При этом Крузенштерн предоставлял Коцебу свободу действий в зависимости от обстоятельств и добытых сведений. Экспедиции предстояло, взяв в Уналашке алеутов с байдарами, исследовать берег Америки в северной части Бристольского залива (залив Бристоль), Эта задача возлагалась на самого Коцебу (Шишмарев на «Рюрике» между тем отправлялся в Нортон-зунд). В первую очередь следовало отыскать реку, которая, по словам Кука, должна была в этом районе впадать в океан, и исследовать ее нижнее течение. Затем необходимо было отправить офицера для подробного изучения открытой реки. Коцебу не разрешалось долго задерживаться в этом районе, с тем чтобы у него осталось время для исследований в Ледовитом море. Он должен был отправиться в Нортон-зунд и, соединившись с Шишмаревым, направиться к мысу Лисбурн.
«Отсюда надлежит Вам стараться свидетельствовать направление берега и узнать, сколь далеко оный простирается к северу за усмотренным Куком Ледяным мысом, также в какой широте оный приемлет направление к востоку».[30]
От мыса Ледяного Коцебу должен был направиться прямо на восток, не теряя времени на осмотр северных берегов Русской Америки.
Крузенштерн не ограничивал плавания «Рюрика» к востоку, надеясь, что мужество и твердость помогут морякам одолеть препятствия природы и сделать величайшие открытия. Однако Крузенштерн считал весьма желательным, чтобы экспедиция к концу августа возвратилась в Нортон-зунд и затем направилась на Уналашку.
Коцебу мог посвятить еще один год исследованиям в Северной Америке, если ему станет известна какая-либо река, впадающая в Северный Ледовитый океан и имеющая сообщение с обширным озером в глубине материка. Разрешалось продлить срок работ экспедиции и в том случае, если в ее распоряжении окажутся факты или сведения, позволяющие «надеяться, что существование сообщения между обоими океанами не есть совершенно невозможно».[31]
Кроме решения научных задач, экспедиция имела и определенные политические цели. Она должна была свидетельствовать о серьезном интересе России к своим владениям на Чукотке и в Америке и содействовать укреплению ее позиций в этих глубоких полярных областях.
…Затем началось плавание
30 июля бриг «Рюрик» оделся парусами. Пальба кронштадтских фортов провожала его в море. Ветер был свежий и попутный.
Около полудня следующего дня Отто Коцебу увидел башни родного Ревеля.
«И я, — писал он, — в последний раз простился с моей родиной на несколько лет, а быть может навсегда».[32]
С первых же недель несчастья начинают преследовать экспедицию. После стоянки в Плимуте «Рюрик» попадает в жестокий шторм. Гибель грозит кораблю. Моряки проводят страшную ночь в Ла-Манше, ожидая каждую минуту, что их выбросит на берег. Когда утром следующего дня они возвратились в Плимут для исправления повреждений, опытные английские лоцманы удивлялись, как «Рюрик» не погиб. Едва экспедиция снова покинула Плимут, как новый шторм встретил ее в Ла-Манше и заставил корабль укрыться в той самой гавани, где он недавно чинился.[33] Потом все шло великолепно. Несколько удивительных дней на Тенерифе, благодатное плавание до Бразилии. Стоянки в Рио-де-Жанейро, радость общения с прекрасной природой.
За плаванием внимательно следит Н. П. Румянцев. Каждый завершенный этап плавания доставляет ему глубокое удовлетворение. Получив донесение из Бразилии, он пишет Коцебу, что «не в силах описать всю ту радость», которую ему доставили письма путешественников. Из них он узнал, что на корабле все здоровы и «между собою согласны», что «во всем существует полезный для открытий дух и надежда желаемой цели достигнуть». Все это убеждает его в том, что Коцебу «приобретет себе славу, а ему честь». Румянцев просит при любой возможности извещать его о ходе плавания, напоминая, что письма путешественников час от часу будут для него любопытнее. В заключение он выражает уверенность, что путешествие на «Рюрике» принесет пользу развитию науки.[34] Ни Румянцев, ни Коцебу не подозревают, что спокойное плавание от Плимута до Рио-де-Жанейро — всего лишь кратковременная передышка.
У мыса Горн корабль настигает жестокий шторм. Он продолжается шесть дней и наносит немалый вред экспедиции. Подмочено продовольствие. Поврежден руль корабля. Огромная волна сбрасывает Отто Коцебу за борт. Он едва успевает схватиться за веревку и спасается только благодаря изумительному самообладанию и находчивости.
