На следующий день Вирна сидела в соборе, наблюдая, как Дзирт сосредоточенно наводит блеск на статую обнаженной женщины. В этот раз он с первой же попытки поднялся на целых двадцать футов.
Вирна невольно почувствовала разочарование, когда Дзирт, достигнув успеха, не посмотрел на неё. И не улыбнулся. Сейчас она смотрела на него, парящего в воздухе, и видела неясные очертания его рук, орудующих щетками. Но зато достаточно ясно были видны шрамы на голой спине брата, следы её «вдохновляющего» воздействия. В инфракрасном спектре следы хлыста были отчетливо видны как тепловые линии вдоль содранных полосок кожи.
Вирна понимала пользу порки ребёнка, особенно мальчика. Очень немногие мужчины когда-либо осмеливались поднимать оружие против женщины, разве что если другая женщина прикажет это сделать.
— Сколько же мы теряем? — вслух подумала Вирна. — Кем бы мог стать такой ребенок, как Дзирт?
Осознав, что говорит вслух, Вирна быстро отмела крамольные мысли. Она мечтала стать верховной жрицей Паучьей Королевы, безжалостной Ллос, и такие мысли шли вразрез с принципами её положения. Она бросила сердитый взгляд на своего маленького брата, перекладывая на него свою вину, и вновь взялась за своё карающее орудие.
Сегодня она снова отхлещет Дзирта за те святотатственные мысли, на которые он её толкнул.
Их занятия продолжались ещё пять лет. Дзирт усваивал основные уроки жизни в обществе Дроу, попутно убирая собор Дома До'Урден. Помимо лекций о превосходстве женщин над мужчинами (всегда подкрепляемых злобным змееголовым хлыстом), самыми захватывающими были уроки о наземных эльфах. Империи зла часто интриговали против каких-нибудь вымышленных врагов, и в этом отношении никто не мог превзойти Дроу. С первого же дня, как только дети Дроу могли понимать слова, их учили, что во всех неприятностях, которые могут с ними случиться в жизни, надо винить наземных эльфов.
Каждый раз, когда ядовитые зубы хлыста Вирны впивались в спину мальчика, он громко желал смерти какому-нибудь наземному эльфу. Принудительная ненависть редко бывает разумным чувством.
Часть 2
Оружейник
Пустые часы, пустые дни.
Во мне сохранилось мало воспоминаний о первом периоде моей жизни, о тех первых шестнадцати годах, когда я трудился в качестве слуги. Минуты сливались в часы, часы — в дни и так далее, пока всё не начинало казаться одним длинным и бессодержательным мигом. Несколько раз мне удавалось тайком пробраться на балкон Дома До'Урден и полюбоваться магическими огнями Мензоберранзана. После таких тайных походов я долго находился под впечатлением сначала становившегося всё ярче, потом рассеивающегося тепла-света Нарбондель, башни-часов. Сейчас, оглядываясь назад, на долгие часы наблюдений за тем, как сияние магического огня медленно прокладывает себе путь сначала наверх, потом вниз, я поражаюсь пустоте моего детства.
Я ясно помню, как трепетал от возбуждения каждый раз, когда выходил из дома и, заняв удобное положение, наблюдал за башней. Это было такое простое дело и, тем не менее, такое восхитительное по сравнению с прочим моим существованием!
Каждый раз, когда я слышу щелканье хлыста, другое моё детское воспоминание (в действительности скорее ощущение, чем память), у меня по спине пробегают мурашки. Ошеломляющий удар и следующее за ним онемение от этого змееголового инструмента — такое не скоро забывается. Хлыст рассекает твою кожу, распространяя по телу волны магической энергии, которые заставляют твои мускулы рваться и растягиваться за пределы возможного.
И все же мне повезло больше других. Моя сестра Вирна должна была скоро стать верховной жрицей, когда ей поручили меня воспитывать, это был период жизни, когда её энергия значительно превосходила энергию, необходимую для выполнения этой задачи. Наверное, в те первые десять лет, проведенные под её присмотром, случилось много больше событий, чем я могу вспомнить. Вирна никогда не выказывала чрезмерную злобу, как наша мать, а особенно как наша старшая сестра Бриза. Вероятно, были и хорошие времена в уединении домашнего собора; вполне возможно, что Вирна позволяла себе проявить больше доброты к своему маленькому брату.
