-Кого -то еще выводили и исключали из состава Совета церквей в период начиная с 70 года и до тех пор пока Вас вывели из состава руководства Совета?

Да. Антонова Ивана Яковлевича дважды выводили из Совета церквей. Один раз за то, что когда он был в узах и освободился (поместная церковь его семье оказывала помощь продуктами или чем -то другим), то жена его рассказала, что поместная церковь ВСЕХБ оказывала ей помощь и она предложила, чтобы он пошел и поблагодарил их за оказанную помощь. Он пошел, поблагодарил и сказал там: «Братья, сестры, я очень благодарен, что вы заботились о моей семье и хочу помолиться». Это донесли Крючкову, и Миняков сказал: «Какое ты имел право! Ты, член Совета церквей, пошел во ВСЕХБ благодарить их. Тебе что не хватало?» Я говорю: « Да, не хватало. Ты- кассир, и на тебе лежала обязанность обслуживать и содержать семьи Совета церквей. Вот эту семью ты должен был содержать, а ты же ни копейки не дал. А поместная церковь знает, что эта семья должна обслуживаться (им же сказали, что эта семья Советом церквей будет обслуживаться), поэтому объединение их не обслуживало, зная что ты обслуживаешь, а ты не дал ни копейки сюда. Три месяца они ничего не получали». Я когда приехал к ней и спросил: «Когда вам средства привозили?». Она говорит: «Три месяца уже не привозят». У ней дети, она не работает, чем им жить. «А ты теперь укоряешь, что ему помощь оказали, ты виноват». И вывели Ивана Яковлевича за то, что он ходил поблагодарить, что его семью не оставляли и поддерживали его материально. Но потом его опять ввели в Совет церквей. При этом сказали ему: «Ты должен покаяться, попросить прощения». Что он и сделал, и его ввели в Совет церквей. Второй раз тоже за какое -то невыполнение (я не помню) выводили, а потом опять ввели. Сейчас он так держится, не знаю оформил пенсию или нет, но Совет церквей должен его содержать, все- таки он все время там проработал и стажа не имеет, был на нелегальном положении, да в тюрьме. Вот так он и держится сейчас, что скажут то и выполняет. Хотя я имею некоторые отзывы, что Иван Яковлевич уже не тот, которого мы знали как пастыря. Он очень способный, действительно, как пастырь, подход к душам, сострадательный, устройство церквей, это у него очень хорошо. Он один из таких, которых бы желательно побольше. Выводили из Совета церквей и Батурина и других братьев. Батурина я не знаю за что вывели, но его посадили на домашний арест, чтобы он никуда не уезжал. И такое бывает в братстве. И так он бедный и умер, потому что когда ему объявили, он не долго пробыл и от инфаркта умер. Также выводили некоторые общины из Совета церквей за невыполнения чего -либо. Приедут братья такие, наломают чего -то через колено, а церкви не согласны, вот они и церкви выводили из Совета церквей. Так и Киевскую общину вывели, прямо общину вывели полностью вместе с пресвитером, но она не потеряла от этого благословения и растет. На сегодняшний день все в норме.

-Батурина вывели уже после Вашего ухода из состава Совета церквей?

Да, Батурина вывели после меня. Меня вывели в 79 году. Мы провели еще съезд в нашем регистрированном доме молитвы, и когда на регистрацию стали подавать заявления, то нашу общину зарегистрировали. И когда зарегистрировали общину, то я поставил в известность всех братьев Совета церквей (только Минякова не было, он где -то отсутствовал, хотя он не работал, но и не присутствовал на этом совещании), и я сказал: «Братья, нам предложили зарегистрироваться. Что вы на это скажете?». Крючков сказал: «Да, навряд ли вас зарегистрируют». Я говорю: «Но я ставлю вас в известность, а если зарегистрируют, то мы же приняли решение в Туле подавать заявления с уставом, все полностью. Мы так и сделали. Подали и теперь меня приглашали и сказали: «Хорошо, давайте заявление, мы будем вас регистрировать». Так что по приезду мы будем писать заявление на регистрацию». И никто из присутствующих там ничего мне не сказал. Я приехал обратно домой и сказал братьям: « Вот так доложил братьям. Братья ничего не возразили, ни против, ни за. Будем подавать». И мы подали. Устав приложили, двадцатку, соблюли все как положено было в рекомендации. И нам выдали регистрацию. Когда выдали регистрацию приехал Миняков (у нас было совещание Совета церквей в Харцызске, мы продолжали проводить их в 79 году), но без Крючкова, потому что когда Крючков был на нелегальном, то он уже не выезжал, а мы к нему ездили, когда он приглашал, и когда нас связные привозили), а так мы периодически собирались здесь без Крючкова. Собрались здесь, в Харцызске, и Миняков выставил претензию: «Почему ты зарегистрировался?» Я говорю: «Мы с тобой принимали участие в голосовании о том, чтобы подавать заявления?» «Да, но пусть все зарегистрируются, но не ты». «Почему я исключение?» «Потому что ты -член Совета церквей, и на тебя будут смотреть все остальные и регистрироваться». «Но мы же для этого и писали, для того и давали рекомендации, чтобы регистрировали». «Это мы просто дали вид такой». «Я не играю в такую игру, или- или, зачем же мы будем играть и обманывать людей? Обманывать верующих? Это не игра. Тогда надо было не ставить вопрос о регистрации. Но когда решили так, чего теперь ты играешься?» Но он так и не снял этот вопрос с повестки дня и поехал к Крючкову. А Миняков в то время был просто член Совета церквей и еще кассиром, потому что он ездил и собирал средства. Ему свозили, привозили с объединений, передавали, а он уже определял их где -то на хранение. Мы имели возможность организовать библейские курсы минимум на 5 предметов: история, гомилетика, экзегетика и др. Это было в 76 году. Была возможность размножить и написать эти пособия, организовать по регионам эти курсы и преподавать. Тогда Миняков сказал: «Зачем эти курсы, ведь тогда братья будут проповедовать лучше нас, и мы потеряем авторитет, братья нас превзойдут». Я говорю: «Если бы все братья проповедовали лучше нас, то мы бы тогда очень радовались, потому что дело Божье будет расти». Вот такое у него было мышление. Потом, когда зарегистрировали все это, поговорили, и было где -то совещание (по -моему в Харькове), Миняков поставил вопрос, что поскольку член Совета церквей свою общину зарегистрировал, то вывести его (меня) из состава Совета церквей. Братья были против и не соглашались, некоторые молчали, боялись, потому что в любой момент могло и над ними такое разразиться. Так и высказал Мисирюк, когда уже голосование произошло, что было половина за и половина против. Половина за то, чтобы не выводить и половина за то, чтобы вывести. Крючкова тогда не было и Миняков сказал о Крючкове, что председатель имеет два голоса и поэтому, хотя его нет, он голосует за вывод. Таким образом на один голос превысило. Объявили меня выведенным из Совета церквей за то, что у меня община зарегистрировалась. И вывели. И тогда братья, Шумейко, делает мне приглашение. Я приезжаю к ним, а они уже собирались там для молитвы. Он говорит: «Михаил Тимофеевич, расскажи как тебя выводили и все остальное». Я рассказал за что, почему. «Ну что будем молиться? - все что он сказал. Вот так продолжалась работа.

