Долгие, долгие годы своей прежней деятельности Брежнев привык, как и большинство его сотоварищей, напрягаться на работе. Попробуй, не выполни плана в цехе Днепродзержинского металлургического! О том и помыслить было страшно. А план по оборонной промышленности в Днепропетровской области! А план по сельскому хозяйству в Молдавской ССР или тем более на Целине?

И вот волею капризного Хрущева трудяга Брежнев оказался в высшем органе власти, который был по сути только наградной конторой. Зато сколько приятных встреч, приемов и поездок! И кругом почет и уважение, а требовательности никакой. Конечно, если бы Леонид Ильич обладал сильной волей и честолюбивой страстью, он переждал бы эти бездельные искушения. Но, как мы уже знаем, он таковым не был. И поплыл по вялому течению, что пагубно на нем сказалось. Вновь предоставим слово осведомленному и точному мемуаристу Юрию Королеву:

«Председатель Брежнев поначалу интересовался всем, сам лично проверял, как работают его люди, как исполняются решения, как идет круговорот входящих и исходящих бумаг. Но именно в его время бюрократия начала расцветать с новой силой, становилась все пышней и практически перестала поддаваться контролю и надзору. Именно тогда формальный подход к делу стал главным показателем всей чиновничьей машины, и Брежнев стал одним из вдохновителей махрового формализма. Даже если его личные решения по существу не выполнялись, Президента это мало волновало. Важно, чтобы была соблюдена форма. Наиболее характерный пример — работа Приемной Председателя в те годы. В нее поступало огромное количество писем. Основная их часть уходила на места. Показатель же работы Приемной — количество заявлений, взятых под контроль. А в чем он заключался? Только в получении отписки с места. Просит гражданин отремонтировать квартиру, мы посылаем заявление в исполком, требуем ответить ему и нам. Через месяц ответ: «Дом намечен к ремонту через год (или два, или три), все будет сделано в свое время».

Такой ответ полностью удовлетворял тех, кто посылал запрос. Гражданин же оставался ни с чем, тем более что ни сам ответ, ни исполнение обещанного не проверялись.

Четыре года, когда главой Президиума был Леонид Брежнев, известны как время, в которое развился и приобрел общегосударственную широту так называемый волюнтаризм Хрущева. Не моя задача подробно рассказывать о том, как произошло его смещение. Мы, работники аппарата, незримо присутствующие везде, видели и понимали, что это заговор, далекий от нормальной партийной процедуры. Да, начудил Никита Сергеевич немало, но и сделал много полезного с точки зрения той эпохи.

Однако дворцовый переворот пока еще только готовился, Брежнев-Президент действовал. О его любви к зарубежным поездкам, к встречам иностранных гостей можно говорить долго. За три года он пятнадцать раз побывал за рубежом, используя все возможные поводы и приглашения. И повсюду — объятия, речи. В каждой из них примерно одно и то же. Пока был молодой, еще ничего не путал, а дальше — просто анекдот, но об этом немного погодя. Главное же то, что ни друзья, ни враги не придавали сколь-нибудь серьезного значения его речам и обещаниям.

Желание выступить, показаться на людях сочеталось в нем с некоторой неуверенностью. Видимо, чувствовал недостаточную компетентность, осторожничал, просил все до последнего слова готовить заранее. И едва ли не первым среди политиков стал читать даже крохотную речь по бумажке.

Тем не менее можно смело сказать, что пребывание в Президиуме явилось важным шагом в его политической карьере. Пост этот весьма соответствовал глубинным чертам брежневского характера: не отвечать, не решать, но зато почаще мелькать на экранах и в печати. Таким образом накапливалась известность, рос авторитет. И это при том, что не было у него ни выдающихся способностей, ни твердого характера, ни большого политического чутья.

Но именно это да еще доброжелательность помогли Брежневу вскоре шагнуть высоко вверх.

