- Скорее из-за неспособности помнить, что юбку лучше не задирать, - пробормотал он.

Мои челюсти судорожно сжались. Я помнила, как он лапал меня, готовый разделить предполагаемую забаву Шона, и это как раз перед тем, как решил застрелить меня. Снова мои внутренности заполнились горячей волной стыда, будто бы я была грязной, запятнанной. Я его ненавидела.

- Без пошлостей, - огрызнулась Брок. - С тобой здесь по крайней мере одна леди.

Она вырвала у Рэндольфа ручку и нацарапала свою подпись внизу повестки.

- Сержант, как я понимаю, вы первый раз исполняете подобного рода поручение, ведь я не видела вас раньше, поэтому нам стоит расставить все точки над "i", - сказала Брок Чейзу. - Эти девочки - федеральная собственность и находятся в моем ведении, даже когда временно покидают кампус. Таким образом, вы должны будете подчиняться моим рекомендациям по поводу обращения с ней, вам это понятно?

- Да, мэм, - уважительно ответил Чейз.

- Постоянное наблюдение. Не снимать наручников, кроме как на время посещения уборной. Никаких дополнительных приемов пищи. Не разговаривать с ней ни при каких обстоятельствах. - Брок бросила в мою сторону угрожающий взгляд.

- Мы продолжим наш разговор по вашему возвращению, мисс Миллер.

Этого не будет, я знала. Я не вернусь.

В спешке меня проводили наружу и вверх по лестнице в главный холл. Мой желудок свело, но не от голода. Скоро я стояла возле темно-синего фургона МН вместе с Чейзом и Рэндольфом.

Утро было мрачным и тихим. Снег прекратился, но холодок все еще обжигал щеки и царапал горло, когда я ртом глотала воздух.

Чейз открыл дверь, но преградил мне путь; он достал из кармана пару тонких колец из зеленого пластика. Стяжка.

- Руки, - приказал он, выжидающе держа в ладонях наручники. Я знала, что это произойдет, но все равно почувствовала волну клаустрофобии, когда поглядела на кольца. Они лишат мои руки подвижности. Я не смогу сбежать, защитить себя или даже посетить дамскую комнату, пока Чейз не освободит меня от них. Я была в ловушке относительно всего, что могла бы попытаться предпринять. Но чтобы достичь свободы, сначала мне нужно было оказаться в ловушке. Процесс казался слишком запутанным, чтобы быть исполнимым.

Я сжала ладони в кулаки, чтобы не позволить солдатам увидеть, как они дрожат. Глаза Чейза задержались на тонких пересекающихся рубцах, которые сейчас побелели от моего усилия не показать свою дрожь.

- Позаботься, чтобы она была связана туго, - сказал Рэндольф. Я с силой прикусила нижнюю губу, чтобы заставить себя промолчать.

Чейз фыркнул, схватил меня за предплечья и подтянул поближе к себе, чтобы ему не пришлось тянуться. Мое дыхание зашлось - он еще никогда не касался меня так грубо, - и я стала старательно смотреть в другую сторону. Но, надев на меня кольца, Чейз сделал кое-что неожиданное. Незаметно он просунул два пальца под кольцо вплотную к моему запястью, как раз туда, где мой пульс бился подобно крылышкам колибри, а другой рукой одновременно затянул ремень наручников. Подаренное им пространство не позволит мне вырваться, но теперь наручники не будут препятствовать циркуляции моей крови.

Я почувствовала, как по мне прошлась волна ярости. Он же не может думать, что это примирит нас после всего, что он сделал. Но я не успела особенно развить эту мысль, когда он резко толкнул меня к паре ступеней, чтобы я поднялась на переднее сиденье фургона, умышленно заступая Рэндольфу вид на мои ненадлежащим образом затянутые наручники.

Мгновение спустя дверь захлопнулась, Чейз уселся за руль, и ключ повернулся в замке зажигания.

* * *

Я сплела пальцы, лежащие у меня на коленях, и это было почти все, что я могла с ними сделать в наручниках. Мы ехали по дорожке, минуя общежития справа и столовую слева. Фургон набрал скорость, и последние здания кампуса остались позади.

"Я не вернусь сюда, - пообещала я себе. - Никогда".

- Дело в ней, да? В моей маме. Она в порядке?

Его лицо потемнело.

- Тихо. Мы приближаемся к воротам.

Я яростно на него глянула. Сейчас никто нас не слушал, почему бы ему не ответить мне?