А может быть, и нет. Хотя я считаю Вирну самой доброй из моих сестер, её слова сочились ядом богини Ллос ничуть не меньше, чем у любой другой священнослужительницы Мензоберранзана. Кажется странным, что она жертвовала своей мечтой стать верховной жрицей ради обычного ребёнка, тем более мальчика.
Были ли действительно радостные моменты в те годы, которые затмила жестокая злоба Мензоберранзана, или ранний период моей жизни был более мучительным, чем последующие годы, — столь мучительным, что мой мозг блокирует память, — я не знаю, Сколько бы я ни старался, я не могу вспомнить.
Я лучше помню следующие шесть лет, и самое яркое воспоминание этих дней дней, проведенных на службе при дворе Матери Мэлис, — это, помимо тайных прогулок вне дома, вид моих собственных ног.
Младшему принцу запрещается поднимать взор.
Глава 6
Двурукий
Услышав зов матери, Дзирт мгновенно сорвался с места, избегая подгоняющего хлыста Бризы. Как часто он чувствовал на себе жало этого ужасного оружия! Но Дзирт и не помышлял о мести своей злобной старшей сестре. При всей закалке, которую он получил, он страшился последствий, которых не избежать, если он ударит её или любую другую женщину, и этот страх заставлял его забывать об отмщении.
— Ты знаешь, чем примечателен сегодняшний день? — спросила его Мэлис, когда он подбежал к её большому трону в затенённой приёмной зале собора.
— Нет, верховная мать, — ответил Дзирт, по привычке глядя в пол.
Он беззвучно вздохнул при виде вечного зрелища своих собственных ног. Ведь в жизни должно быть что-то ещё, кроме голого камня и десяти пальцев. Он скинул башмак и стал ногой чертить по каменному полу. Тепло тела оставляло различимые следы в инфракрасном спектре, а Дзирт был достаточно быстр и проворен и успевал закончить свои простые рисунки прежде, чем первые линии успевали остыть.
— Шестнадцать лет, — сказала ему Мать Мэлис, — ты дышишь воздухом Мензоберранзана уже шестнадцать лет. Закончился важный период твоей жизни.
Дзирт никак не откликнулся на её слова, потому что не видел в них большого смысла. Жизнь его была нескончаемой и неизменной рутиной. Один день, шестнадцать лет — какая разница? Если его мать считала важным то, через что ему пришлось пройти за эти годы, страшно подумать, какими будут следующие десятилетия.
Он почти закончил рисовать сутулую женщину — Бризу, которую кусала в зад огромная гадюка.
— Посмотри на меня, — приказала Мать Мэлис. Дзирт растерялся. Когда-то его естественной потребностью было смотреть на того, с кем он разговаривает, но Бриза быстро выбила из него этот инстинкт. Долг младшего принца — служение, и единственные глаза, в которые принц мог смотреть, принадлежали созданиям, бегающим по каменному полу, кроме, разумеется, глаз паука: Дзирт должен был отводить взгляд, когда в поле его зрения попадали эти восьминогие существа.
Пауки были слишком хороши для младшего принца.
— Посмотри на меня, — повторила Мэлис с лёгким раздражением в голосе.
Дзирт бывал свидетелем вспышек её гнева, столь ужасного, что он сметал всё на своем пути. Даже Бриза, такая напыщенная и жестокая, убегала и пряталась, когда верховная мать была не в духе.
Юноша нерешительно поднял глаза, рассматривая чёрное одеяние матери, скользя взглядом по знакомому паучьему рисунку на платье. Каждое мгновение он ожидал шлепка по голове или удара по спине: Бриза стояла позади него, держа руку у рукоятки своего змееголового хлыста.
Потом он увидел её, могущественную Мать Мэлис До'Урден. Её теплочувствительные глаза испускали красный свет, но лицо было холодным, оно не полыхало гневным жаром. Дзирт оставался в напряжении, всё ещё ожидая удара.