— Клейст надеется, что Советская Армия, здесь, на Кавказе, не сможет противопоставить ему более мощных танков, чем те, какими оснащена его первая танковая армия, — снова заговорил после паузы. — К сожалению, в данное время он так думает не без основания. Их танки немало приносят нам беспокойства и неприятностей. Но этому должен быть положен конец. Начнем заново учиться воевать против танков на самом поле сражения, — надо победить и «тигров» и «пантер», выстоять и выдержать временное превосходство врага в технике. Скоро такой перевес будет у нас, а пока что — создавать крепкую оборону! Все в землю: люди, техника, — все, что есть в нашем распоряжении, все должно быть укрыто в траншеях, в блиндажах, в окопах!

— Да, теперь мало только маскироваться, — согласится Русских. — Окапываться — так уж чтобы основательно… Заставить Руоффа искать «дыры» в нашей обороне, рассредоточить его силы от Терека и до глубоких Ногайских песков.

— Совершенно правильно, дивизионный, вот построим сплошную линию обороны, — энергично подхватил командующий. — И тогда мы осуществим приказ: ни шагу назад! Сегодня пришлось побеседовать с солдатами, пришедшими из степи. Спрашиваю: вот вы отступаете от самого Дона, — как вы думаете, можно остановить немецкую грабьармию? «Необходимо, товарищ генерал, — отвечают в один голос. — И вполне можно, только бы чувствовать плечо товарища». Вы понимаете, о чем они думают и мечтают?.. О сплошной обороне, о том, чтобы их не обошел противник с флангов. А больше всего — о наступлении… Да горят же они, их «пантеры», и еще как горят — понимаете вы это?!

— Одно меня беспокоит, Максим Михайлович, слишком медленно резервы подходят, — сказал член Военного Совета после длительной паузы.

Червоненков не торопился с ответом, хотя и понимал, что дивизионного комиссара мучит вопрос: какими же силами должна быть создана оборона на левом берегу Терека? А решение уже было принято генералом. Он помолчал, подумал некоторое время и сказал решительно:

— Пока что я не вижу непосредственной угрозы в зоне обороны Грозного. Нахожу, что гвардейские дивизии стрелкового корпуса полковника Мамынова необходимо немедленно перебросить на левый берег! Это лучшее, как вы сами знаете, что есть в моем личном распоряжении, дивизионный. Сложившаяся обстановка вынуждает, однако, идти на риск. Оголяя сейчас главную зону предполагаемой обороны, уже тем самым, я остановлю почти маршевое движение дивизий Руоффа на дальних подступах к этой зоне. Тем временем подойдут резервы ставки.

Воспользовавшись молчанием члена Военного Совета, обдумывающего его слова, генерал вдруг переменил тему:

— Моя доченька не заходила сюда?

— Наташа?.. А она с этим, с полковым комиссаром из дивизий Мамынова — Киреевым… Кажется, потащила его в театр.

— Киреев явился?.. Гм… — тепло усмехнулся командующий. — Сейчас он здесь очень кстати. А знаете, это ведь мой старый друг и сослуживец. Мы с ним ровесники. Я не приказывал, но просил вызвать его. Хочу побеседовать, как дела в гвардейских дивизиях… Дух людей крайне интересует меня. Хочется знать — выстоят ли.

Возвращаясь к себе на квартиру, Червоненков увидел, что, несмотря на позднее время, сквозь неплотно прикрытую дверь видна узенькая полоска света. Часовой отдал честь и посторонился, пропуская генерала. Бесшумно войдя в первую комнату, Червоненков присел на стул у дверей, облокотился на колено одной рукой и, продолжая оставаться незамеченным, стал наблюдать, как Наташа линейкой водила по карте, указывая Кирееву на занятые противником населенные пункты.

Полковой комиссар, казалось, никак не реагировал на взволнованную и порывистую речь девушки, но генерал, зная Киреева, не удивлялся этому. Это был очень сдержанный человек. Он казался медлительным и угрюмым. Однако главной чертой его было то, что он на редкость умел словом и личным примером повести за собой людей.

— Папочка пришел — по-детски звонко вскрикнула вдруг девушка и уже хотела броситься к отцу, но застыдилась и сконфуженно взглянула на полкового комиссара.

