Они бежали, и с горечью думали о том, что вот опять сегодня, как много-много раз до этого, кто-нибудь из Них — неважно, кто, Правая или Левая — первой пересечёт финишную черту.

А лавровый венок победителя снова наденут на Голову, на эту гордячку, которая во время такого важного и ответственного соревнования, как марафон, крутится в разные стороны, а сама при случае не может осуществить даже такой простой вещи, как пнуть кого-нибудь под зад…

С утра у киоска «Дымная смерть» толпился народ. Все думали, что это какой-то прикол: 1 апреля же. И грозное объявление «Минздрав вас предупреждал? Ну, и не обижайтесь!» воспринималось такой же шуткой.

Все веселились и подначивали друг друга, разглядывая чёрную с золотым пачку, на которой череп со скрещёнными костями вызывающе дымил сигаретой.

Лишь маленькая старушка просеменила мимо, перекрестившись и сплюнув в сторону со словами: «Бесовское зелье!» Но слова были произнесены шепотом, и их мало кто расслышал. А кто и расслышал — не придал значения: такие бабушки были всегда и всюду, ещё со времен Колумба, говорили одно и то же, и… да что на них обращать внимание? Настоящий курильщик знает, что чем круче реклама, тем забористей товар. Как кто-то сказал: «Смерть мухам — да здравствует чахотка!»

Примерно то же самое происходило и здесь, а, учитывая невысокую стоимость продаваемого продукта, брали охотно. Вступал в действие закон соответствия «цена-качество», часто цитируемый, но мало кем осознаваемый.

Некоторые закуривали прямо у киоска, другие брали впрок.

— Ну, как? — спрашивали ещё не решившиеся у отчаянных.

— Шикарно! — после первой же затяжки отзывались закурившие.

На такую рекламу реагировали однозначно: покупали и закуривали. Перспектива, обозначенная Минздравом, казалась весьма далёкой и едва различимой сквозь окутывающие её облака дыма.

Поскольку немедленных смертей не последовало, ажиотаж и толчея у киоска постепенно спадали.

— Реклама — она реклама и есть, — рассуждал старичок, должно быть, впервые пожертвовавший самокруткой ради фабричной сигареты. Он почти не пострадал, вовремя выбросив окурок, поскольку держал его недоверчиво, на отлёте, и подолгу не затягивался.

Неладное началось, когда у многих сигареты оказались докуренными до половины, а у затягивающихся особенно глубоко — дошли до фильтра.

Многие из ударно закончивших дружно выплюнули фильтр и потянулись за пачкой.

«Что это со мной? — удивлённо подумали некоторые. — Никогда не курил одну за другой. Не добавляют ли в табак какой-нибудь супернаркотик, вроде как в «Вискас» у кошек?»

Но это было ещё не самое страшное.

Одновременно несколько курильщиков вдруг замолчали и попытались извлечь внезапно распухшие сигареты изо рта. Их диаметр увеличился в десятки раз! Одному замешкавшемуся сигарета разорвала челюсти. И он ещё легко отделался! Потому что оставшиеся сигареты буквально задушили владельцев, заполнив носоглотку. И те лежали с лицом цвета табачного дыма, скорчившись в агонии, словно изжёванные окурки.

Другие сигареты стали расти вглубь. Они молниеносно проделали долгий путь изо рта через желудок и кишечник, и вышли из… ну, вы понимаете. Но мало того: они продолжали расти и дальше, совершая полный оборот вокруг тела и соединяясь со своим противоположным концом, где и завязывались узлом.

Надо ли говорить, что хрупкие сигаретные свойства они потеряли, превратившись в прочнейшие удушающие жгуты, которые стягивались всё туже и туже, пока совершенно не разрезали человека пополам, оставляя его лежать наподобие вскрытой раковины перловицы.

Все оставшиеся сигареты приклеились к губам. Но судьба их оказалась различной.

Мало кто попытался оторвать их: к тому времени сигаретный дым полностью парализовал волю курильщика, превратив его в безмолвного созерцателя собственной смерти.

