Так я узнал, что есть такой Татарченко. А Русанова за какие то нечистые дела отлучили. Вроде к другому полу имел пристрастия. И на его место ехал Татарченко.

- Иосиф Бондаренко то время не нес никакого служения?

Да, он не нес никакого служения. Он просто был проповедником, еще не был рукоположен. Занимался в институте, и его исключили с последнего курса. Он в то время проживал в Одессе на Пересыпи и в той церкви был членом. Именно оттуда он организовывал молодежное движение, и вот его уже знали. Он приехал к нам и мы с ним мы познакомились здесь, а потом он часто к нам наведывался. Это было в 59 году, перед 60 годом. В 61 году мы получили письмо «Новое положение в церквях». Было разослано оно от имени президиума ВСЕХБ, в котором все ограничения закреплялись. Они и раньше были, но здесь они закреплялись документами и усугублялись еще отдельными параграфами. Я прочитал это письмо, оставил братьев и спросил: «Как будем жить, братья?» «А ты как смотришь?» «Я не могу принять это письмо». «Ну, и мы тоже не можем». «В таком случае давайте напишем письмо во ВСЕХБ и отправим его назад, что оно нам не приемлемо». Согласились и написали такое письмо:

«Дорогие братья, мы получили ваш документ новое «Положение» церквей братства. Мы очень сожалеем о том, что от вашего имени вышло это письмо, не от имени властей, а от вашего имени как служителей. Мы понимаем всю обстановку, мы знаем ваше трудное положение, но не ожидали, что вы так далеко зайдете. Принять его не можем и отсылаем его вам назад. С любовью братья.»

Подписали двадцаткой и отправили. И вот тут началось. Приехали с Киева старший пресвитер по Украине Мельник или Мельников, после Андреева он был. Потом еще другие приезжали. «Как это так вы отослали письмо. Этого нельзя было делать. Вы не понимаете обстановки». Потом с Москвы стали приезжать. Приезжал казначей Мицкевич и еще братья с ним. Когда они говорили Слово все было нормально, но когда на членском в беседе, вот здесь ни в какие рамки не входило. Не то что там кричали. Все шло спокойно, но конкретно. Почему мы не можем, и так дальше. « Да вы знаете что будет, общину закроют, а вас поснимают, да могут посадить и прочее». «Ну хорошо, вы же сидели, братья». «Да, мы сидели, но зачем допускать еще». Но мы так и не согласились. И тогда Татарченко приехал (мы с ним в хороших отношениях были) меня снимать. Ему уполномоченный по делам религий сказал, чтобы он меня снял. Но снять - это значит восстановить церковь против себя. Это показать его действования какие.

-Уполномоченный от ВСЕХБ или от государства?

От государства. Уполномоченный по делам религий. Это все работники КГБ. Его послали снять. Он приехал, переночевал у меня и говорит: «Миша, знаешь, ты не по своему времени живешь. Отгородился, служение принял. Не надо тебе это делать. Откажись от служения, поставим какого - то старичка».

Я говорю: «Иван Яковлевич, я не держусь за это место. Меня церковь поставила. А если церковь, то пусть она меня и снимает. А через церковь воздействовал Господь. Я не держусь, но если я сам откажусь, то я буду виновник перед Богом и перед церковью. Если церковь скажет, учтя какие - то мотивы, что все мы тебя отстраняем, то я свободен тогда, и на себе не буду нести ответственности».

Он уехал, не стал церкви говорить. А я братьям сказал, что приезжал Иван Яковлевич с такими вопросами, чтобы я отказался. Они не поверили и поехали к нему. Потом приезжают оттуда: «Да!» Затем этот Иван Яковлевич приезжает второй раз уже на членское снимать. Но церковь не согласилась. Он уехал. Приезжает третий раз. Его же посылают и посылают, а он никак не решит вопрос. Между молотом и наковальней. И вот он говорит: «Знаете что, если мы это не сделаем, и если вы его не отстраните, значит община подвергается закрытию. Я предлагаю снять его с пресвитерства и избрать другого».

Я говорю: «Давайте мы послушаемся Иван Яковлевича и изберем другого брата. Я предлагаю кандидатуру Хламова Семена Васильевича. Согласны?» Все: «Согласны».

Мы еще немного раньше решили, что Хламов принимает церковь. Но мы так сказали, что все останется на местах, а для документа дадим, чтобы они успокоились.. И так сделали. Служение продолжалось на своем месте, и Хламов был, и я вел служение. Все как было. Опять приезжает через месяц Татарченко и говорит, что вы же сдали другого пресвитера, а служение у вас ведет как было это не должно быть. И вот здесь у нас с ним состоялась еще одна беседа ночью. Я ему говорю: «Иван Яковлевич, я имел откровение от Бога и о ВСЕХБ и о вас. Мне очень вас жаль». Я сейчас не останавливаюсь на этом откровении, но это было лично. Когда я с Татарченко знакомился, он только приехал и приглашал для ознакомления с пресвитерами Хотел знать кто такой пресвитер, его духовное состояние, семейное положение. О церкви: какое количество, какая духовность церкви. Вот так он знакомился. Настал черед, и я к нему туда приехал. И вот когда мы с ним знакомились, мне ночью снился сон. Я этот сон истолковал как о нем и о ВСЕХБ, что должно быть большое пламя на пароходе. Я это рассказал ему еще тогда, а потом прошло 2 года, и это случилось. Я ему говорю: «Помните я вам рассказывал, Иван Яковлевич». Он говорит: «Помню». Я: «И вы тогда сказали, что ВСЕХБ - это корабли с миной замедленного действия. Так?» «Так».

