«Она чешежопится». Многие воровки и бляди уголовного мира на поверку оказываются девственницами. Отметил это, описывая одну из таких, например, Михаил Демин в романе «Блатной» (Нью-Йорк, 1981). Дело в том, что такие особы обязаны отдаться — переспать с уголовником. Но та, кто хочет «завязать», кто ждет своего суженого, должна об этом сказать: «Передок я сохраняю для мужа, но жопа твоя, бери, пользуйся». Это не считается западло и о таких говорят, что «она чешежопица».

Прошу извинения перед читателями за матовые выражения, попавшие в текст книги, без них невозможно описывать нашу уголовную жизнь. Только хочу сказать, что в моем уголовном сленге их намного меньше, чем в современном московском разговоре.

Итак, прошу пожаловать в уголовный мир страны Советов, в его наиболее насыщенную чучеками часть — Сибирь, пространство от Урала до Чукотки.

Обратимся к цифрам. Средний срок заключения только по строгому режиму составляет семьдесят семь месяцев, а кроме того есть еще общий, усиленный, тюремный режимы, разные комендатуры и колонии-поселения. Там пребывают с постоянной пропиской миллионы людей. Газеты приводят страшные цифры — с середины шестидесятых до восьмидесятых годов через разные виды осуждения прошло тридцать пять миллионов человек. Многие государства мира не имеют столько жителей и такой территории, которую объемлет лагерная система страны Советов. Довольно часто можно встретить людей, отбывших 45, 30, 20 лет отсидки, а 15, 10, 5 годами в каком-нибудь сибирском поселке никого не удивишь.

Длительная изоляция породила особые формы сексуальных отношений заключенных, ставших гранями разделения по группам и мастям. Разные оттенки гомосексуализма и лесбийской любви стали настолько постоянным явлением, что на них уже администрация зон не обращает внимания. Прибегает в Табулге (Чистоозерный район Новосибирской области) заключенный к С. С. Гриню, прокурору по соблюдению законности в лагерях области и, рыдая, жалуется: «Сергей Самуилович, меня сейчас отъебли хором, сделали педерастом. Что мне делать? Вешаться?» Прокурор спокойно отвечает: «Не переживай. В моих зонах еще не было случаев беременности, и ты не забрюхатишь». Выпускник Рязанской высшей школы милиции, начальник Первой зоны в Курганской области, майор Виктор Федотович Злодеев шутит: «Педерасты в зоне вертятся, как мандавошки на хую, и я не знаю, как их с него согнать». Избавиться действительно невозможно, так как «запомоенные», «зашкваренные», «чесотка» составляют в зонах Урала и Сибири, куда поступает и большая часть зэков из Европейской части, до четверти лагерного состава.

Зэки иерархически распадаются на четыре группы по типу карточных мастей. Основой размежевания является способность выжить за счет других. Эта способность формируется еще в семейно-подростковой социализации, она поощряется родителями, которые, выжив в советских условиях, готовят по своему опыту смену. На вершине пирамиды разместились блатные (паханы, бугры, шерсть), окруженные шестерками, своеобразной сменой, которых в Сибири называют «сынками». Ниже по рангу следует масса мужиков («мужики в авторитете», «мужик — человек») — сильные работяги, мoгущие постоять за себя, знающие законы и не стремящиеся «мочить рыло», специалисты-придурки, которых изначально поддерживает тюремное и лагерное начальство, а также сильная протекция с воли и блатные. Еще ниже слой чертей — довольно обширная категория убитых тюрьмой уже при жизни чучеков — они плывут по течению обстоятельств, подгоняемые блатными и мужиками. Грязные, вшивые, неряшливые, сломанные навсегда. Много в этом слое больных, умственно неполноценных, загнанных в зоны по облавам-очисткам городов и населенных мест. Они готовы выполнять все по распоряжению как блатных, так и мужиков из-за пайки хлеба, шлюмки баланды, чайной подачки. Ими все брезгуют, отгоняют от себя окриками, пинками, толчками, как навозных мух. Они неприкасаемые, парии, не годящиеся даже на хрящ любви. И все же самая низшая страта — педерасты. Последние делятся на две группы — проткнутые и непроткнутые. Проткнутые — это те, кто стал педерастом по своей воле — сюда включаются гомосексуалисты, а также изнасилованные по статье и проколу-промашке. По законам лагерной жизни подлежат насилию все следующие по статьям 117, 118, 119, 120 УК РСФСР (изнасилования и половые извращения). Прибывшего в камеру с такой статьей расспрашивают и устраивают суд, который организуется паханом хаты и его подручными. Узнают, кого он изнасиловал и когда. Установив, что зэк изнасиловал невинную девушку, честную бабу, его подвергают обряду «запомоивания». Вставляют ложку в зубы и вся камера, кроме чертей и пидоров, проводит половыми органами по его лицу и губам, при этом онанируют в глаза, уши, волосы, шею. Потом следует лотерея — кому рвать фуфло, то есть задницу, на немецкий крест. Иногда этот обряд называют «ломанием целки». Выигравший «счастливчик» насилует. Целку можно продать другому, обменять на какие-нибудь вещи, пачку чая и, что бывает редко, пожалеть педераста. В этом случае он все равно педераст, только непроткнутый. Если камерный суд-разбор установит, что зэк изнасиловал блядь или проститутку, которые на него заявили в милицию, то его обычно не насилуют.

