— Что, Мерседес? — рычу я, рукой сжимая металлические перила так сильно, что это причиняет боль. — Или, может, Кэти?

Она останавливается в двух шагах надо мной, ее грудь быстро поднимается и опускается. Голубые глаза печальны, она хрипло произносит:

— Кейт. Я собиралась тебе сказать.

— Когда? — спрашиваю я, теперь, когда адреналин замедляет свой бег, мой голос срывается, и я смотрю на женщину, перед которой последние несколько недель обнажал душу. Я смотрю ей прямо в глаза и добавляю: — После того, как влюблюсь в тебя?

Она прерывисто втягивает воздух и торопливо отвечает:

— Я все тот же человек, Майлс. Я такая же Мерседес, как и Кейт. Мерседес — это мой псевдоним для книг.

— Твой псевдоним? — спрашиваю я, и она утвердительно кивает. — Тогда зачем, черт возьми, врать об этом?

— Не знаю! — отвечает она, всплеснув руками. — Потому что со своим бывшим я привыкла скрывать эту часть себя. Но с тобой мне не нужно было этого делать, никогда. Кейт Смит — это та, кто я есть, когда не говорю людям о том, чем занимаюсь. В ту ночь, когда ты рассказал обо мне своей сестре. Майлс, со мной такого я еще никогда не было.

Я недоверчиво качаю головой.

— Если я такой открытый и понимающий, то зачем скрывать свое настоящее имя? У тебя была куча возможностей рассказать мне. Знаешь, каким идиотом я себя чувствую, все это время называя тебя Мерседес? Каждый раз, когда мы спали. Я чувствую себя чертовым посмешищем!

— Не ты посмешище, а я! — Она спускается на одну ступеньку, так что ее глаза оказываются на одном уровне с моими, и тянется ко мне, чтобы коснуться моего лица. — Ты мне так нравился. Все это время ты нравился мне больше, чем просто друг с привилегиями. Посмешище — это я, потому что думала, что могу быть равнодушной и непринужденной Мерседес без каких-либо обязательств, но это была самая большая ложь из всех. Я просто старая добрая зануда Кейт Смит, которая по уши влюбилась в тебя, Майлс.

Эти слова заставляют меня отшатнуться от ее прикосновения и отступить на несколько шагов назад. Мне все равно, даже если она влюбилась в меня. Да вы посмотрите, что случилось сегодня вечером. Она еще хуже, чем Джослин. Она сравняет меня с землей, и после того, как я пройду через все это дерьмо во второй раз, от меня ничего не останется.

Я отворачиваюсь от ее искаженного муками лица.

— Я же говорил, что не хочу драмы, Кейт. Моя бывшая поступала так со мной снова и снова, и я покончил с этим дерьмом. — Я оглядываюсь и указываю на дверь наверху лестницы. — Я никогда в жизни не бил другого парня, а сейчас я, мать твою, сломал этому хрену нос.

— Прости! — восклицает она, хватаясь за перила и сжимая их так сильно, что ее рука начинает дрожать. — Но я не идеальна. В моей жизни будут случаться драмы. И из-за своего долбаного багажа ты не можешь применять в отношении меня политику абсолютной нетерпимости к драме!

Я качаю головой, отказываясь слушать дальше. В голове сегодня полно всякой ерунды, и я не могу больше терпеть ни секунды.

— Я ухожу, Кейт, Мерседес, кто бы ты ни была. Оставайся со своей драмой и ложью. Продолжай жить своей жизнью под псевдонимом или настоящим именем, с бойфрендом или бывшим бойфрендом. С геем или не геем. Как угодно.

— Майлс, пожалуйста…

— Нет, с меня хватит. — Я указываю на пространство между нами, как будто оно отражает все, что произошло с того момента, как она столкнулась со мной в переулке «Магазина шин». Мой тон глубокий и решительный, когда я добавляю: — Это... официально конец нашей истории.

А потом я поворачиваюсь к ней спиной и спускаюсь по лестнице прочь от девушки, которую, как мне казалось, я чертовски хорошо знал, но на самом деле все это время она рассказывала мне сказки.