Я: «Сойдите с корабля, иначе вы погибнете. Мина же заведена на определенное количество времени. Сработает, и ко дну корабль идет. Сойдите». «Не могу». «Почему?» «Буду умирать, тогда скажу, а сейчас не скажу». «Иван Яковлевич, а может быть у вас речь отнимется, все может. Скажите сейчас». «Нет. Сейчас я не могу сказать». Последствия такие: он дал согласие и никуда не мог деться. Но он рассматривал это. Дал согласие, как все старшие пресвитера и многие пресвитера местные, и поэтому так случилось. Но когда он приехал и Хламова снял, тут уже нашлись такие, которые согласились на это. Церковь поднялась вся: «Мы уйдем все и будем отдельно. Мы не согласны с новым «Положением». И если вы их снимаете мы уходим». Татарченко: «Ну, это дело ваше. Мы объявляем. Вот двадцать человек». И прочитал. Все проповедники, совет. «Исключаем из членов церкви» -он так объявил. Но мы продолжали ходить в собрание. Нам ни Слова, ничего не предлагалось, и мы просто приходили послушать и уходили. Никакой работы не вели ни мы, ни с нами.

-Получается так, что Татарченко исключил вас из церкви?

Да. Он прочитал этот список и объявил, что они исключаются. Меня и двадцать человек. Но мы продолжали ходить, примерно, в течении полугода.

-А кто же проводил служение?

А уже избрали тех, которые в последствии открылись как нечистые люди. И печальный был их конец. Правда, они потом приглашали нас, каялись, исповедывались. Мы уже были в Харцызске тогда, но перед смертью, когда они почувствовали свою вину, просили, чтобы мы приходили. Не я один, мы ходили. Они исповедывались за все свои дела какие там были. Открывались там. Ну время такое было. Я их особо не виню, но и не должно было так братьям делать. Не можешь - встань в сторону, не мешай, и не бери, что ты не сможешь нести. И вот, когда мы еще ходили туда уже с проповедей, эти же братья начали говорить: «Это волки в овечьей одежде, это такие и сякие». Я после собрания говорю братьям: «Мы их раздражаем, вызываем у них какой - то гнев своим только присутствием. Они нас не вмещают. Давайте будем мы в своем городе, в Харцызске. Мы же согласились временно, так давайте уже организовывать и проводить служение».

И мы начали здесь проводить служения. Это было в 1961 году. Но здесь еще, в конце 59 начало 60 года, ко мне приехал Прокофьев Алексей Федорович. Я с ним впервые познакомился. Как мы отослали уже этот документ о новом «Положении» в Москву, после этого он приехал. Но я еще был пресвитером Ханжонковской церкви. Мы ему дали слово, он говорил у нас всю неделю по два часа и даже больше. Рассказывал о церкви, в общем, настолько оно было всем приемлемо и понятно, что мы просто очень были рады за его посещение. Он способный брат. Это был человек с высшим образованием, он преподавал физику и математику в старших классах, в Ленинграде. Потом его посадили на 10 лет как врага народа. Отбыл он срок, но в узах встретился с братьями, которые сидели, и там от них уверовал. И там же принимал крещение. Возвратился в Ленинград к своей жене, но она его не приняла как врага народа уже освобожденного. Он приезжал с женой сюда, и был у меня. И она так сказала, что я к нему ничего не имею, но принять его как мужа не смогу. Ведь она работала в аспирантуре и боялась, что на нее может пасть тень, что она с врагом народа живет. Поэтому она его отпускала, и как он хочет, так пусть и живет, и устраивает свою семью. Он в последствии женился, взял сестру, с которой был вместе в лагере. Она сидела в лагере как диссидент и тоже там уверовала, и он здесь уже женился на ней. У него разные имелись способности. Был даровитый брат. Знал Священное Писание, очень искусно проповедовал. И так он разъезжал по церквам. Ко мне последний раз приехал, хотя мы еще после встречались, но перед этими событиями в последний раз, и говорит мне: «Скоро ты получишь обращение, которое сейчас готовится ко всем верующим, и будет большое движение, но сейчас я рассказывать не буду. Ты скоро получишь». И действительно, вскоре мы получили первое обращение инициативной группы. Получили мы его в 1961 году и зачитали у себя в церкви. Я еще пресвитером был. Вот тогда то все это и завернулось, потому что тут из Киева приезжали, из Москвы приезжали. Татарченко тоже приезжал и все из-за того что, я читал инициативное письмо, и что мы составили заявление о созыве съезда и отправили это заявление в Совет по делам религий в Москве и в Союз евангельских христиан-баптистов Жидкову. И вот когда они получили, тогда и стали все это делать, и потом уже меня сняли, и мы перешли в Харцызск и начали собираться по домам. Регистрации, конечно, не давали, и мы поэтому собирались по очереди. Сделали список и по квартирам собирались, проводили наше служение. Таким образом я получил приглашение принять участие в первом совещании сторонников инициативной группы в Харькове. Я приехал туда, и там состоялось первое такое общение приблизительно в количестве 60 братьев. Там были и служители, и рядовые проповедники, много молодежи, был Крючков. И как раз делали информацию о том, что нужно ходатайствовать о съезде. Ну, а мы уже писали письма о съезде.