Военизация и воинская присяга повлекли за собой важные последствия. Прежде Деве и Шовен были вынуждены, перед тем как выполнить какой-либо проект, обсудить его со своими агентами. Это было связано с потерей времени и заставляло раскрывать такие организационные детали, которые следовало хранить в строжайшей тайне. Теперь рядовой агент получал приказание и выполнял его безоговорочно.
Присяга вместе с тем раз навсегда клала конец посторонней работе участников организации, например, доставке ими писем от бельгийских солдат с фронта, распространению «Либр Бельжик» и других подпольных изданий, переброске военнообязанных бельгийцев через границу и т. п. Эта посторонняя деятельность часто вела к арестам агентов и неизменно компрометировала разведывательную организацию, к которой они принадлежали.
Военизация принесла моральное удовлетворение многим военнообязанным бельгийцам, состоявшим в «Белой даме» Эти патриоты хотели быть уверенными, что ни бельгийские власти, ни общественность не осудят их после войны за то, что они не перешли границу и не вступили в ряды, армии. Наконец, опасение военного суда после заключения мира служило добавочным стимулом к молчанию для тех, кто попадал в сети немецкой полиции.
Деве и Шовен употребили всю свою изобретательность и все свои способности, чтобы обеспечить максимальную безопасность организации. Всем членам «Белой дамы» было предложено пользоваться конспиративными кличкам в своих донесениях и в сношениях с другими членами организации. Деве именовался в последовательном порядке: ван-ден-Бош, Готье и Мюрай; Шовен носил имена Бомон, Вальдор, Гранито, Бушон и Дюмон; Нёжан был известен как Пети. Мы увидим ниже, что конспиративные клички спасли Деве и Нёжана от неминуемого ареста. [35]
С величайшей предосторожностью были подобраны и обставлены обе конспиративные квартиры главного штаба. Основная квартира была идеальной во всех отношениях, она имела пять выходов: один из них вёл на улицу, другой — в сад, из которого можно было попасть в переулок, третий — на крышу через люк в потолке и, наконец, два выхода на разных этажах вели через неприметные двери в соседний дом. В этом доме проживала безобидная старая чета, которая; никогда открыто не общалась со своими соседями. Запасная квартира имела помимо нескольких выходов тёмную комнату без окон. Эта комната была особенно полезна в тех случаях, когда собирался по ночам высший совет организации: на оккупированных территориях власти требовали, чтобы к известному часу все огни были погашены. «Белая дама» располагала также в Льеже тремя домами, где могли скрываться скомпрометированные агенты.
Арест Дез-Онея и опасность, которой подверглись Шовен и Деве вследствие своих сношений с пограничными курьерами, послужили хорошим уроком. Шовен и Деве систематически устранили все нити, связывавшие их с пограничными постами. Пограничные агенты и курьеры, знавшие руководителей организации, были заменены новыми, навербованными через надёжных посредников Опасность, порой непредвиденная, была устранена, конечно, далеко не полностью. Но в качестве начальников «Белой дамы» Деве и Шовен приняли все меры предосторожности, к которым их обязывал долг. В то же время они никогда не уклонялись от выполнения самых опасных задач, если считали себя наиболее подходящими для этого лицами.
В качестве крайней меры предосторожности мне были присланы в Голландию в зашифрованном виде имена и адреса трёх батальонных «почтовых ящиков», это давало мне возможность вступить в прямую связь с батальонами в случае провала главного штаба «Белой, дамы».
Руководимая организационным гением Деве и Шовена «Белая дама» вступила в полуторагодичную борьбу не на жизнь, а на смерть с германской тайной полицией. [36]
Глава VI. Дела и дни одного взвода
Опыт и приключения ирсонского взвода характерны для всех тридцати восьми взводов «Белой дамы». Правда, все эти взводы несли службу разведки в различных районах, но их задачи, обязанности, применявшаяся ими тех лика шпионажа и, наконец, опасности, с которыми они сталкивались, были одинаковыми. Я остановился на ирсонском взводе не потому, что его приключения увлекательнее приключений других взводов, а исключительно потому, что его история может уместиться в одной главе, так как он был основан одним из последних.
