В течение четырех дней бойцы несли полуживого командира то на плащ-палатке, то на плечах. От голода и усталости они не могли говорить.

Наступил тусклый рассвет.

С опухшими глазами, грязными лицами, солдаты снова вышли в путь.

Раненого младшего лейтенанта, бледного, притихшего, несли на плащ-палатке. Это был совсем еще юноша, у которого даже не пробились усы. Его нежные, как шелк, русые волосы слегка трепал утренний ветерок. Сердце Бектемира сжалось от боли. Но чем он мог помочь ему, да и другим!

Аскар-Палван, взваливший на себя ствол пулемета, шагал тяжело, широко.

Впереди всех с полевой сумкой, свисавшей до самых колен, шел капитан. Он старался идти бодро, изредка украдкой поглядывая на бойцов.

Почти весь день не отдыхали. Разведчики донесли, что по всем дорогам беспрерывно двигаются вражеские машины, танки, пехота.

Никулин решил не выходить из леса. Но в какую бы сторону он ни направлялся, через некоторое время вынужден был менять курс. В лесу встречались бежавшие от врага старики, женщины, дети.

Они безнадежно сообщали одно и то же:

— Там немец!

— Туда нельзя… Там немец!

Аскар-Палван, стерев пот с пожелтевшего лица, прошептал на ухо Бектемиру:

— Пусть командир спрячет подальше компас и карту. Самый лучший путеводитель — это риск!..

— К чему без пользы лезть в огонь головой? Сейчас нужно семь раз отмерить, один раз отрезать, — ответил Бектемир.

— Чтоб семь раз мерить, живот должен быть сыт, — проворчал Аскар-Палван. — Пустой мешок не будет стоять прямо. Не сегодня-завтра не останется сил даже стрелять из винтовки. Тогда что?

— Скажи командиру, — посоветовал Бектемир, не задумываясь.

— Язык-то чешется… да мало-мало боюсь. Сегодня он не в духе, злой ходит.

— Есть от чего злиться. На его бы месте… — Бектемир махнул рукой.

К вечеру в пути умер младший лейтенант. Осторожно опустили на землю его тело.

Бойцы начали рыть могилу.

Почти все участники похода многое повидали и испытали. Но сейчас в лесной тишине они с особой болью переживали смерть юноши.

Когда вырыли могилу, капитан Никулин опустился у изголовья, погладил широкий лоб командира взвода, его Нежные, красивые волосы. Потом, поднявшись, усталым, хриплым голосом коротко сказал:

— Спи спокойно, дорогой товарищ. Отважный командир! Мы отомстим за тебя!

Между двумя стройными березами, на верхушках которых играл холодный свет, появился бугорок.

Ночью погода была ясной, морозной. Стояла та же тишина, только изредка доносилась далекая перестрелка.

На рассвете в разведку ушел Бектемир.

— Пройдешь в сторону дороги, — приказал комбат. — Узнаешь, что там творится.

Над деревьями поднимался легкий туман. Все было обычно.

Аскар-Палван неодобрительным взглядом проводил земляка.

Бектемир шел долго, пока не добрался до опушки леса. Сквозь редкие деревья виднелись домики. Расспросив женщину, которая отправлялась подоить спрятанную в лесу корову, Бектемир узнал, что немцы здесь проходили и могут появиться еще.

— Много их в этих местах. Очень много, — грустно произнесла женщина.

Бектемир попрощался. Он брел назад, низко опустив голову. Вокруг одни только немцы. Что делать?

Ему показалось, что он заблудился. Растерянный, голодный, усталый, он кидался в разные стороны. Не остановили его и далекие звуки короткой перестрелки.

Под вечер Бектемир натолкнулся на ориентиры, которые отметил еще утром, и вышел к поляне, где ночью останавливался батальон. Но здесь никого не было. Невдалеке он увидел рассыпанные гильзы, разбитый пулемет, несколько касок и следы крови. Значит, батальон вырвался отсюда…

Бектемир осмотрелся. Взгляд упал на тело бойца, лежавшего за гнилым пнем. Подбежал, поднял голову. Мертв. Пуля прошла через шею.

Бектемир знал этого солдата — грубоватого, но сильного и смелого. Вздохнув, он опустил его голову. Несколько поодаль среди травы и кустарника увидел еще троих убитых. Боец с трудом узнал в одном из них командира взвода старшего сержанта Степанова: так он был изуродован.

Ночь в лесу наступала быстро. Нужно было что-то решить, а Бектемир не мог отойти от этого места. Он забыл про всякую опасность. Почему-то место недавнего привала не отпускало от себя. Здесь, прислонившись к деревьям, отдыхали товарищи: здесь они встретили врага и некоторые из них погибли. Он отыскал лопату и начал рыть влажную, мягкую землю. Словно кто подгонял его, он работал напористо, торопливо.

Наконец, задыхаясь, он выскочил из ямы и, притащив тела убитых, уложил их рядом.

Бектемир был спокоен. Только когда он засыпал могилу землей и перед ним вырос черный бугорок, солдат вздрогнул.

Пустынный, молчаливый лес показался ему таинственной могилой.

Повесив винтовку за плечо, даже не определяя направления, спотыкаясь, Бектемир побежал. Джигит в боях каждое мгновение встречался со смертью, но сейчас, похоронив товарищей и оставшись один в темном лесу, почувствовал себя так, будто под ногами извивались змеи.

Но вскоре Бектемир взял себя в руки. Им овладело прежнее спокойствие. Он тяжело бросился на траву и заснул как убитый.

Когда, вздрагивая от холода, он открыл глаза, над деревьями плыл густой туман. Все тело болело: покалывало, ныло. Трава под ним была мокрой. Закутавшись в шинель, он вновь улегся, свернувшись калачиком. Но и так было холодно. Бектемир поднялся, вытер рукавом винтовку. Клубившийся вокруг туман густой пеленой окутал промерзшего бойца. Вдруг до его ушей откуда-то издали донесся лай собак. Бектемир двинулся в ту сторону: где есть собака, там есть живые люди. Шел долго. Но нигде он не увидел ни признаков дороги, ни признаков жилья.

Голод давал о себе знать. Бектемир стал собирать с кустов и кидать в рот красные и черные ягоды — горькие, кислые. Но от этой пищи было не легче. Он словно напился уксуса.

Вдали на косогоре, поросшем редким кустарником, Бектемир наконец заметил двух женщин и старика с узелками.

Это, должно быть, местные колхозники, бежавшие от немцев в надежде сохранить свою жизнь. Бектемир, радостный, бросился навстречу.

Но люди неожиданно исчезли.

Боец закричал изо всех сил и побежал, налетая на деревья. Под ногами хлюпала застоявшаяся вода.

Бектемир растерянно озирался по сторонам. Никого, ни единой души. Он чувствовал себя ребенком, который увязался с отцом в лес и где-то его потерял.

Боец прилег на косогоре, поросшем пожелтевшей травой, среди стройных зеленых елок. Отсюда можно было наблюдать.

Солнце вышло на нежный голубой простор из черных облаков. И лес загорелся, засверкал.

Стволы стройных берез стали серебристыми. Еще не успевшие опасть золотые листья загорелись яркими, слепящими глаз красками. Рослые сосны словно протянули свои руки к небу, казались еще более могучими и гордыми. Зеленые волны елок засверкали от света. На их ветвях, подобно звездам, замерцали капли. Даже кое-где торчавшие голые пни, словно греющиеся на солнце старики, ожили. Лужи засветились, погруженные в глубокую дрему.

Чабан Бектемир часто оставался в одиночестве среди каменных громад родных гор. Он привык в тишине предаваться своим мыслям и только в такие минуты испытывал наслаждение. И сейчас он невольно залюбовался неизвестными ему раньше картинами поздней русской осени.

Осень. Пора разлуки, пора отделения созревших плодов жизни от своих корней. Время, когда все отходит ко сну, чтобы потом ожить с новой силой, заиграть новыми красками.

Ветер срывает последние листочки и, поиграв ими в воздухе, медленно опускает на землю.

Высоко над лесом стаи каких-то незнакомых птиц плывут невесть куда в далёкие, жаркие страны.

Пора разлуки, расставания…

Но в лесу жизнь еще дает о себе знать. Солнце, используя каждую возможность, выглядывает из облаков. От этого лес то переливается ярким светом, то погружается в печальные тени. С веток, подобно слезам, текущим из глаз матерей, подают капли.