ГЛАВА 28

Кейт

— О, я вижу только что освободившийся столик! — взвизгивает Линси, бросаясь прочь с коктейлем Лонг-Айленд и практически обрушиваясь на стол из нержавеющей стали, даже не дождавшись, чтобы пара, занимавшая его все это время, взяла куртки и ушла.

Съеживаюсь при виде этой сцены и оглядываюсь, чтобы проверить, сколько людей на нас смотрят.

Не слишком много. Могло быть и хуже. Но я ценю старания Линси, потому что столики в таверне «Вест-Энд» трудно заполучить. Это трехэтажный бар в Боулдере с местами на открытом воздухе, и в летнее время их терраса на крыше всегда переполнена. Отсюда открывается потрясающий вид на горы, и это одно из тех мест, где всегда шумно, так что вы чувствуете себя частью чего-то.

С застенчивым выражением я поворачиваюсь к паре, которая медленно отступает назад, и одними губами произношу «Извините». Наконец, Линси соскальзывает со стола и садится на стул.

— Ладно, продолжай с того места, где остановилась, — говорит она, когда я сажусь напротив нее.

— А на чем я остановилась? — спрашиваю я, потягивая вино из бокала, после этой недели пиво уже не поможет.

— Драйстон вернулся... — начинает она, повторяя мои предыдущие слова.

Я отрывисто смеюсь.

— Да, но это почти все, что я знаю. Пару дней назад, находясь в супермаркете, я получила от него сообщение, в котором большими буквами было написано «ГДЕ МОИ ШМОТКИ». И он поставил точку вместо вопросительного знака... идиот.

— Тогда он явно побывал дома, — взволнованно говорит Линси, широко раскрывая карие глаза.

Я пожимаю плечами.

— Видимо, да. Он сказал, что остановился у своего друга Митчелла.

Она качает головой, и тоненькие пряди каштановых волос выбиваются из наспех сооруженного пучка на макушке.

— Просто жуть.

— Супер-жуть, — соглашаюсь я, откидывая волосы в сторону, чтобы охладить шею. — Драйстон должен был вернуться только через месяц. Я думала, у меня есть время сказать ему, что я перевезла все его вещи на склад. — Перевожу: я думала, что у меня есть время рассказать Майлсу правду о своем соседе.

— Так, и что ты ответила? — спрашивает Линси, делая еще один глоток Лонг-Айленда.

— Сказала, где находится контейнер, и что я могу отправить его туда, где он собирается жить, потому что теперь, когда он вернулся в город, я поменяю замки.

Ее глаза горят от возбуждения.

— О боже, ты этого не сделаешь!

Я киваю.

— Сделаю. К черту его. Он тайком возвращается в город, даже не сообщив, думает, что может просто заявиться в мой дом, будто все лето платил арендную плату? Ни хрена подобного, потому что он точно не присылал мне чеки. Если потребуется, я выплачу ему задаток, который мы вместе внесли за таунхаус. Но сама и с места не сдвинусь!

— Молодец! — восклицает Линси, возбужденно хлопая ладонью по столу. — Наконец-то ты отстаиваешь свою позицию.

— Чертовски верно, — отвечаю я с улыбкой и делаю глоток вина. – Так, расскажи о себе. Где пропадала последние несколько дней? Я заходила к тебе домой, но ни разу не застала.

От внезапной смены темы разговора лицо Линси заливает багровый румянец. Глаза буквально сверкают в свете нависающих над нами ламп.

— Ты будешь очень мной гордиться.

— Говори.

Она тяжело вздыхает.

— В общем, моя диссертация шла ужасно, поэтому я решила вернуться в больничный кафетерий, чтобы проверить, не снизойдет ли на меня волшебство твоего «Магазина шин».

Я широко улыбаюсь.

— И получилось? — чуть не визжу я.

— Да, — визжит она в ответ и закрывает лицо руками, как обезьянка на смайлике.

— Почему ты испытываешь смущение? Это же потрясающе!

Она закатывает глаза.

— Боже, теперь я каждый день там ем, и мне кажется, работники кафе думают, что я там по какой-то действительно трагической причине. Обычно они вопят — «следующий», когда подходит твоя очередь платить, но всякий раз, когда они видят меня, они говорят: «давай, милая». Это до странности очевидно. Полагаю, люди начинают замечать.

Я усмехаюсь:

— Какие люди? Семьи пациентов, которые там временно? Их не будет через неделю.

— Ну... не только семьи пациентов. Там есть один врач, который вроде как мудак. Он продолжает хмуриться каждый раз, когда меня видит. Не могу сказать, то ли у него всегда такое лицо, то ли он думает, что я чудачка.

— Просто не обращай на него внимания. Если он врач, то наверняка слишком занят, чтобы беспокоиться о тебе.

— Да, пожалуй, ты права. Я обращаю на него внимание только потому, что этот дурак чертовски сексуален. Будто МакДрими и МакСтими объединились и обзавелись единым пенисом. Вот какой он горячий. (Прим. переводчика: МакДрими и МакСтими – прозвища героев из американского сериала «Анатомия страсти», доктора Дерека Шепарда и доктора Марка Слоана).

Я чуть не прыскаю вином из носа.

— Линси! Это просто возмутительно!

Она пожимает плечами.