К концу августа 1917 года, когда мы уже около месяца находились в контакте с «Белой дамой», мы получили и; неё сообщение о молодом беженце-французе, скрывавшемся на одной из конспиративных квартир в Льеже. Ему были сообщены важные устные сведения для передачи нам; поэтому «Белая дама» хотела переправить его в Голландию.
Мы отнеслись к этому предложению без особого энтузиазма. Нами было предоставлено в распоряжение «Белой дамы» несколько пограничных переправ, мы снабдили, ее надёжным шифром. И мы старались положить конец системе посылки делегатов в Голландию: они подвергались риску быть пойманными. Но как это ни покажется странным, мы ещё больше опасались того, что они разболтают подробности нашей организации другим органам разведки союзников, чьё любопытство, в свою очередь, могло привлечь внимание немецкой тайной полиции.
Однако «Белая дама» настаивала на своём предложении, и мы послали Шарля Виллекенса, нашего самого надёжного проводника, чтобы провести через границу француза.
Эдмон Амиабль привлёк мои симпатии с первого взгляда. Это был молодой человек лет двадцати, среднего роста, атлетического сложения. В немногих словах он рассказал мне свою историю. Он готовился стать священником, но решил бежать с оккупированной территории, чтобы поступить в армию и служить родине с оружием в руках. Эдмон Амиабль поведал мне о трудностях, с которыми он столкнулся на пути из Ирсона в Льеж на франко-бельгийской границе. В Льеже он установил связь с «Белой дамой» через одного священника. Молодой человек почти ничего не знал о «Белой даме», но оба её [37] руководителя встретились с ним под конспиративными именами «Готье» и «Дюмон» и подробно изложили ему некоторые вопросы, по которым хотели знать моё мнение.
Когда я сидел и слушал юного патриота, прибывшего из того самого района, куда союзная разведка тщетно пыталась проникнуть в течение двух лет, у меня явилась мысль убедить его вернуться назад. Мне давно хотелось установить наблюдательный железнодорожный пост на линии Ирсон — Мезьер, важной коммуникации, проходившей параллельно германскому фронту; эта коммуникация приобретала особый интерес в связи со слухами о подготовлявшемся крупном немецком наступлении. Такой пост позволил бы нам следить на территории оккупированной Франции за районами, куда противник отводил свои войска на отдых и где он сосредоточивал свои части для наступления.
До нашей связи с «Белой дамой» мы предлагали проникнуть во Францию другим разведывательным организациям. Но особая бдительность немцев в полосе франко-бельгийской границы сводила на нет все усилия нашей разведки. Найти на месте агентов было, сравнительно, легко; трудность заключалась в доставке донесений.
Когда я поделился своими соображениями с молодым французом, он тотчас же дал согласие вернуться на родину. Однако он настаивал, чтобы я получил на это санкцию французских властей: его отец, ветеран франко-прусской войны, настаивал на поступлении сына в армию»
Генерал Букабей, французский военный атташе в Гааге, с готовностью пошёл навстречу нашим желаниям. Он принял своего юного соотечественника и благословил его на затеянное дело.
Я предпочёл бы, чтобы Амиабль располагал самостоятельной службой и отдельными курьерами для непосредственной связи с Голландией, но это было невозможно. Чтобы изолировать район, непосредственно примыкавший к линии фронта, немцы установили кордон часовых вдоль франко-бельгийской границы и следили за ней почти столь же строго, как за бельгийско-голландской границей. Для преодоления этого барьера была нужна сильная организация. Я решил поэтому безоговорочно вернуть Амиабля «Белой даме» и предоставить ей создание новой службы.