— Сколько же у него самолетов?

— Откуда только берутся танки?

— Ну и сила прет на Москву!

Однако никакой паники. Люди трезво оценивали обстановку. Они твердо знали, что немцам не видать Москвы.

— Победа или смерть!

Нет. Это был не лозунг. Эти слова шли от сердца. В них было одно желание — своей грудью защитить Родину от врага.

И пусть по вечерам звучали грустные песни. Пусть. Эти песни посвящались родному краю, милым березкам, далеким матерям и невестам. Тому, что нужно было беречь от врага, тому, что хранилось в самых заветных уголках сердца.

Разве можно отступать, разве можно поднимать руки перед врагом? Нет и нет!

— Победа или смерть!

— Уничтожим фашистов!

Этими мыслями жили солдаты всех национальностей. Жил весь фронт. Жила вся страна.

— Солдаты ждали встречи с врагом, чтобы с ним рассчитаться.

Вначале фронт показался Бектемиру не очень страшным. Окопы, блиндажи, проволочные заграждения — это даже интересно, любопытно. Где-то неторопливо, тяжело ухают пушки, изредка нервно стрекочут пулеметы. Бектемир озирается кругом. Особенно его подмывает посмотреть вперед. Но он много слышал об осторожности, потому не решается. Наконец, терпение его иссякает и он, словно подсматривая из-за забора, вытягивает шею.

На поле, сплошь покрытом увядшей, пожелтевшей травой, боец видит два черных танка: один — накренившийся набок, другой — уткнувшийся в землю. Бектемир подобно рыбе, которая, с плеском вынырнув из-под воды, снова в мгновение исчезает, несколько раз высовывал голову… И вдруг мимо него с визгом пронеслись пули. Бектемир, выругавшись, поспешно опустился.

Сзади кто-то дернул его за ремень.

— Ты что? В своем ли уме? — молодой солдат погрозил ему кулаком. — А что, если сюда немец мины пошлет?

Бектемир, глядя на смуглого казаха, плечистого и по-видимому, ловкого, виновато произнес:

— Хотел на немца посмотреть. Увидеть его физиономию.

— Пропади он пропадом со своей харей. Зачем тебе смотреть? На свинью он похож…

— А далеко ли до немцев? — уже осмелев, спросил Бектемир.

— Четыреста шагов, — без малейшего колебания ответил казах, словно он сам только что измерил это расстояние.

— Близко, — согласился Бектемир.

Солдаты разговорились.

Бектемир узнал, что боец родом из Чимкента.

— Давай руку, брат. Земляки мы. Недалеко от нас живешь, зовут-то тебя как?

— Кулумбет.

И казах, прищурив и без того узкие глаза, заговорил о своем ауле, колхозе. Рассказал, что он уже месяц как на фронте, поведал о страшных боях, в которых участвовал, о том, сколько видел крови, скольких похоронил товарищей.

— Вот что значит фронт, — заключил Кулумбет.

Вытащив из кармана маленький шелковый кисет, вышитый, видно, с большой любовью, он протянул его Бектемиру:

— Закуривай.

— Кисет у тебя замечательный, как тюльпан весенний, — произнес Бектемир, потрогав пальцами мягкий шелк, и взял щепоть махорки для большой самокрутки.

— Земляки подарки шлют. Этот кисет чудесная девушка вышила, — вздохнув, произнес Кулумбет. — Моя же там осталась, дома. Ни письма, ни весточки нет.

— Жена?

— Да. Жена. Всего три дня обнимал. А когда уходил, много слез пролила она… Так и оставил ее в слезах. Сам голову потерял. Шутка ли. Как она теперь одна?

— Не тужи, друг, — успокоил Бектемир, стараясь говорить бодрее. — Вернешься — бутон твой, яркий, полный красоты, снова раскроется для тебя.

— Здесь коса у смерти большая, как радуга. Хотя в народе говорят, что от богатыря и смерть бежит…

— Верно говорят, — согласился Бектемир и неожиданно спросил: — Вот ты скажи мне, почему наши не наступают? Почему не гонят немца от Москвы?

— Командиры знают, — неопределенно ответил Кулумбет, — здесь приказ сильнее бога. Наверное, для атаки не очень удобное время. Наступит время. — пойдем в наступление. Ждут. — И вдруг откровенно сознался: — Ой-бой? Ты еще не видел огня немцев! Ох какой огонь!

Долго еще размышлял Бектемир после разговора с молодым казахом.

Окоп казался тесным, тихим, как нора суслика. Но враг был рядом с этим "спокойным местом". И это лишало бойца покоя.