После остановки в Чили Коцебу направил свой путь к острову Пасхи, чтобы осмотреть огромные каменные статуи, о которых было известно из сообщений Кука и Лаперуза.
28 марта 1816 года путешественники увидели дым над берегом. Вероятно, то был сигнал тревоги: к острову приближался неизвестный корабль.
Коцебу надеялся, что островитяне встретят его приветливо. Ведь он со своими спутниками пришел сюда с благородной целью — доставить науке новые сведения об этом «любопытном острове». Он, разумеется, не мог знать, что жители острова Пасхи видели другие примеры. Лишь позднее Коцебу узнал, что лет десять назад капитан американской шхуны «Нанси» со своим экипажем совершил набег на остров и захватил 12 мужчин и 10 женщин. Поэтому напрасно наши путешественники дарили ножи и украшения. Туземцы брали их, но не становились доверчивее и дружелюбнее. Вскоре моряки убедились, что им не растопить лед враждебности. Было видно, что «добрые островитяне» не позволят им пройти в глубь своей земли.
Коцебу с товарищами отыскал на берегу колоссальные каменные статуи, но, к великому огорчению путешественников, они оказались разбитыми. Коцебу подумал, что здесь недавно были европейцы и «производили всякого рода бесчинства». Но он ошибся.
«Впоследствии узнал я, — писал Коцебу, — что приходившее сюда американское судно причиною всему этому злу».[35]
Затем ему стало известно, как неустрашимо сражались островитяне во время схватки с «бессердечными американцами», как 12 пленных туземцев выбросились с американского судна, предпочтя «смерть мучительной жизни в плену».[36]
Но все это Коцебу узнал позже, а пока он вынужден был оставить остров, причем научные результаты его поездки были более чем скромными. Этим он огорчил Н. П. Румянцева, который писал Крузенштерну:
«Жаль, что не попытались поболее остаться у острова Пасхи и поболее о нем доставить сведений; за этим и подходить к нему незачем было, ежели только что как в наших сказках простонародных говорится: чтобы людей посмотреть и себя показать».[37]
Правда, Румянцеву скоро пришлось изменить свое мнение и больше восхищаться, чем огорчаться.
Во время плавания в Тихом океане Коцебу установил, что гипотетической Земли Девиса на 27° ю. ш. и 90° з. д. не существует, что не существует и «камня» Варегам, за который американское судно приняло ранее открытый испанцами остров Саллес, неверно определив его местоположение.
20 апреля 1816 года экспедиция открыла небольшой коралловый остров. Путешественникам хотелось обстоятельно осмотреть свое первое приобретение. Но на тяжелых шлюпках невозможно было пройти через «жестокий бурун, который со свирепостью разбивался на острых кораллах берега». Решили построить плот, и вскоре Коцебу с несколькими матросами гулял среди буйной зелени.
Открытый остров, который находился на 14°57′ ю. ш. и 144°38′ з. д. назвали островом Румянцева.[38]
Затем последовал целый ряд открытий, чему способствовала солнечная и маловетреная погода. Осматривая одну группу островов за другой, экспедиция все дальше уклонялась к северу. Миновав тропики, Коцебу взял курс на Камчатку.
30
И. Ф. Крузенштерн. Мореходная инструкция, данная флота лейтенанту Коцебу. В кн.: О. Е. Коцебу. Путешествие в Южный океан и Берингов пролив, ч. I, стр. CXL.
31
И. Ф. Крузенштерн. Мореходная инструкция, данная флота лейтенанту Коцебу. В кн.: О. Е. Коцебу. Путешествие в Южный океан и Берингов пролив, ч. I, стр. CXLI.
32
Там же, стр. 9.
33
Получив письма Коцебу об отплытии из Англии, Румянцев сообщил Крузенштерну: «Начало хорошо и подает надежду к дальнейшему успеху предпринятого дела по Вашему наставлению и по тому, что я к искусству и просвещению Вашему имел столь основательную и полную доверенность» (ЦГИАЭ, ф. 1414, оп. 3, д. 23, л. 2).
34
ЦГАДА, ф. 21, д. 3 доп, л. 7.
35
ЦГАВМФ, д. 166, оп. 1, д. 2531, л. 2.
36
О. Е. Коцебу. Путешествие в Южный океан и Берингов пролив, ч. I, стр. 53.
37
ЦГИАЭ, ф. 1414. оп. 3, д. 23, л. 11.
38
ЦГАДА, ф. 21, д. 3 доп., л. 55.