Таким образом, предписываемая линия соответствует стратегии планирования, по которой известная часть мер по жизнеобеспечению, в особенности снабжение и обслуживание, пока автоматизации и компьютеризации не подлежит. Подготовка к переходу на полную автоматизацию практически закончена; она в любой момент, как только будет решена биолого-антропологическая проблема, может перейти в программу кратковременного планирования.

3

Когда на следующий день Бен вошел в свой рабочий отсек и сел за пульт, ему показалось, будто что-то здесь стало по-другому, -- правда, что именно, он сказать не мог. Сверкали, как всегда, пульты управления, блестел антистатический дисплей, магнитные ленты в системе ввода были туго натянуты, горела зеленая контрольная лампочка, индикация адресного коммутатора стояла на нуле. Серые квадраты ящиков с их невидимыми электронными внутренностями идеально вписывались в пространство отсека, их края строго следовали прямоугольной системе координат. Такова была его рабочая комната, такой она была уже месяцы и годы, однако сегодня она показалась Бену другой. Но изменилась не она, изменился он -- его отношение к этим приборам, к работе, к смыслу того и другого... он больше не чувствовал себя чем-то совсем от них отдельным. И равнодушным он тоже не мог быть, ибо речь теперь шла о нем самом.

Он проделает свою работу так же добросовестно, как проделывал всегда до этого. Никакие предписания не требуют, чтобы он вел себя иначе. И сам он не видит никаких оснований отступать от установленного порядка. Окажись в его поведении хотя бы малейшее отклонение от нормы, он его зафиксирует точно так же, как зафиксировал бы у другого. И однако, уже запустив программу и затребовав первые данные. Бен обратил внимание на то, что сердце у него бьется сильнее, что дышит он чаще, что на дисплей он смотрит напряженно и пристально... Он схватил коробку с таблетками и бросил два маленьких белых кружочка в рот. Спокойствие и сосредоточенность; с помощью химии и фармацевтики он хорошо выполнит свою работу. А выполнить ее он хотел.

Он вызвал первую аттестацию -- "обычная проверка". Данные генетической программы, протоколов обучения, курсов психотренинга; результаты экзаменов, ответы "да-нет" на заданные вопросы, крестики, проставленные в квадратах, пробитые штампами отверстия, незаполненные пробелы... Знаки эти заключали в себе его "я", это был он, Бен, с его физической и психической жизнью, с его манерами и привычками, импульсами и мотивами, предпочтениями и слабостями... Он опять отогнал от себя не дававшие покоя мысли, ввел собственные данные в запоминающее устройство, дал себя складывать и интегрировать, вычитать и дифференцировать, систематизировать и сравнивать, выписывать снова и оценивать.

В итоге получилось что-то среднее, ничем не примечательное. Это его несколько огорчило, ибо втайне он, как и многие другие, считал себя все-таки чем-то особенным, а не типичным средним индивидом стандартизованного общества. С другой стороны, однако, такой результат успокаивал. Возможно, тут сыграли свою роль и таблетки, но цифры говорили сами за себя: они целиком оправдывали его принадлежность к категории R, не содержали в себе даже намека на необходимость изменения категории, и уж тем более в худшую сторону.

Теперь Бен ввел свои медицинские данные. Здесь было все: кодовый номер клона, день его рождения, коэффициент роста, иммунизации и прививки, фторирование костей и зубов, пигментирование кожи. Точно так же, как его детские болезни, были отмечены все, даже самые легкие, полученные им дома или на улице телесные повреждения -- от сломанного ногтя до ушибленного колена. Так же, как все выданные ему медикаменты, были записаны груды использованных им ваты и пластыря. После окончания фазы роста, с двадцати двух лет (а наступление их означало конец формирования стереотипов поведения), он уже больше почти ничем не болел. Он здоров; и он поймал себя на мысли, что, будь перед ним данные другого человека, эти сведения о состоянии здоровья никакой радости бы у него не вызвали. Но никуда не денешься, исследует он не постороннего, а самого себя, и то, что при этом будет обнаружено, не может быть ему безразлично.