Киреев медленно повернулся лицом к дверям, — его взгляд встретился со спокойным, даже несколько холодным взглядом генерала. Наташа все время до прихода отца была полна самых радостных надежд, предвкушая, как обрадуются встрече старые друзья.

Но строгое лицо полкового комиссара вовсе не выражало бурного восторга. И еще больше поражало ее спокойствие отца, даже не сразу вставшего со стула. «Что-то случилось?!» — мелькнула у нее мысль. Она молчала, немного растерянная. В это время вдруг заговорило радио: «Граждане, воздушная тревога, воздушная тревога!»

— Здравствуй, Сергей Платоныч, — наконец произнес генерал. — У вас в полевых условиях, — он кивнул куда-то через плечо, — небось не так объявляют тревогу?

— Здравствуйте, Максим Михайлович, — глуховато произнес полковой комиссар. — У нас, конечно, проще — воздух! — и сам угадывай, где это… А впрочем, пока что сидим за тридевять земель от фронта, — в голосе его послышалось что-то похожее на упрек, — так немцы и не беспокоят нас.

Встряхивая руку товарища, генерал хитровато прижмурил под нависшими седыми бровями глаза.

— Ну, а как, довольны у вас таким положением?… Полным спокойствием?

— Нет, конечно… Пожары в Моздокской степи волнуют наших людей, Максим Михайлович…

— Только ваших, вы думаете?.. — деланно сердито заметил командующий.

— Да, правда… Беспокойством весь наш народ охвачен, — тихо сказал Киреев. — Но как другу скажу: куда ни покажешься — в полк, в батальон, в роту — один разговор: нашить бы гитлеровцам таких заплат!..

— Ну и портные!.. — усмехнулся генерал. — Не знаете, что ли, что прежде, чем шить костюм, с заказчика мерку снимают.

— Долго, слишком мы долго примериваемся. А Руофф, не останавливаясь, идет да идет!

— Остановится! — Червоненков кивнул Наташе на дверь и, проводив ее взглядом, сказал: — Для вашей дивизии, да и для всего корпуса, остались считанные часы ожидания. Это между нами, Сергей Платонович. — Он взял гостя за локоть, повел его к карте. — Вот мой домашний «адъютант» с точностью до километра отмечает движение вражеских войск. Так что не советую вам петрушку выращивать там, в своей обороне, не успеете… А начнем вот откуда, — ткнул он пальцем в карту против названия «станция Терек», — вот здесь наиудобнейшее место занять оборону. Сплошную и непроходимую. Да, непроходимую оборону!

Холодно поблескивая глазами, генерал объяснял обстановку, не приуменьшая тех тяжестей и трудностей, которые он, как командующий, отводит на долю стрелкового гвардейского корпуса полковника Мамынова. Вокруг погас свет. И опять по радио передали: «Граждане, укройтесь в траншеях. Вражеские самолеты приближаются к городу».

— Даже у вас свет выключают, — заметил Киреев.

— На квартире можно. Я ведь редко дома бываю. Но в штабе — там, конечно, не выключают. Маскируем. Наташка, — позвал генерал, — свечку бы зажгла нам? Дочь неотступно со мной, — продолжал он. — Всюду!.. Ее — заботливую доченьку — никаким вестовым не заменишь. Ну, где это она?! Наташа!

Киреев слушал голос генерала, а во всем его теле будто разливалось какое-то тепло, словно быстрей заработала кровь: «Быть может, уже отдан приказ о выступлении? Куда же?»

— В самом деле, где же Наташа? — проговорил он только для того, чтобы не молчать. И, не удержавшись, добавил: — Нас всех обрадует, Максим Михайлович, что мы, наконец, покончим с буднями в обороне. Наша дивизия, например, к бою вполне готова, как и весь гвардейский корпус.

— Наташа, свечу подай! — опять позвал генерал.

А Наташа в это время была на улице. Она глядела в небо — где же самолеты? — и ее не покидала мысль: «Почему это папа такой суровый сегодня?»

Над городом царила тишина, но далеко на северо-западе по небу шарили прожекторы и рвались снаряды зениток. С соседнего двора через улицу доносился приглушенный говор: «В случае зажигательных — песком, песком засыпайте. И с крыш их долой!»