— Ага, сладкая! Как мед. Губки оближешь, доченька. В тяжелые дни ты встретилась. А то не только тебя, целый батальон накормил бы.

— Ты поваром был? — поинтересовался Бектемир.

— Да, пришлось.

— Значит, потолстел за наш счет! — раздался добродушный голос.

Эту шутку подхватили другие:

— Видно, не обижал себя.

— Вот какие неблагодарные! — обиделся бывший повар. — На войне — мое дело самое рискованное. Не понимаете? Под огнем готовь им пищу. Мало того, еще нужно было везти на передний край. Вовремя доставить пищу бойцу — это все равно что своевременно обеспечить передовую боеприпасами, а может быть, даже важнее. Звание только наше — повар. А сколько раз участвовал в боях, ходил в атаку. В один день как-то с полковым парикмахером мы в течение трех часов отражали атаки более чем двадцати автоматчиков. Те, как барсуки, попрятались в ямы. Некоторые смельчаки как, бывало, увидят — восхищаются. "Ох и повар!" Вот так-то.

Бойцы утихли, насторожились.

Где-то началась автоматная стрельба. Нужно было менять место. С наступлением темноты тронулись в путь.

Миша вел осторожно, но уверенно. Шли всю ночь по болотам. Вода надоедливо хлюпала под ногами.

— Все-таки придем на край света, — невесело пошутил Глухов.

Миша сделал вид, что не слышал его.

День провели под деревьями — лежали, дремали.

Мальчишка не отдыхал. Он снова ушел, решив заранее разведать дорогу.

Явился он с буханкой хлеба и куском сыра. К тому же еще Бектемир поймал раненого зайца.

Повар, смастерив очаг, стал варить зайца в котелке.

Летевший низко самолет, должно быть, заметил дымок и на всякий случай дал несколько пулеметных очередей.

Когда утих гул самолета, Бектемир, подняв голову, позвал повара. Но тот, вытянувшись около очага, — лежал мертвый.

С наступлением сумерек снова началось, по выражению Бектемира, путешествие "по волосяному мостику".

Сержант пояснил, что если придётся внезапно встретиться с врагом, то Миша с девочкой должен спрятаться.

Мальчишка неопределённо пожал плечами: там видно будет.

Где-то невдалеке, вероятно, шел бой. Долетали трескотня пулеметов, гулкие взрывы снарядов.

Ветер приносил дым горевших деревьев. Оттого, что Миша обещал еще до рассвета провести бойцов к своим, они из последних сил стремились вперед.

В полутьме их остановил предупреждающий голос:

— Стон! Кто идет?

Бектемир, услышав русскую речь, невольно крикнул:

— Братцы! Мы…

Далеко от передовой линии, в лесу, возле большой деревин, расположились сотни бойцов, собранных из самых различных подразделений. Эти солдаты еще недавно бродили по лесам, выходили из окружения. Сейчас они были среди своих. Все чувствовали себя сильней, спокойней. Это чувство испытал и Бектемир.

Он от радости забыл про усталость и голод. Хотелось поговорить, многое узнать.

— Не ели небось? — участливо спросил незнакомый старшина. — Ну, это мы поправим.

Им дали хлеба и колбасы.

Колбаса показалась вкусной, как казы.

После такого обеда, о котором Бектемир в последнее время только мечтал, он обратился к девочке:

— Вот мы и добрались, Зиночка. Сейчас я оставлю тебя медсестре. Она хорошая. Будет кормить тебя сахаром, молоком, печенье будет давать. Поняла? Согласна? Ну, скажи.

Девочка, сдвинув брови, задала вопрос:

— А ты тоже останешься?

— Нет, дядя должен воевать. Вот этой винтовкой я буду бить фашиста. Фашист плохой. Очень плохой.

— Он летает?

— Да. И па земле ходит, и по небу летает. Черные крылья у него.

Бектемир поднял девочку на руки и, расспросив, где санбат, отправился туда.

По дороге он наткнулся на генерала.

Бектемир торопливо опустил девочку на землю и отдал честь….

— Девочка чья? — резко спросил генерал, указав на побледневшего, дрожащего ребенка. — Возьми! Возьми быстрее на руки.

Подняв девочку, Бектемир улыбнулся, обращаясь к ней:

— Поздоровайся, Зиночка, поздоровайся. Это хороший дядя.

Генерал осторожно поцеловал маленькую, нежную ручку девочки, которую она протянула пугливо.

— Рассказывай! — обратился генерал к Бектемиру. — Судя по виду, тебе пришлось на многое насмотреться.

Коротко, в нескольких словах, стараясь выражаться ясней, Бектемир рассказал о приключениях последних дней.

— Знаю, все знаю, тяжелые дни переживаем… — произнес генерал. — Спасибо тебе… Зиночку сдан в санбат. Пусть вымоют, накормят.

— Есть, товарищ генерал.

— Ну, до свидания, Зиночка. Гляди веселее, поправляйся..

Девочка хотела улыбнуться, но не сумела. Только дрогнули губки.

В землянке боец рассказал историю Зиночки. Женщина, у которой поверх белого халата висела большая кобура с пистолетом, слушала, разглядывая девочку.

— Несмотря на молодость, лицо женщины было покрыто морщинками.

— Что же мы будем делать с этой крошкой?

Медсестра устало опустилась на табурет, потерла виски.

— Сами кормите или отдайте кому-нибудь из местных жителей, — нахмурился Бектемир.

Он ожидал более теплого приема.

— Как мы будем кормить? Положение знаете? Каждая минута на учете. — Женщина вздохнула, поднимаясь с места. — У себя оставить мы ее не можем. Поместим куда-нибудь. Отправим в глубокий тыл.

— Хорошо! Спасибо! — обрадованно произнес Бектемир. — Но, товарищ сестра, — куда вы поместите ее?

— Будьте спокойны. Много сейчас таких крошек, сирот.

Зина, ничего не понимая, с интересом рассматривала землянку.

— Ну, милая девочка, как тебя зовут? Иди ко мне, я тебе конфетку дам. Вот, вот, возьми! — Медсестра, обняв девочку, поцеловала ее, погладила по волнистым волосам.

— В глубокий тыл? А в Узбекистан? Можно? — оживившись, спросил Бектемир.

— Ты из Узбекистана? Можно. Слышала я, что таких детей отправляют в Узбекистан.

— Товарищ санитарная сестра, — волнуясь, произнес Бектемир. — Отправьте в Узбекистан. Прямо в наш дом. Мать есть, сестра есть. Богатый колхоз. Воды много. Мука в мешках, масло в корчагах…

Все, кто находились в землянке, подошли поближе.

— Скажи свой адрес. Думаю, это возможная вещь.

Взяв бумагу и карандаш, медсестра приготовилась записывать.

— Ты имеешь право быть настоящим отцом.

Бектемир, обрадованный, так подробно продиктовал свой адрес, что все рассмеялись.

Медсестра приказала молоденькой девушке в грубых кирзовых сапогах:

— Отнеси эту крошку. Дай каши, но немножечко. Искупай в теплой воде, постирай одежонку. Потом уложи спать.

Бектемир поцеловал ребенка, погладил ее ручонки.

— Зиночка, до свидания! Будь здорова! — сказал он дрожащим голосом.

Девочка, скривив губки, заплакала и потянулась к бойцу. Медсестра повернулась и торопливо ушла, топая грубыми сапогами.

Бектемир смотрел вслед, глаза его невольно заблестели— До свидания, Зиночка, — сказал он еще раз и вышел из землянки.

Почти ежечасно из леса подходили бойцы. Иногда они шли группами.

— Свои… Здесь…

Раздавались вопросы:

— Из какой части? — А ты не знал капитана?

— Кто у вас командовал?

— И вы из окружения?

Почти у всех на лицах можно было видеть следы пережитых мук, трудностей и лишений. Некоторые, словно не веря тому, что вышли здоровыми, откуда, казалось, не было возврата, вначале растерянно осматривались по сторонам, потом бросались к незнакомым солдатам с вопросами.

Долго расспрашивал бойцов о своей части, о товарищах и Бектемир. Но ничего не узнал.

— Будете в роте у Бодрова, — занося в списки фамилию Бектемира, сказал старшина.

Командир роты оказался франтоватым, подтянутым, чистеньким, словно только что из бани.

Он испытующим, острым взглядом осмотрел Бектемира:

— Пуговицы! На пуговицы свои взгляни. Надо почистить. Что это такое? Приведи себя в порядок и отдохни.

Бектемир почистил одежду и, усевшись на пень, крепко пришил пуговицы.

Он снова вспомнил девочку. Представил ее в своей семье, среди поднявших крик и визг, не знающих русского языка детей, и улыбнулся.