В небе нарастал гул фашистских самолетов. Стали глухо взрываться бомбы. Сквозь вздрагивавшие стекла можно было видеть огонь. Солдаты, взяв на руки девочку, протянули ее матери:
— Успокойте… Укачать надо…
Миша по-взрослому зло ругал фашистских стервятников. Схватив мать за руку, он, босой, без шапки, потянул ее во двор.
Хозяйка, прижимая ребенка к груди, послушно шла за сыном.
Бойцы наощупь разыскали винтовки и выбежали на улицу. Погруженный в дым и пламя, полумесяц на небе, искривленный словно от боли, блестел тускло, печально. Бомбы ныряли с пронзительным воем, взрывались. Земля вздрагивала, здания валились. Двери, рамы отлетали, будто у них появлялись крылья. Стекла разлетались вдребезги, осыпаясь мелким песком под ногами.
— Немцы!..
— Сюда! Мама, сюда!..
— Ой, что же будет!
Эти крики слышались со всех сторон.
Люди бежали из домов, бежали в ужасе. Стремясь не отстать от своих владельцев, летели вещи. Звенели стекла и металл, глухо падали деревянные балки..
Из общего шума вырывались людские голоса, крики детей и женщин, стоны раненых.
А в воздухе не прекращался гул самолетов. Бомбы беспощадно рвали богатырское тело города, большую жизнь, поднятую силой и трудом миллионов рук.
Прожекторы, вытягивая гигантские лучи, щупали бездонное небо. Зенитки огрызались металлом и огнем, А бомбы продолжали методично рваться во всех концах.
Город в пучине огня. Пламя, обглодав его и словно не насытившись, бросалось вверх, желая обнять и небо.
Дым, пыль, копоть, огонь…
Аскар-Палван и Али бегали в круговерти адского бурана, надеясь найти клочок безопасного места. Они то обнимали деревья, на которые натыкались, то прижимались к каменным стенам домов.
Снова и снова в грохоте раздавались полные ужаса голоса.
На центральной площади города бойцы застыли на месте. Здесь пожар бушевал с полной силой. В воздухе уже прекратился гул, и люди вступили в дерзкую борьбу с огнем. Аскар и Али по зову какой-то внутренней силы рванулись в охваченный пламенем дом.
— Дети там… Дети! — кричала вслед Аскару женщина.
С неожиданной ловкостью воин вскарабкался по лестницам на верхний этаж. Задыхаясь в горьком дыму, обливаясь потом, он бешено работал топором.
С первым ребенком спустился Аскар вниз и, вдохнув свежего воздуха, снова полез в облака дыма. И так несколько раз…
Али тоже пустился за другом, отдавая всю силу, таившуюся в его маленьком сухощавом теле. Вместе с сотней воинов они, обжигая руки, швыряли в сторону железо, кирпичи, камни, раскапывали лопатами груды земли, искали засыпанных людей.
— Вот бы кетмень сейчас достать, — сокрушался Али. — Эх, не понимают русские, что такое кетмень…
Боец вовремя отпрянул в сторону, чем и спас себе жизнь: из сарая, охваченного пламенем, с широко вытаращенными глазами выскочила лошадь. Испуганное животное мчалось прямо на Али и быстро исчезло где-то в темноте. Если бы боец растерялся — прощай жизнь…
Али облегченно вздохнул.
Рассветало. Сквозь дым и пыль постепенно начал проступать город. Улицы были полны кирпичей, земли, скрюченного металла, обугленных досок, перепутанных проводов. Валялись осколки посуды, разная утварь, поломанная мебель. Ветер листал страницы обугленных книг, качал едва державшиеся вывески.
Бледные, дрожащие люди со стиснутыми зубами стояли около своих жилищ.
Земляки, с трудом волоча обессилевшие ноги, отошли от горящих зданий и присели на корточки под искореженным, обуглившимся деревом. Они то и дело сплевывали угольную пыль.
— Какая несчастная ночь! — разглядывая пожарище, вздохнул Палван. — Не дай бог никому таких дней.
— Да…. Страшно… Но зачем столько бед на мирных жителей? В чем их вина? Проклятые фашисты совсем не веда юг о боге!
Вдруг земляки посмотрели друг на друга и неожиданно рассмеялись. Лица их от копоти и пыли стали неузнаваемыми.
— Пойдем умоемся. Вон там река, — предложил Аскар.