Часто насилуют, чтобы сломить моральный дух человека по указанию администрации. В Новосибирской тюрьме это в практике оперотдела, где кум — майор Евгений Дубровин вызывает блатных и дает им задание: посадить такого-то на хрящ любви. Его переводят на блатхату и там он проигрывает свое фуфло. На сильного зэка накидывают удавку и при потере сознания насилуют.

Бывает и так, попадет юноша в тюрьму сразу из дома, где его любили родители, кормили нормальной пищей, и сразу на баланду — отварки рыбных костей и прокислую вонючую капусту, на хлеб спецвыпечки, который стряпается из мучной пыли, тяжелый, мокрый как глина. Из него хорошо лепятся вперемешку с табачным пеплом шахматные фигурки, кубики, лото. Парнишка от такой пищи и вида камер впадает в транс. Две-три недели не ест, пьет только воду, говорят, домашними какашками исходит. Его состояние, если он красивый и ладный, примечает блатной с огромным стажем прежней и нынешней отсидки и, заботясь начинает пригревать. Даст карамельку пососать, подбросит порцию сахарку, отобранного у педерастов и чертей, из отоварки зэков вручит кусочек колбасы или ломтик сала. В общем, греет. И не ведает молодняк, что за это рассчитываться надо. Вдруг, в один прекрасный момент «благодетель» говорит: «Плати». Тот с испугу: «Чем?» Можно чаем или филками. А где их взять в камере? Платить надо к оговоренному сроку. В случае просрочки можно и жизнь потерять. Решение зэков-уголовников жестоко. Юноша начинает упрашивать «благодетеля»: «Подожди, помоги выйти из затруднения». Ладно, говорит он, не переживай, подставляй фуфло, никому об этом не скажу. Будешь моим пидором. Становится молодой человек сначала тайным педерастом, а потом переходит в явные, подцепив венерическую болезнь, а то и СПИД.

Непроткнутые педерасты — это те, кто совершил непростительный косяк — промах, например, попросил закурить у пидора, взял у него продукты, жил в углу педерастов и т.д. С момента обнаружения такой человек становится педерастом, будет жить с ними, спать рядом с парашей, жить в казарме в проходах рядом с общим входом, сидеть в столовой за столом педерастов, стоять последним в колонне, выполнять педерастичные работы — убирать туалеты, мыть коридоры, жечь мусор.

Зоны страны находятся в тесной связи между собой и скрыть принадлежность к педерастам невозможно. И, если все же пидор скрыл свое сословие, то, что он «петух», «кочет», «пинч» и пристроился жить к «семье» вместе с блатными и мужиками, а это обнаружили и доказали, то вся семья переходит в группу непроткнутых педерастов. Скрытого пидора не запрещается даже убить.

Часто в лагерных счетах-междоусобицах к семье подсаживают пидора или втихаря заставляют пидора предложить вам закурить или угостить чем-либо. Будьте бдительны и осторожны! В тюремных камерах педерасту не разрешается самому брать у кормушки продукты, а также продуктовую передачу из дома. Он только расписывается за нее. Передачу берут блатные и, бросив на стол, распределяют. За сотни километров сердобольные мамы привозят продукты, сутками простаивают в приемных тюрьмы, а сын, попав в педерасты, не имеет права даже прикоснуться к изделиям материнских рук.