Утром Мари повели на допрос. Допрашивали трое.

— Известно ли вам, — спросил один, — что Фокено и Крёзен этой ночью пытались бежать? Фокено застрелен, а Крёзен тяжело ранен.

Немцы пристально глядели на Мари, чтобы убедиться в действии этих слов.

Мари была явно взволнована. Она знала все. Фокено и Крёзен с помощью Мариана и Жюльетты Дельрюаль [91] обсуждали с Мари все детали побега в надежде, что она сумеет присоединиться к беглецам. Мари великодушно отказалась от участия в побеге, не желая понизить шансы на успех.

— Крёзен перед смертью признался, что предполагалось увести вас с собой, — сказал другой немец.

Это было явной нелепостью, противоречившей предыдущему заявлению, что Крёзен тяжело ранен. Мари обрадовалась. Она поняла, что побег удался. К ней вернулось самообладание. Попытки немцев вырвать у неё признание в соучастии в побеге ни к чему не привели, и её скоро вернули в камеру.

Через несколько недель Мари перевели в концентрационный лагерь в Германию. Тайная полиция, без сомнения, полагала, что там она будет в большей «сохранности».

Фокено и Крёзен просидели три месяца взаперти в своём убежище. Войне все еще не видно было конца. Все помыслы, обоих патриотов были обращены к борьбе во Франции. У них имелось одно желание — вступить в армию и сражаться на фронте. Уступая их настояниям, «Белая дама» дала им двух проводников, чтобы провести их через границу в Голландию.

Фокено, переодетый лютеранским священником, должен был перейти границу к северу от Антверпена, Предполагалось, что Крёзен переберётся через пограничные заграждения на участке Эйндховена. Их переход через границу был назначен на 5 июля 1918 г.

Маскировка Фокено была отличной. «Белая дама» достала ему необходимую одежду. До Антверпена он доехал благополучно, но затем произошла одна из тех несчастных случайностей, которые никак нельзя предусмотреть заранее. Ночью в пригородном трамвае на пути в пограничное селение, где предстояла встреча с проводником, Фокено попался на глаза агенту тайной полиции. Этому типу, вероятно, захотелось показать свою власть сопровождавшей его барышне. Он прикрикнул на Фокено:

— Слишком много шпионов переодевается священниками! Вы вернетесь со мной в Антверпен для допроса!

Фокено знал, что не сможет выдержать строгого допроса. Подождав, пока трамвай развил предельную скорость, он выскочил на ходу, скатился в ров и скрылся в темноте. Ему пришлось вернуться в Льеж, где «Белая дама» спрятала его вплоть до заключения перемирия. [92]

С Крёзеном получилось ещё хуже. Несчастье произошло в каких-нибудь ста ярдах от границы. Ночь была безлунная. Проводник оставил Крёзена в высокой траве, а сам пополз разведать расположение часовых. Изнурённый двумя годами тюремного заключения и утомлённый длительной ходьбой, Крёзен заснул. По возвращении проводник не смог его отыскать. Крёзен проснулся, когда уже рассвело. Над ним стоял с винтовкой наперевес немецкий часовой.

Только находчивость спасла жизнь Крёзена. На допросе он назвал себя Десме, а в качестве месторождения указал одно из прифронтовых селений во Фландрии, откуда, как он знал, было эвакуировано вес население. Правда, он не мог отрицать, что пытался бежать через границу. Этот проступок карался тюремным заключением. К счастью, его посадили не в Сен-Леонар, а в тюрьму в Гассельте. Борода и усы, которые он отрастил после побега из тюрьмы, помогли ему скрыть свою личность. Немцы не подозревали, что узник гассельтской тюрьмы Десме — это тот самый Крёзен, за которым они охотятся.

Побег из тюрьмы Сен-Леонар был осуществлён блестяще. Это был единственный побег из тюрьмы, организованный разведывательной организацией за время войны. Но если в результате участь Фокено и была до некоторой степени облегчена, побег всё же не принёс реальной пользы. Напротив, он отрезал «Белую даму» от сен-леонарских узников.