-К тому времени Степана Герасимовича уже вывели из Совета церквей?

Да, его к тому времени уже вывели, примерно, в 78 году. У нас было общение Совета церквей в Ростове. Обсудили все вопросы, положение нашего братства, и Степан Герасимович высказал так: «Вы знаете, братья, я уже настолько устал, что мне нужен отдых. У меня вся психика напряжена. Я когда увижу милиционера, меня трясет просто». Можно было понять человека, что все время на нелегальном положении, бегает, а возраст надо полагать. Он говорит: «Я вот так надумал и говорю вам. После этого совещания я еду домой, в Шевченко. Иду в свой сельсовет и скажу, что я пришел в семью и в церковь. Или вы сажаете меня или я буду работать в церкви и служить Богу. Если посадят, то посадят, а нет, то я буду там». Мы с братьями помолились. Я говорю: «Действительно, устал человек и пусть он избирает так». Но его вывели за эти дела, даже еще больше. Когда он так сказал, а потом поехал домой, взял билет на поезд, и уже объявили подход поезда, вдруг два человека, один с одной стороны, другой с другой, взяли его под руки. «Степан Герасимович, не вырывайтесь. Вы пойдете с нами. Вы арестованы» - сказали они. Сзади стояла машина, открыта дверка. Его в пикап, и повезли в Ростовское КГБ. Там ничего с ним не вели. Он рассказывал, что часа два или три сидел там, а потом машина приехала, и его повезли в аэропорт, на самолет, и в Киев. В Киеве поместили в гостинице. В номере с ним жил работник КГБ. Его там неделю держали. Каждый день приходили на допросы. Допросы были такие: «Как Вы смотрите на Винса, на Крючкова, на Шапталу, на Хорева?» И он говорит: «Я стал говорить, а потом мне дошло, что я говорю. Об одном говорю положительно, о другом отрицательно. Я же им даю какие -то характеристики». Они спрашивают: «О Шаптале, что Вы скажете?» Это он мне рассказывал. Он говорит: «Шаптала также как и я. У него такие же мысли как и у меня. Что он, что я, это -одно». Они снова: «Как Вы смотрите на Винса?» Винса к тому времени уже выслали. Он отвечает: «Винс- наш брат, хороший брат. Его оправили в Америку». «Как на Крючкова?» И тогда он спохватился: «Что же я буду говорить, как я мыслю, они же потом будут делать свои заключения, - и он говорит - Ничего я вам не скажу. Это мои братья все, и я их всех люблю, и все они труженики Божьи». КГБ: «Чем Вы будете заниматься если мы Вас отпустим?» И так целую неделю кормили они его: завтрак, обед, ужин, в гостинице жил, а потом отдали ему паспорт, деньги и говорят: «Мы знаем, что это деньги не Ваши, это деньги для Совета родственников узников. Вы везли их расплачиваться. Мы знаем это». Может это и не те деньги были, но они так сказали. Он тогда отсчитал за гостиницу, за питание: «Это за то, что вы меня содержали. Я с вами расплачиваюсь». КГБ: «Да что Вы, Степан Герасимович». Он: «Нет, должником я не хочу быть с вами, никому не оставайтесь должным. Я с вами рассчитался». И оставил им эти деньги. КГБ: «Иди в свой сельсовет, тебя никто не тронет». С Киева он возвратился ко мне. Рассказал все это. Мы помолились и он поехал домой. Приехал домой, сходил в сельсовет, рассказал. Ему сказали: «Иди и служи своему Богу». И на этом кончилось дело. Но потом братья рассчитались с ним. Однако, все это потрясло его очень. О нем вышла пленка как о предателе. Это было ужасно для него, когда он, действительно, был издерган внешними. Когда Шумейко пригласил меня, я приехал. Там были из братьев человек 10 еще из тех, которые поддерживали Совет церквей, с которыми я работал, и которых не пригласили на Тульское совещание. И вот мы стали собираться и молиться. Потом выработали документ «Братское согласие». Вообще, у нас по области 6 церквей вывели из Совета церквей. Когда меня вывели, и братья были против, поддержав меня, то их тоже вывели вместе со служителями из Совета церквей.