— Знаю я одну девушку, которая пишет лучшие извращенские книги. Тебе стоит иногда ее почитывать, расширять свой кругозор. — Она подмигивает мне и добавляет: — Итак, теперь, когда Драйстон наконец официально ушел, значит ли это, что ничто не мешает тебе продолжать отношения с Майлсом?

— Если не считать всей этой досадной истории с именем, — отвечаю я, кривя губы, потому что безумно по нему скучаю. Я избегаю Майлса из-за страха, что Драйстон неожиданно заявится ко мне. Но я не смогу долго держаться от него подальше. Мне нужно во всем признаться. Выложить начистоту и надеяться на понимание.

Она отмахивается, будто это пустяк, и высасывает остатки коктейля. Время близится к одиннадцати, но я уже могу сказать, что это будет одна из тех ночей, когда нам придется ехать домой на такси.

Линси оглядывается вокруг с напряженным выражением.

— К нам подойдет официантка или как? — Она издает легкое рычание и встает. — Пойду пописаю и возьму что-нибудь в баре. Еще вина?

— Пожалуйста! — воплю я в ее удаляющуюся спину.

И не успеваю я откинуться на спинку стула, чтобы обдумать, что же мне теперь написать Майлсу, когда Драйстон чуть ушел на задний план, как этот человек собственной персоной садится рядом.

— Дорогая, я дома! — Драйстон противно смеется и хватает мой бокал с вином. Он подносит его к губам, проглатывает оставшиеся капли и бросает на меня взгляд из-под полуопущенных век. — Как поживаешь, Кэти?

Закатываю глаза и качаю головой. Он единственный в жизни, кто называл меня Кэти, и не могу поверить, что когда-то считала это милым.

— Я в полном порядке, Драйстон. Как твои дела?

Оглядываю его с головы до ног, отмечая, что он явно пьян. Он небрежно покачивается, опираясь руками на металлический стол. Прошло уже два месяца с тех пор, как он уехал на лето, и я ни капельки по нему не соскучилась.

Он явно пытается отрываться в стиле важной персоны из Хэмптона, что в Боулдере абсолютно ничего не значит. Опускаю взгляд и вижу, что на нем обычные топсайдеры, одетые на голую ногу, и стандартные брюки цвета хаки. Белая рубашка расстегнута до середины груди, открывая взору смехотворно идеальный летний загар. Светлые волосы уложены гелем и торчат в разные стороны, а темные очки сидят на голове, хотя на улице уже несколько часов как темно.

Он — полная противоположность Майлсу, во всех возможных отношениях.

О чем, черт возьми, я вообще думала?

Единственное оправдание в том, что это произошло еще до того, как я узнала о существовании таких парней, как Майлс. И хотя большую часть времени Драйстон вел себя как напыщенный осел, мы все равно неплохо проводили время вместе. Этого я не могу отрицать. Мы путешествовали по миру, посещали сумасшедшие вечеринки и получали массу впечатлений. Думаю, он держал меня рядом, потому что мой рабочий график был настолько гибким, что если бы ему захотелось слетать на выходные на пляж, мы могли бы это сделать. Было легко погрузиться в волнение путешествия и игнорировать все остальное, чего не хватало между нами.

Единение. Эмоции. Страсть.

У нас никогда не было ничего подобного. Я знаю Майлса так недолго, но у нас этого в избытке.

— Проклятье, Кэти. Когда я уезжал, ты тоже так хорошо выглядела? — спрашивает он, опуская карие глаза и разглядывая мое облегающее оливково-зеленое платье без рукавов. По бокам оно украшено рюшами, а овальное горлышко опускается достаточно низко, чтобы немного показать декольте, но больше всего я люблю его за цвет. Зеленый идет рыжим, и у меня появилась слабая надежда оказаться сегодня вечером у Майлса.

— Как типично.

— Что? — ухмыляется он.

— Приползаешь обратно в город и думаешь, что можешь получить все, что захочешь. — Я с отвращением качаю головой.

Он, кажется, ничуть не смущен.

— И что? Не помню, чтобы твои сиськи выглядели так хорошо. Надо бы освежить память.

— Не будь свиньей, Драйстон.

— Не будь стервой, Кэти.

Холодно смотрю на него, напрягаясь от его агрессивного тона. Сквозь стиснутые зубы я спрашиваю:

— Чего ты хочешь?

Он перегибается через стол и проводит пальцем по моему предплечью.

— Хочу вернуться домой.

— Нет! — восклицаю я, шарахаясь от его прикосновения. — Драйстон, мы расстались. Твой хлам на складе. У тебя нет абсолютно никаких причин возвращаться в дом.

— Мать твою, что за херня? Ты перенесла все без моего разрешения. Если что-то будет повреждено, я заставлю тебя заплатить.

— Прекрасно! Пришли счет. Мне все равно.

Он надменно смеется.

— Полагаю, теперь ты трахаешься с кем-то другим, и поэтому так холодна со мной?

— Не поэтому, — огрызаюсь я, свирепо глядя ему в глаза. — Я хочу, чтобы ты ушел, потому что терпеть тебя не могу, и не желаю жить с бывшим, который оказался полным придурком.

— Почему это я придурок? — спрашивает он, и от возмущения у него отвисает челюсть.

— По многим-многим причинам! — восклицаю я, чувствуя, как на шее вздуваются вены. — Но моя самая любимая — то, что тебе стыдно за меня перед своей семьей. Мы были вместе почти два года, и ты хотел, чтобы я солгала им о том, чем зарабатываю на жизнь.