В медленно текшей воде плыли вещи, обрывки бумаги. Бойцы вымыли руки, протирая их песком и глиной, вымыли лицо, голову.
— А теперь как? — пытаясь улыбнуться, спросил Палван, поворачиваясь к другу.
— Ты выглядишь, точно наши возчики угля. Отлично! — ответил Али.
Холодная вода освежила. Почувствовав себя значительно лучше, воины пошли к площади. Среди больших черных воронок, против груды земли и золы, с поникшими головами стояли дети и женщины. Палван нежно погладил золотисто-желтые волосы мальчика. Это был Миша. Лоб его сморщился, глаза смотрели печально, беспомощно. Он поднял голову, но ничего не сказал. Лицо женщины, босой, без платка, в изорванном платье, так изменилось, что бойцы едва признали вчерашнюю хозяйку, — А как дом? — машинально спросил Палван.
— Вот! — женщина едва шевельнула губами и показала на холмик земли.
Дом, видно, был разрушен в одно мгновение. Бойцы смотрели по сторонам и никак не могли узнать вчерашнюю улицу. Сплошные развалины…
— А девочка? — страшная догадка заставила побледнеть Аскара. — Девочка где?
Женщина вздрогнула.
— Погибла она. Погибла в этой кутерьме… Нет дочурки…
— Как? Совсем пропала? — взволнованно спросил Али, поняв, в чем дело.
По лицу женщины покатились слезы.
— Не плачь, не плачь! — зачем-то произнес Палван, — Горе не только у тебя, сейчас оно у всех. А фашиста когда-нибудь постигнет месть. Самая страшная месть.
Сжав руки, женщина воскликнула:
— Бейте их, собак, чтоб ни один не остался. Бейте их, где только увидите… Ой, дочка моя!..
— Уничтожим фашиста, — глухо сказал, глядя в землю, Палван. — Семя его уничтожим.
Марджа, — пытаясь утешить, Али тронул женщину за плечо. — Мы никогда не простим врагу. Фашист плохой! Очень плохой!
Понурив головы земляки отошли от пепелища.
Когда они уже сидели на широкой цементной ступеньке разрушенной станции и жевали хлеб, к ним неожиданно подошел знакомый лейтенант — бухарский парень. Он в лагере некоторое время обучал солдат.
— А, земляки! Как дела? — лейтенант протянул руку.
Бойцы поднялись и предпочли широко, по-узбекски, обняться.
— Курбан-ака, садитесь, ешьте хлеб, — обрадованно пригласил Палван.
— Так что вы здесь поделываете? Почему не на фронте? Пришли пожар тушить? — насмешливо осведомился командир.
Палван коротко рассказал лейтенанту о пережитых приключениях. Али изредка осторожно вступал в разговор.
На смуглом, худощавом лице лейтенанта мелькнула улыбка. Прикурив папиросу от какой-то чудной зажигалки, он вдруг строгим голосом заговорил о военной дисциплине:
— Это что же получается, друзья? Если каждый боец будет бродить где захочет, чем все это кончится?
Бойцы смущенно переглянулись.
— Так мы и войну проиграем. — Помолчав, лейтенант добавил: —А для вас это пахнет трибуналом.
— Мы не дезертиры, товарищ лейтенант! — тяжело топтался на месте Палван. — Так получилось…
— Ну ладно. Пойдемте. Хотя у меня нет времени, но я попытаюсь узнать, где сейчас находится ваша часть.
Аскар пошел рядом с лейтенантом.
За двумя богатырями покатился на коротеньких ножках Али.
Глава четвертая
Бектемир, положив винтовку на колени, немного вздремнул, чутко и настороженно, как птица. Внезапно вздрогнув, он поднял голову и открыл глаза. В его груди все сжалось: только что ему снились горы родного края, где он вырос и где ему был знаком каждый дикий камень, каждая тропинка, где в зарослях арчи гуляет приятный, веселый ветерок.
Он даже увидел баранов с большими подпрыгивающими курдюками. Он даже услышал клекот воды, скачущей по камням, переливающейся на солнце. И захотелось чабану, чтобы сладкий сон повторился. Закрыл было глаза он невольно улыбнулся. "Вот и стал я похож на Насреддина, который сожалел, что ему не удалось во сне сосчитать петухов!" — подумал про себя Бектемир. Приподняв тяжелую каску, опушенную по самые брови, он воспаленными от недосыпания глазами взглянул вокруг себя — был туманный, осенний рассвет.