— Ты решил это потому, что я сейчас особенно холостяк?

— В этом месяце был материал о наркобизнесе в Колумбии. Миллиард долларов в год. Ты в курсе. Многие американцы разбогатели в тех краях, в том числе немало служивших в Корпусе Мира. Об этом ты мог не знать. А она была в Корпусе Мира именно в Колумбии и могла знать кое-кого из тех ребят, а?

— Значит, мы на тропе войны.

— Понимай как знаешь.

Квинлан положил ладонь на газету:

— Ближайшие шесть месяцев все будут собирать муть, вроде этой. Мне же хочется получить ответы на все вопросы. Ну, например, почему она незамужем?

— Ага.

— Ей сорок шесть лет.

— Мне тоже.

— Сунься в президенты, и люди начнут интересоваться, почему ты не женат.

— У нее полно приятелей, если верить Карен Оберн.

— Эскорт. Она их называет «эскорт».

— Может быть, ты что-нибудь скрываешь от меня, Фил?

Квинлан развел руками как человек, никогда всего до конца не выкладывающий.

— Мне нужен материал в газету, и все.

— Нет. Чего-то ты не договариваешь. Как правило, всегда… или после снижения тиража, все равно…

— Тираж растет, Чак.

— …статьи пишутся быстро. Если только не по специальному рецепту.

Ты вытянул газетную секцию и продемонстрировал.

— Вот эта — одна из самых больших статей в сегодняшней газете, она в три раза больше, чем та, что о последних обвинениях Мак-Алистер, или та, об изменениях планов мэра в который раз перестроить площадь Таймс. А эта статья о цветочках? Или о ягодках? Полно слов, не понятно о чем.

— К чему ты клонишь, Чак?

Ты перевернул страницу:

— Вот тут я пропустил заметку о ремонте лепных розеток на потолках.

— Они рассыпаются.

— Я и не знал. Когда тираж сократился, переправа через реку кажется поездкой за море. В том месяце я съездил в Принстон, запросил деньги за прокат машины и суточные, получил от Стасио выволочку по третьему разряду, почему, мол, я не взял информацию по телефону. Похоже, до него все-таки дошло, когда внятно объяснили, что жена губернатора — слишком породистая кобыла и к телефону не подходит.

Квинлан натянуто рассмеялся:

— Забавный случай. Ты взял машину напрокат?

— А сейчас ты мне говоришь, что у меня сколько угодно времени, я могу поехать в Колумбию, если угодно.

Исполнительный редактор протестующе поднял руку:

— Ну, в Колумбию…

— Фил, по телефону мне никто не сообщит, была ли Фрэнсис Мак-Алистер королевой наркобизнеса.

— Я же не утверждаю, что она замешана в этом, господи боже мой. Просто хочется узнать, что она думает о бывших дружках-идеалистах, загребающих там бабки.

— Я чувствую, Фил, что люди наверху, — забыл, что сам нахожусь наверху, — что кое-кто здесь не хочет пускать Фрэнсис Мак-Алистер дальше, считая, что она уже достаточно продвинулась. Вероятно, кому-то не хочется, чтобы она рассчитывала долго продержаться и на этом уровне.

Квинлан принялся поучать:

— Для газеты нормально иметь редакционную точку зрения наряду с объективными материалами. Но ты прав — они ее не любят. И никогда не любили. Но к тому, что ты будешь писать, это не имеет никакого отношения.

Ты встал и подошел к стене, где развешаны увеличенные фотографии разных интересных моментов недавней истории: латиноамериканцы с мачете, истощенные африканцы, жизнерадостные астронавты на фоне экстравагантного облака дыма, доказывающего неоправданность их оптимизма, вундеркинд, великий спортсмен, гигантский панда. Ты пристально изучаешь фотографию женщины, рыдающей над телами четверых детей. Совершенно непонятно, что послужило причиной их смерти. Потом ты повернулся и сказал Квинлану:

— Фил, ты меня знаешь. Я ем за рабочим столом. Примерно раз в месяц хожу к Эдди с его тушеной капустой, но беру там книжку или журнал, а не околачиваюсь в баре. Плаваю после работы. Потом иду домой. Читаю или смотрю кино по ящику, или отправляюсь в кинотеатр по соседству. Я не читаю журнал «Пипл» — даже в парикмахерской. К тому моменту, когда я впервые услышал о Ванне Уайт, она уже осталась в далеком прошлом, как и Вьетнам. Мои друзья — устроенные типы, которые говорят о цветочках, о том, сколько времени и как хорошо общаются со своими детьми. До меня доходит мало сплетен. Если есть какие-нибудь слухи о Фрэнсис Мак-Алистер, то хотелось бы их знать.

