Буквы шрифтов подбирают по газетным оттискам: готические, к примеру, из еженедельника «За рубежом», древнеславянские — из «Крестьянки». Материал зэки достают сами. Всевозможные латунно-бронзовые истертые шестеренки, извлекаемые из негодного оборудования, идут на изготовление гаек, перстней, рандолевых зубов. Мебель для начальства фактурят шпонкой, сделанной из досточек упаковочных ящиков, отшлифованных сучков, расщепленных рогов и копыт. Класс изделия от этого не снижается. Зэк, владелец баночек (из-под сапожного крема), скляночек (из-под варенья), консервных банок (из-под минтая), тюбиков (от зубной пасты), рваного полотенца, которое можно распустить на нитки — богатый, очень богатый человек. Глубина переделок воистину безгранична.

Неделями в тюрьме плетут, скручивают и ссучивают нитки, извлеченные из тряпок, носков, одежды, простыней, для изготовления коней-связей между окнами, унитазами и подпольями. В зонах нужны скрутки для изготовления плетеных ремней, пришивания пуговиц и вшивания фамилий и номеров отряда на одежде. Скрутки носят и те, кто думает уйти из жизни через повешенье, но в самый последний момент это решение откладывает. Узлы, повязанные особым образом, превращаются в игры, разгадывания на смекалку, сноровку, распутывание, а также передают посвященному информацию. Скрученными мокрыми плетьми обвязывают прутья арматуры на решетках, высыхая, плети ломают, срывают приваренные связки. Вяжут кошельки для ложек, сберегая их от опомоивания. Ложки зэки всегда носят с собой и ручки их набирают цветными инкрустациями с особыми сюжетами — от фамилий владельцев до голых женщин. Оригинально оформляют плетением, распиской-раскрашиванием портреты любимых, обычно девушек, жен, любовниц, их ставят на тумбочку и ими любуются, о них рассказывают.

Зэки-интеллектуалы пишут, расписывают любовные письма, что начальством поощряется. Гнев вызывают лишь письма прокурорам, в суды, управления МВД, в высшие партийные и правительственные инстанции. Таких писак не любит руководство зоной даже если письма не доходят до инстанций. Авторов стараются запрессовать в ШИЗО и ПКТ.

Любовное письмо на волю и с ответом — радость зэка. Писарю при этом полагается угощение. Слава о таком знатоке письменной любви распространится по зоне. Все свободное время он будет писать, блатные его освободят от нарядов, уборки территории и прочих грязных дел. Только пиши. Чем больше человек получит писем с воли, тем он выше котируется в зоне. Он уже и сам может торговать письмами, передавая другим страждующим и желающим заочно познакомиться, чтобы потом, на воле встретиться с женщиной. Ведь сотни, тысячи попавших в зону из детдомов, психбольниц, армии не имеют даже знакомых на воле. Как быть такому человеку? Выход есть — купить письмо-передачу.

— Ответила мне. Фотку прислала. Хочет переписываться. Рожа, правда, на фото у нее бульдожья. Вот, посмотри.

— Зря, зря ты это, милая мадмуазель, породистая, смотри буфера, как у танка, а какие ноги. Крепко стоит на земле. Красивых, крупных детей будет рожать.

Получатель письма стоит довольный, рядом сидящие слушают.

— Читай дальше.

— Живу не одна, а с сыном. Работаю на Шадринской обувной фабрике.

— Я бы на твоем месте за нее ухватился. У тебя же никого нет.

— Это да, верно. Давай напишем ей новое письмо.

— Напишем, конечно, в порядке очереди. Я сейчас Кобяку (кликуха блатного) пишу.

Любовный писака творит послания, которые в сотнях экземпляров переписываются и рассылаются с изменением только имен, фамилий, и адресов. Особый жанр составляют письма из женских лагерей, их получать можно только через кого-то, так как из лагеря в лагерь по ИТК разрешается переписываться только сидящим в них близким родственникам. В таких письмах описываются будущие встречи партнеров и расхваливается красота своего тела и способностей к обольщению. Мастер-чтец со смаком зачитывает все это после отбоя, на сон грядущий.

