дня, упражнения, которые я должна была выполнять, и планы, которые составил мой отец для дальнейшего применения. Он работал по ночам, поэтому утро было единственным временем, когда я могла не облажаться.

В такие дни наши утренние разговоры все чаще превращались в догонялки, с небольшими подбадриваниями "Эй, помни, ты не такая, как все". Как будто я нуждалась в этом напоминании.

Но сегодня все было по-другому, так не должно было быть. Оно никогда так не начиналось.

Телевизор на кухне, расположенный на стойке у раковины для идеального просмотра, показывал "Fox News". Резкие голоса утренних ведущих обсуждали последние новости. Как обычно.

— В самом деле? — спросила я отца, который сидел за столом с миской кукурузных хлопьев.

Он проворчал, что-то невнятное, его взгляд был прикован к бегущим титрам внизу экрана. Он был одержим новостями в последнее время, в частности, слушанием сенатом комиссии по расследованию незаконно присвоенных фондов в Министерстве обороны. Я думаю, что только военный человек всегда оставался военным.

Я со вздохом села рядом с отцом. Это были не те телевизионщики, которые обязаны были обучаться дикторскому мастерству, чтобы поразить идеальным сочетанием справедливого негодования и приближенности к панике, они точно были не теми. Их правительство хранит какие-то секреты. Я живое доказательство этому. Они просто беспокоятся обо всех ошибочных вещах. Все время. На это было неприятно смотреть, честное слово.

— Ты знаешь, — сказала я. — Исследования показали, что среди тех, кто смотрит такие вещи, десять процентов параноиков и семьдесят восемь процентов тех, кто хочет купить старый ракетный бункер и превратить его в жилище на случай постапокалиптической жизни.

Это привлекло внимание моего отца. Он посмотрел на меня с кислым видом, и стал рассказывать, что думает по поводу этой статистики:

— Это не убьет тебя, если ты будешь более осведомленной в политике, — сказал он, показывая на меня своей ложкой.

Я потянулась за кукурузными хлопьями.

— Многие вещи не убьют меня, — ответила я. На самом деле этот список был гораздо длиннее, чем для обычного человека. — Но это не большая рекомендация, верно? — Я насыпала хлопьев в свою миску и подцепила одну штучку. — «Съешьте их и вы останетесь в живых». Скоро и на коробках от хлопьев будет такая реклама.

Он закатил глаза:

— Ты смешна.

Я улыбнулась:

— Я могу быть такой. Иногда.

— Гораздо реже, чем ты думаешь, детка. — Он улыбнулся с нежностью, чем застал меня врасплох. — Итак, — продолжал он, нажимая на кнопку отключения звука на пульте дистанционного управления, — твой первый день в школе. У тебя есть все, что для этого нужно...

Его мобильный телефон ожил мягким, но навязчивым звуком, который испугал нас обоих. Ему не часто звонили с работы вне рабочего времени.

Он снял телефон с пояса и посмотрел на экран, держа его на расстоянии вытянутой руки, чтобы можно было прочесть то, что высветилось на экране. Отец снова забыл свои очки для чтения.

Я продолжила, есть, ожидая, когда он объявит о неизвестном номере или закатит глаза и пробормочет что-то об идиоте Кагане. Я понятия не имела, кем был Каган, но, по словам моего отца, он регулярно достигал Олимпийских стандартов идиотизма.

Вместо этого, я заметила, как цвет отхлынул от лица отца.

Страх наполнил мой рот словно песком, кукурузные хлопья превратились в противную кашу.

— Что случилось?

Мой отец оттолкнулся от стола, с телефоном в руке.

— Оставайся здесь, — приказал он, и направился в свой рабочий кабинет.

Мгновение спустя я услышала, как дверь захлопнулась.

Я положила ложку дрожащей рукой. У других детей были кошмары о клоунах, монстрах и — как в случае с моей подругой Дженной — помощнике гамбургера из рекламы. Я же, часто думала о больших черных фургонах, которые едут бесшумно по нашей дороге и о безликих мужчинах, которые стаскивают меня с кровати, прежде чем я успеваю закричать.

Я встала, выплюнула свои хлопья в раковину и промыла рот водой. У меня закружилась голова, появились ужасные картинки, одна хуже другой, настоящий каталог всего, что может произойти.

Я могла бы попытаться подслушать разговор отца — не слова, а его мысли. Но эта способность, — которая во мне — функционировала не так эффективно, как хотелось бы. Вдобавок ко всему, мысли отца было не так легко прочесть. Я не могла ничего от него получить, если он не хотел этого, благодаря подготовленной и интенсивной тренировке ума, во время службы.