Квинлан передернулся с таким видом, будто подумал: «О’кей, я не хотел говорить, но ты меня заставил».

— Филдс считает, что она лесбиянка.

Ты только посмеялся.

— Он с ней встречался на каком-то обеде. Слушай, Чак, найди мне приличного мужчину или женщину, одиноких, не имеющих любовников, о ком люди не думали бы, что они голубые или розовые.

— Обо мне не говорят.

Квинлан уперся.

— Ты живешь в деревне, Чак.

— А я был слеп и глух, когда ты недавно говорил по телефону с женщиной, которая явно не твоя жена.

Квинлан покраснел:

— Не торопись с выводами, Чак.

— Хорошо. Тебя возмущают любители быстрых выводов. Если я выясню, что Мак-Алистер чиста, квалифицированный специалист, если она то, чем кажется: преданная делу, трудолюбивая, гуманная и естественная, одинокая только потому, что брак не совместим с такой напряженной работой…

— Не тебе судить о ее квалификации, Чак. Это вопрос для избирателей.

— …если все так, они там будут мухлевать с материалом, добавлять соку или откачивать, чтобы отразить точку зрения редакции?

Квинлан с досадой отмахнулся:

— Просто сделай материал, Чак.

Ты встал и направился к двери:

— Пришлю тебе открытку из Колумбии.

— Чак?

— Не волнуйся, если и поеду в Колумбию, то на автобусе.

— Если Мак-Алистер в порядке, — Квинлан помахал рукой, — ты понимаешь, то не путайся с ней, как в последний раз.

— Последний — это слишком, Фил. Последнего раза не бывает, всегда только один раз.

— Тогда ты меня понял.

Размышлять о том, что ты бы никогда не попал в эту переделку, если бы не вовлек в нее Де Бри.

Де Бри — просто Де Бри, иногда пишется (самим или его клеветниками) как Дебри — автор колонки сплетен и невероятно жирный мужчина. По утверждению некоторых клеветников и фанатов — женщина. Да и по его (её) собственным словам — тоже. У него маленькая, красивая, совершенно лысая голова. Он носит золотое кольцо в левом ухе, двубортные костюмы от Савиль Роу круглый год, сандалии от Иисуса или «тимберлендские» ботинки, смотря по погоде. Первые были у него на ногах, когда он появился в нашей клетушке вечером того пронзительного летнего дня, обмахиваясь сложенной газетой.

— Получил твое любовное послание, Чак. Неуклюже с твоей стороны посылать его с курьером. Мог бы сам явиться во плоти или хотя бы позвонить.

— У тебя линия занята весь день. Я раз подходил, но ты висел на проводе с видом спящего.

— Флуоресцентные лампы, Чак. Они и компьютеры высасывают из меня остатки зрения.

Де Бри ткнул пальцем в пишущую машинку — древний, хорошо ухоженный «Ундервуд».

— А это ты где надыбал?

— На складе.

— На складе?

— Туда они сложили машинки, когда автоматизировали комнату новостей.

— Я знаю, что автоматизировали. А где твой чертов компьютер?

— Я не могу на нем работать. Люблю выдергивать бумагу с копирками, комкать и швырять, когда дело не идет. Плачу несколько баксов клерку по новостям, он вносит мои окончательные варианты в компьютер.

— Луддит,[3] — Де Бри поднял правую руку. — Видишь этот палец, похожий на сосиску? Позавчера я его здорово рассадил, пытаясь выбить из компьютера материал, который он проглотил и никак не выкашливал обратно. Не вышло, и кусочек дезинформации, сработанный моим некомпетентным репортером, ушел в номер. Он уверял меня, что Джоан Коллинз провела ленч с Дональдом Трампом в «Ля Коте Баск». Хорошо, да, но это была какая-то Джоан Коллинз из комиссии по сохранению земельных знаков, что-то такое. Мне пришлось выпускать опровержение, третье в этом месяце.