В огромном уголовном мире есть своя ранжировка отсидки. В какую зону лучше попасть? В сибирскую, дальневосточную, зоны Украины, Молдавии, Грузии, Узбекистана или Прибалтики? Бывалый зэк скажет: «Боже упаси, Боже помилуй, только не в русско-уральскую, только не в „Белый лебедь“, что в Перми». Национальные зоны считаются мягче, там порядки не столь жестоки даже по отношению к старшему брату — русскому зэку. В зонах Грузии старому, какой бы он ни был национальности, уступят место, предоставят на ночь спальную шконку, не позволят над стариком издеваться и помоить его. Вопреки расхожему мнению в тюрьмах Армении не чешежопят и пидоров в Закавказье меньше, чем в Сибири. Советская власть придумала невиданную чересполосицу национальных различий по графам, пунктам, строкам, тайным и явным записям. Народы поделили на нации, народности и этнические группы — «нацмен» — национальное меньшинство, в которое входили, например, русские, проживающие в Горном Бадахшане, «чурек» — черный житель Кавказа, «узкоглазый», «черножопый», «узкопленочный» — житель Средней Азии, но туда же может попасть и исчезнувший керек из Беринговского района Чукотки и даже русский гуран из Забайкалья; «жид пархатый» — кроме евреев так обзываются армяне, айсоры, греки и даже курды; «фашисты» — немцы СССР, вся Прибалтика — литовцы, латыши, эстонцы, финны. В таком повседневном «вражеском окружении» живет простой советский человек на воле, где «пархатых» и «узкопленочных» можно не замечать, обходить стороной и материть про себя или на всю ивановскую. А как быть в зоне и тюрьме, где чучеков спрессовали в тюки-камеры? Хлестали по морде, пинали, как могли, крепкого башкира Урзубаева за то, что он, чурек, отказался вне очереди мыть пол в хате. Избивал пахан Хахалин, сын учительницы из города Черепаново, что на юге Новосибирской области. Пришел окровавленный колымчанин Дьяков, избили потому, что «морда бурятская», хоть он русский сроду. В расчет это не берется, надо бить.

В ряду запомоенных пребывает большая часть «тихих иностранцев», все еще не опомнившихся после резни Ивана Грозного в Казани — удмуртов, марийцев, чувашей, мордвы. Политика запомоивания «иноземцев» начинается не с зэков. Прибыл этап тувинцев в уральские лагеря. Почему их так далеко забросили? Возмутились в своей кызыльской зоне порядками, введением локалок и начальство в Москве решило их разбросать по зонам России. Нашили парням желтые полоски на рубахи (что означает — бунтовщики) и бросили в долгие этапы и пересылки. В зонах бунтовщиков ждали и распределили по отрядам, и каждый тувинец, плохо знающий русский язык, оказался одиноким в инородной среде. В отрядах бунтарей стали воспитывать по-своему, то есть избивать, помоить, чешежопить за то, что они, дескать, в тувинских зонах ущемляют русскую братву и жизни не дают. Получается насилие в квадрате, так как внешнюю охрану лагерей несут солдаты и офицеры из «инородцев».

Спасение от насилия в отпоре, в создании своих, национальных семей, национальной поддержке друг друга. Организовать и получить ее не так просто, как кажется. Как помочь земляку, ежели он пидор, а может быть, черт? Общаться и помогать следует только зэкам своей масти, тогда все поймут и со своей мастью можно создавать национальные семьи. На Урале крепки татарские семьи, их поддерживают мусульмане Кавказа, Казахстана, Средней Азии и Сибири, повсеместно объединяются кавказцы — даже азербайджанцы с армянами создают пробивные группы, любящие занимать доходные должности — санитаров, каптеров, заведующих столовыми, библиотекарей и даже должности западло — руководителей СПП — сан-культсекций. Не медлят с объединением украинцы из западных областей. При этом в русских зонах Сибири не всегда власть держат европейцы — кишит, бурлит разношерстная уголовная среда, выдвигая и сменяя своих лидеров. В Сибири принято доходные должности передавать по национальной принадлежности, как бы в наследство: библиотекари немцы — немцам, заведующие столовыми украинцы — украинцам, председатели СПП чеченцы — чеченцам, санитары евреи — евреям. Нелегко «старшему брату» (русские, украинцы, немцы, прибалты) в зонах Тувы, Киргизии, Таджикистана — там своя национальная кодла верховодит и правит. Бывает даже прожженный зэк, живущий блатным и знающий зоны, как свои пять пальцев, попадая в такие командировки, оказывается в пидорном сословии. Тусует зэков лагерное начальство, предупреждает: нам не будешь подчиняться и служить, последуешь в этап. И матерый задумается, испугается, что там, где-нибудь на Мангышлаке масть спрашивать не будут — отчешежопят целым кишлаком. Лучше уж здесь корпеть, со своими ментами, других помоить и чешежопить.