Оказалось, что и медицинские данные не содержат в себе ничего из ряда вон выходящего. В нем не гнездилось никакого тайного недуга, ничего такого обследования у него не обнаружили, ничто не отличало его от людей с нормальным здоровьем. Все было в порядке, все соответствовало его месту в шкале классификации: категории R. Он откинулся в кресле и глубоко вздохнул: быть может, все это просто дурной сон? Но тут его обожгла внезапная мысль: а ведь в медицинских данных ни разу не упомянуто его больное плечо. До этого он о своем плече как-то не задумывался; за последние годы у него не было ни одного несчастного случая, но однажды, глядя в зеркало, он увидел у основания шеи чуть заметный уходящий назад шрам. Боль он ощущал относительно редко и так к ней привык, что почти не обращал на нее внимания. Этот легкий недуг приобретал значение только теперь, когда он установил, что недомогание это в его медицинских данных отсутствует.

Бен опять погрузился в размышления. Что делать? Он заставил себя успокоиться, посмотрел на ситуацию логически и пришел к заключению, что с официальной точки зрения никаких оснований углубляться в этот вопрос у него нет. Потому что нормальным путем он об этом расхождении между действительностью и данными ничего не узнал бы. Для него как расследователя никакого шрама не существует. Для него же как личности шрам есть, и его дело, если это его волнует.

Бена оторвали от размышлений донесшиеся из коридора шорохи, звуки шагов и обрывки фраз, слышался и женский голос; значит, это могут быть только Освальдо Эфман и его секретарша Гунда. Гунда Иман была единственной женщиной в отделе, и это подчеркивало особое положение Освальдо, принадлежавшего к категории F. Многим было неясно, почему Освальдо в качестве помощника нужна именно женщина, и ходили слухи, что они творят постыдное. Бен эти разговоры резко прерывал: он не мог допустить мысли, что Освальдо способен на такое отвратительное преступление. И все-таки было непонятно, почему он терпит около себя женщину -- ведь это всегда сопряжено с чувством мучительной неловкости и тем дает пищу извращенной фантазии сослуживцев. Но поведение граждан категории F необычно во многих отношениях, и не имело смысла ломать себе над ним голову.

Освальдо -- единственный человек, с которым Бен хотел бы посоветоваться, и однако пока он не мог на это решиться. Кто может предсказать, как отреагирует Освальдо? Быть может, даст добрый совет, одним дружеским словом освободит от лишающей покоя тревоги. Но настолько же возможно, что Освальдо отвернется от него, возмущенный, и тогда его, Бена, положение станет попросту невыносимым.

Бен поставил систему взаимодействия на "перерыв". Торопливо проглотив таблетку для поднятия чувства собственного достоинства, вышел в коридор. Всего в нескольких метрах от него, перед входом в отсек соседа, стояли Освальдо, Ульф и Гунда. Увидев Бена, Освальдо замолчал и пошел, протягивая руку, ему навстречу:

-- У меня не было случая тебя поздравить. Поздравляю от всего сердца! Твоя работа безупречна, мне об этом только что доложили.

-- Я выполнял свой долг, -- выдавил из себя Бен. -- Просто случайность, что я, а не...

Освальдо протестующе поднял руку:

-- Нет, нет! Уже бывало, что сотрудники возвращали случаи такого рода назад в управление. И правильно делали: такое бремя ответственности на своих плечах вынесет не каждый.

С этими словами Освальдо двинулся к отсеку Бена. Как раз этого Бен хотел бы избежать: Освальдо всегда интересуется его работой, и не исключено, что он и на этот раз захочет сам немного поработать с промежуточными данными нового случая.

-- Я уже до этого собирался, -- продолжал Освальдо, -- предложить, чтобы тебя направили на курс по теории психопрограммирования. Когда ты его окончишь, в чем я не сомневаюсь, мы сможем поручить тебе работу, требующую более высокой квалификации. Не исключено также, что этому будет сопутствовать перевод в более высокую категорию Q.