Наиболее эффектно смотрелись взрывающиеся люди: догорев до губ, сигарета превращалась в запал полностью модифицированного человеческого тела, которое успело стать чем-то вроде пороховой бочки. Искра — и человек взрывался в окружающее десятками, сотнями пачек сигарет, разлетающихся в разные стороны.

Иные взрывались не сигаретами: маленькие дымные комочки разлетались от места взрыва — всё, что осталось от человека. Но не повезло и некурящим: попадая в людей, комочки инициировали ту же цепную реакцию.

Кто мог, бросались врассыпную. Но зараза успела распространиться повсюду, и бегство не спасало. Убежать удалось только тем некурящим, что бегали быстро.

А дымная смерть принимала всё новые и новые формы.

Некоторые сигаретные запалы просто взрывались, оставляя вместо головы кровавое месиво.

Другие… дотлевали до губ, а затем начинали тлеть сами губы, и по истечении определенного времени на месте человека оставалась серая фигура из пепла, легко разрушаемая порывом любого случайного ветерка, который вытягивал пепел в длинные следы на асфальте.

У отдельных, особо выдающихся личностей, выгорала сердцевина, оставляя тонкую оболочку, которую, грохоча и разламывая, те же случайные сквозняки гоняли по улицам.

У курильщиков солидных размеров голова вспыхивала стеариновой свечой, и они сгорали полностью, светя колеблющимся пламенем, и лишь ботинки оставались стоять в луже застывшего стеарина.

Ещё некоторое время то тут, то там на городских улицах можно было видеть догорающие остатки бывших курильщиков: дымок поднимался из валяющегося на тротуаре рукавного локтя, из засмоленной головы, поодаль от которой отвратительно воняющим мундштуком тлела пятка.

Кое-кому, казалось, повезло больше всех: они сохранились практически полностью, но настолько прокоптились дымом, что мало того, что превратились в негров, так их ещё разорвали и съели обезумевшие любители пива, находящиеся в изрядном подпитии.

Несколько минут — и город опустел. Лишь кое-где валялись почти нетронутые трупы, в которых каждая частичка дыма проросла маленькой сигареткой, и теперь они лежали, ощетинившиеся нетронутыми мундштучными фильтрами.

Но никто и никогда не слышал безмолвного крика раздираемых дымом лёгких…

— Послушайте хоть что-нибудь! — представитель Государственной Информационной Службы потрясал официальным бюллетенем. — Здесь новости со всего света! Вот: в Ираке прогремел…

— Заткнись! — оборвал его один из пацанов. — Не грузи. На … нам те места, где мы никогда не побываем?

— Пожалуйста! — обрадовался представитель Государственной Информационной Службы. — Вот о нашей стране: в Государственной Думе…

— Да пошли они…! — перебил второй пацан. — Болтают, болтают, а всё без толку.

— Послушайте хотя бы о реформе системы образования! — взмолился представитель Государственной Информационной Службы. — Вы ведь скоро школу закончите!

— Один хрен — обманут, — махнул рукой третий.

Девочки скорбно молчали. Веры работникам ГИС не было.

После нескольких безуспешных попыток впарить официальную информацию представитель Государственной Информационной Службы сдался. Но не ушёл, а присел рядом с группой подростков и стал прислушиваться к разговору, надеясь при случае влезть с замечанием. Работникам платили за количество впаренной информации. Официальная доктрина обязана была себя защищать.

Ребята обменивались новостями:

— Антон вчера надрался до чертиков, кроссовку потерял…

— Петьке вчера по морде на дискотеке надавали…

— Пашка с Веркой решили, наконец, пожениться …

— А они давно встречались? — заинтересованно спросил представитель Государственной Информационной Службы.

Комарик летал по комнате, словно штурмовик Су-27. Он то опускался до самого пола, то взмывал под потолок, то пытался пробиться на различных высотных горизонтах. Но всё было тщетно: проникнуть сквозь многоярусную защиту он не мог.