Бектемиру захотелось выстрелить. Он даже вытер винтовку рукавом, щелкнул затвором. Однако на какое-то мгновение ему стало не по себе.

"Зачем я тороплюсь? — подумал он. — Жизнь не мила, что ли? Все будет впереди".

В эту минуту взгляд его упал на находившегося неподалеку Али. Лицо земляка странно менялось — то краснело, то бледнело, глаза бегали, ноги пританцовывали, словно наступили на горячий уголь.

— Что это с тобой случилось? — приблизившись, спросил Бектемир.

— В животе у меня урчит! А тут тесно. Кругом люди… Что делать?

— Вот забота! Садись где попало, ведь кругом-то грязно.

— Стыд-то какой! — продолжая пританцовывать, воскликнул Али.

Молодой узбек, сержант, торопливо проходивший с пакетом, остановился на миг, поняв, в чем дело, весело рассмеялся:.

— Ие! В окопе нет места? Садись на лопату, а затем вышвыривай вон!

Он подмигнул Бектемиру и, торопясь, пошел дальше.

Воздух начал наполняться усиливающимся гулом. Бектемир, чуть приподняв сжимавшую виски каску, уставился в небо. Северное солнце казалось бодрым, ласковым, На прозрачной, чистой лазури неба он увидел, словно груды хлопка нахирмане, белые облака. Они легко плыли по небу, меняя очертания. Вдали, из-за дымящегося леса, появились самолеты. Их было много. Они, хвастаясь своей неотразимой силой, приближались уверенно, грозно. Черные крылья, все увеличиваясь, закрыли небо. Бектемир невольно впился пальцами в вязкие стенки окопа. Он лишился способности смотреть, думать, понимать… Земля вздрогнула, качнулась. Воздух прорезал какой-то дикий, словно при светопреставлении, грохот. Буйная, огромная сила) сталкивая горы, опрокидывала их. Со стоном разлетались в стороны комья земли. Бектемир замер, он не чувствовал клокотавшего в груди сердца. Перед его широко открытыми глазами были только дым, пыль, смерть. Вот-вот втянет его в свою пасть взбесившийся, зазывающий буран.

И вдруг сразу наступила жуткая тишина. Бектемир словно очнулся после страшного сна. Он дышал тяжело, прерывисто. Доносившиеся издалека редкие выстрелы казались каплями, которые падают звучно из желоба крыши и подчеркивают наступившую ночную тишину. Бектемир пополз к телу, распростертому неподалеку от него. Он с трудом узнал лицо молодого русского солдата, которого совсем недавно видел. Чуть дальше лежал другой боец. Дышал он тяжело, с хрипом, пытался поднять голову. Бектемир хотел ему помочь, но воздух снова наполнился гулом. И снова с неба низвергся огонь. Бектемир обнял землю. Поблизости раздался страшный грохот.

Подобно тому как морская волна вышвыривает купающегося на берег, какая-то сила оторвала Бектемира от земли и подбросила вверх.

Открыв на мгновение глаза, он увидел, что лежит засыпанный землей. Потом Бектемир услышал орудийную стрельбу. Снаряды, которые, выворачивая душу, летели с жутким стоном, разрывались рядом. Бектемир выполз из-под земли, грязной пятерней вытер лицо, обляпанное глиной, и поднялся на ноги.

Перед ним лежала разорванная колючая проволока. Царапая руки и лицо, Бектемир перелез через проволоку. Только сейчас он ощутил, как неприятный холодок прошелся по стриженой голове. Надев подвернувшуюся под руки каску, он вспомнил и про оружие. Взгляд упал на винтовку, валявшуюся поодаль, узнал — его винтовка. Схватив, он торопливо почистил ее рукавом, затем зашагал к группе бойцов. Нужно быть с — ними рядом. Одному нельзя. Одному сейчас легко пропасть. —..

Бектемир увидел капитана Стеклова… Лицо комбата было гневным, глаза тревожными:, осторожный и одновременно уверенный в своей силе, он бросал короткие команды. Махнув рукой, капитан вдруг пополз вперёд, Бектемир подумал про себя: "Сердце с огоньком!"

Бородатый, насупившийся боец, выбрав, как он, вероятно, думал, самое удобное место, лежал притаившись…, И вдруг Бектемир услышал крик Аскар-Палвана. Он осмотрелся, но ничего не увидел вокруг, кроме дыма, пламени и густой пыли, взлетавшей в воздух. Через мгновение уже ясно донеслись голоса его земляков. Бектемир проворно пополз.