Когда дорожное покрытие превратилось в гравий, фургон сбросил скорость, и мой взгляд упал на будку контрольного пункта. Это был одиноко стоящий прямо на краю дороги кирпичный домик. За ним я увидела высокую стальную ограду с закрытыми воротами. Ограда своими мрачными объятиями тянулась в леса вокруг нас.

Почти выбралась. Почти на свободе.

Чейз остановил фургон и опустил стекло бокового окна. Охранник оперся локтями на раму и бросил на меня сердитый взгляд. На минуту он исчез, а когда вернулся, в его руках была планшетка с зажимами для бумаги.

- Документы подписаны? - просматривая страницы, спросил он Чейза. На макушке у него была лысина. На значке значилось имя: "Бродбент".

Я выпрямилась - это имя я помнила с той провалившейся попытки звонка из медпункта. Я смотрела вперед, на закрытые ворота перед фургоном, а Чейз передал Бродбенту мою повестку. Тот отметил что-то у себя в бумагах.

- Уолтерс! - позвал он. - Обыщи фургон, чтобы они могли ехать, как только я закончу. Чертяка, вам же надо побыстрее, верно?

- Думаю, да. Ваша директриса отпустила ее только на одну ночь, - сказал Чейз. Я промолчала.

Отмеченный знаками отличия Уолтерс открыл дверь с моей стороны и сунул руки под сиденье. Я старалась оставаться спокойной. Он закрыл мою дверь и рывком открыл заднюю, стал осматривать пустую машину.

- Все чисто, - крикнул Уолтерс и закрыл фургон.

- Повнимательнее с ней, - сказал Бродбент Чейзу, кивнув в мою сторону.

Я едва не выскочила из кожи от рева сирены, которая предвещала открытие ворот. Те, чуть перекашиваясь, распахнулись.

Чейз нажал на газ, и Женский исправительный и реабилитационный центр Западной Виргинии остался позади.

* * *

Я выбралась. Выбралась из барака, вырвалась из клещей Брок и ее ужасающих охранников, покончено с занятиями по изучению Статута. Все во мне хотело оттолкнуть Чейза и самой вдарить по газу, но я знала, что этого мне не удастся.

Я выбралась. Но не свободна.

Я глянула на моего водителя. Его лицо было решительным, как тогда перед домом мамы. Это был не тот Чейз, которого я представляла себе в лесу, когда думала, что Рэндольф сейчас нажмет на курок. Это был солдат, и я все еще была в плену. Неосознанно я дернула руками, что натянуло наручники и сделало мои и так не полностью зажившие ладони еще более чувствительными.

Мы покинули петляющую дорогу, что вела от исправительного заведения, и выехали на шоссе. Здесь было чисто и пусто. Никаких заглохших машин, никаких гигантских выбоин на асфальте. Очевидно, это была часто используемая военными дорога: МН поддерживала порядок только на тех трассах, по которым ее служащие постоянно ездили.

По мере нашего пути нам стали все чаще встречаться военные автомобили. Мимо пронесся синий фургон, затем несколько патрульных машин, затем автобус, полный напуганных будущих постояльцев реабилитации, которые еще не знали, что их ждало. Каждый раз при виде этих автомобилей у меня сводило желудок. Если бы я сбежала прошлой ночью, я бы никак не смогла прошмыгнуть мимо всех этих солдат. Меня бы подстрелили, и сейчас я бы истекала кровью в канаве.

Радио завизжало, и это заставило меня вздрогнуть. Чейз раздраженно его выключил. Без его постоянного гула в фургоне стало очень тихо.

Я посмотрела на спидометр. Ровно шестьдесят пять миль в час*. Какой примерный солдат.

*65 миль/ч = 105 км/ч

- Как долго нам туда добираться? - Я постаралась, чтобы вопрос не прозвучал нетерпеливо.

Он был весь сосредоточен на вождении и не ответил.

- Я никому не расскажу, что ты со мной разговаривал, - заверила я его.

Тишина.

Почему он так поступал? Почему продолжал мучить меня после всего, что уже сделал? Я хотела задушить его. Он видел мою мать, и, несмотря на мой гнев, находясь рядом с ним, я, казалось, была ближе к ней, чем за все последние дни. Я хотела спросить, нормально ли она выглядела, не причинили ли ей вреда, достаточно ли ее кормили. Но он неукоснительно подчинялся правилам Брок. Даже самая слабая надежда, что он пришел спасти меня, исчезла.