После заключения мира Крёзен посетил меня в Брюсселе.

Поляк Мариан получил работу на одном из сталелитейных заводов в Угре, подле Льежа. Эту работу ему подыскали благодарные бельгийские друзья.

Что касается Фокено, то после войны он женился на Мари Биркель. Трагические дни, проведённые в тюрьме Сен-Леонар, превратили их дружбу в любовь. Впоследствии Фокено занимал важный административный пост в Сирии. [93]

Аресты Дез-Онея, Жанны Дельвэд и группы на «Вилле ласточек» были связаны с разведывательной работой. Во всех трёх случаях полицией были захвачены донесения и другие документы. Тем не менее, полиция не обнаружила связующей нити между этими делами. Как объяснить этот промах полиции?

Дело в том, что хотя многочисленные органы разведки порой мешали друг другу, самая их множественность сбивала немцев с толку. Чем хуже работала та или иная разведка, тем чаще случались аресты среди её агентов. Эта дымовая завеса скрывала от тайной полиции основную разведывательную организацию союзников. «Белая дама» в целом оставалась неуловимой. Аресты, произведенные среди её агентов, лишь безнадежно увеличили путаницу в представлении тайной полиции. Захваченные при этом донесения совершенно сбили её, со следа. В деле Дез-Онея в руки полиции попали донесения железнодорожных наблюдательных постов, отпечатанные на пишущей машинке на бланках, присланных службой Камерона. При аресте Жанны Дельвэд были захвачены донесения, принадлежавшие «Службе Бископса», написанные симпатическими чернилами на коричневой оберточной бумаге. Донесения, отобранные у братьев Коллар, исходили из совершенно другого района и были составлены по специальной форме, как того требовала разведка английского военного министерства. И в самом деле, эти донесения предназначались для трёх различных органов разведки, хотя все арестованные принадлежали к «Белой даме».

Если бы не героическое поведение заключённых, каждый из этих арестов мог привести к разгрому организации. Но «Белой даме» пришлось испытать ещё один серьезный провал на одном из пунктов перехода через границу. Прежде чем рассказать об этом деле, я должен упомянуть о менее важных происшествиях, случившихся незадолго до этого.

В январе 1918 года был внезапно арестован Нёжан, начальник бельгийской полиции в Льеже и руководитель контрразведки «Белой дамы». В присланных из тюрьмы шифрованных письмах он сообщил, однако, что «Белой даме» нечего опасаться. Мадам Бидло, курьер «Белой дамы», в начале войны помогла бежать за границу нескольким [94] французским военнопленным; тайной полиции это стало известно с значительным запозданием, но всё же Бидло была арестована. Следствие выяснило, что она часто посещала Нёжана. Это и привело к его задержанию. Последующие допросы обоих арестованных не дали полиции никаких серьёзных улик. Бидло была приговорена к тюремному заключению за содействие побегу военнопленных. Что касается Нёжана, то его сослали в Германию, как «нежелательный элемент»; вероятно, тайная полиция имела против него зуб.

Утрата Нёжана была тяжёлым ударом для «Белой дамы».

К ещё более серьезным последствиям мог привести арест курьера ван-Гауденгейса. Он шел пешком из Брюсселя в Гент с шифрованными инструкциями для начальника гентского взвода, когда его остановили агенты тайной полиции. При обыске при нём был обнаружен сверток с компрометирующими документами. Дело принимало плохой оборот. Но Гауденгейс имел наготове целый рассказ, который он тут же преподнёс сыщикам. И хотя рассказ привел в бешенство агентов тайной полиции и навлек на Гауденгейса град тумаков, его нельзя было опровергнуть. По словам Гауденгейса, на одной из брюссельских улиц, возле здания городской ратуши, к нему подошла незнакомая женщина и предложила ему 20 марок за доставку свёртка некоему человеку в Алосте.

— Какому человеку? — нетерпеливо спросили сыщики.

— Высокому брюнету, с длинной бородой и красным носовым платком в кармане. Я должен встретиться с ним в Алосте возле церкви завтра в одиннадцать часов утра, — серьёзно ответил курьер «Белой дамы».