На сессии, которая произвела очередную смену государственного руководства страны (Президент Брежнев был освобожден от своих обязанностей в связи с занятостью по работе в ЦК КПСС, а на его место избран Анастас Микоян), рассмотрели и еще один «судьбоносный» вопрос — «О мерах по выполнению Программы КПСС в области повышения благосостояния народа». Брежнев в стороне, в центре — Хрущев. Заметьте, пожалуйста, все Хрущев да Хрущев. Обстановка явно накалялась, и совсем недалеко было то время, когда он будет смещен…

Для всякого политического деятеля второстепенное, но значительное место имеет внешняя сторона дела — публичность. Трудно достичь, чтобы о ком-либо слышали, как говорится, «все». Так вот на новой своей должности Брежнев оказался в положении, когда его фамилия чуть ли не каждый день появлялась на страницах советских газет — или под Указами Президиума Верховного Совета СССР, или в приветствиях зарубежным государственным и общественным деятелям, или в «трудовых рапортах» республик и областей. Мелькает Брежнев все чаще и чаще и на фотографиях в газетах — вместе с Хрущевым или самолично Брежнев должен был принимать, пусть только для протокола, большинство зарубежных политиков и глав государств, приезжавших в СССР. Он и сам все чаще и чаще выезжал с такого рода визитами. Пусть они были пустыми, но имя опять мелькало — у нас и за рубежом. Так партия и народ постепенно привыкали к тому, что Брежнев — крупный государственный деятель. Впрочем, в тех его делах отмечались и в самом деле положительные события. На них и закончим описание скромной судьбы «президента» Брежнева. Процитируем опять беседу писателя Карпова с вдовой:

— Виктория Петровна, когда вы лично познакомились с Гагариным — до или после его полета?

— После. До того как он полетел, все связанное с этим полетом готовилось в строгой секретности. Позднее мне Леня рассказывал, что знал Гагарина еще до полета, потому что при нем был произведен первый отбор космонавтов, которые стали готовиться по специальной программе. И вот среди этих молодых летчиков Королеву особенно понравился веселый и обаятельный Юра Гагарин. Он предложил его кандидатуру на первооткрывателя космоса. Я Гагарина увидела, когда он прилетел в Москву с Байконура. Была торжественная встреча, казалось, все жители Москвы вышли на улицы, где проезжали машины Гагарина и тех, кто его встречал. Я с ним познакомилась на аэродроме. Там была построена специальная трибуна. Юрий очень непосредственный человек, в такой, казалось бы, патетический момент вдруг стал рассказывать нам на трибуне: «Спускаюсь я с трапа, надо идти по ковровой дорожке для доклада Председателю Государственной комиссии, смотрю, а у меня шнурок на ботинке развязался. Что делать? Завязывать? На меня весь мир через телекамеры смотрит, и тысячи встречающих здесь, на аэродроме. Так и прошагал я строевым шагом с болтающимся шнурком. Подумал, может быть, кроме меня, никто и не заметит». И действительно, мы не заметили и не узнали, если бы сам не рассказал. В те минуты мы глядели на его сияющее улыбчивое лицо. Потом я встречалась с Гагариным на многочисленных приемах. Он всегда и везде был желанным гостем.

Кстати, Указ о присвоении Гагарину звания Героя Советского Союза подписал Леня — он тогда был Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Он же и вручил в Кремле Гагарину эту высокую награду.

Добавлю к словам Виктории Петровны. За большие достижения в деле освоения космоса тогда наградили не только Гагарина, но и тех, кто готовил этот исторический полет, кто разрабатывав ракетную технику. Леонида Ильича Брежнева отметили второй Золотой Звездой Героя Социалистического Труда. Много упреков будет позже высказано в адрес Брежнева по поводу его слабости — любви к наградам, но эти две Золотые Звезды, первая — за освоение целины, вторая — за освоение космоса, на мой взгляд, получены им вполне заслуженно».

Планы и решения Хрущева были поистине неисповедимы. Казалось бы, моложавый и обаятельный Брежнев на посту игрушечного «президента» должен был его вполне устраивать. Кстати, на иностранцев Брежнев производил вполне благоприятное впечатление. О том есть любопытное свидетельство одного американского журналиста: