Я слышу издалека: буря примолкает…
Подземные толчки еще ломают что-то
И бьют в окно. Но гулы убывают
И, сталкиваясь, падают в пустоты.
Вокруг меня покой пространства простирает,
На солнце расчищаются высоты,
И в голубом уделе небо замирает.
И сердце вмиг отозвалось, лучась, —
Встречай себя, о сердце, в добрый час.
За черными рядами строк
Сияют белые картины,
Над черными рядами строк
Проходят образов лавины.
В обыденности мелких слов
Есть много тайн неисследимых,
В обыденности мелких слов
Мечты и боль растут незримо.
Откинь тумана черный плащ
И посмотри, как нам живется,
Откинь тумана черный плащ, —
И мы пойдем сквозь ночи к солнцу.
От снов несбыточных, от пустозвонных дел
Я чувствовал глубокой раны боль —
Вгрызаются тиски железные в запястье;
Я жил в стремленьях, — так огонь земли
Неизвлеченный испокон горит.
Где я? Что я? Никак не разберу,
Чего хотят стремленье, боль и мир?
Они меня послали во вселенство
Извлечь себя и мир, покой — в себе.
Я бросился на круг семи ветров.
Приходит все, идет, уходит вспять.
Едва достигну сути, — нет ее!
А успокоюсь — нет ни в чем поддержки;
Все стонет, изменяясь, и течет.
Уж не в самих ли этих болях суть?
До самой смерти унимал я боль:
Синели губы, светлый взор тускнел.
Нет в болях сути! — зло не знает сути,
И даже в смерти нет! — бледнеет миг
Пред черным одиночества лицом.
Мир, превращенье, зло и даже смерть —
Гигантских образов круговорот.
Но в жизни было, есть и вечно будет
Сама душа, алкающая дух,
Сам дух, алкающий пути пространств.
Две сущности великие — одно:
Растет душа — неведомую даль
В себя вбирает, вызывая к жизни;
И на земле, и там, в одно сойдясь,
Они ведут конец к началу вновь.
Спозаранку, до полудня,
На лугах роса большая.
Пчелы, мед не собирая,
Ждут, когда подсохнут росы.
В бледном солнце гаснет поле,
В поймах рек туман крадется,
За болотом вдруг взметнется
Крик нырка и вдруг заглохнет.
Следуя невнятным зовам,
Я бреду в поля немые:
— Вас не узнаю, родные,
Здесь ли праздновалось лето?
Осенний голый кустик при дороге,
В прозрачных каплях, в красных каплях
Цвет слез и крови. И душа в тревоге:
Не путник ли здесь плакал, утомлен?
Нет, — то роса и пламень спелых ягод
Самою осенью для птиц зажжен:
Пусть сердце не узнает зимних тягот.
Живительной природы дар прими.
Забудь былое. Будущим живи.
Кто там ворчит и кто рычит?
Теперь я различаю въявь:
Когда б лесам в горах шуметь,
То громче бы звучал их шум.
Когда б травинкам шелестеть,
Их шелест тише бы звучал.
Я это озеро узнал,
В нем первом непокой восстал.
Леса и травы уж молчат,
А волны долго говорят:
Им непогоду предвещать
И после бури колебать
Глубины, где сквозь стон глухой
Зачинщик непокоя сам
Себя уводит в непокой.
Когда тетради я листал,
Внезапно я увидел строки
Поблекшие; я их узнал,
Они из прошлого далёка.
Откуда здесь они? Зачем?
Я думал, все давно забыто;
Мы разминулись. Между тем
Прошедшему душа открыта.
Желаемое не сбылось
И пожелтело, как страница;
Нам встретиться не привелось
С тех пор, как отцвела денница.
Пусть строки дремлют просто так,
Мне ничего от них не надо,
Они — моей победы знак
И больше не пугают взгляда.
И не удержат при себе.
Я сам в своих решеньях волен,
Как волен сам в своей судьбе,
И потому душой спокоен.
Покрытый долг прошедших дней
Ум гонит от себя сурово.
А сердце между двух огней
Все ждет чего-то от былого.