В своей узкой сфере отважны и способны на самопожертвование герои и героини Диккенса. По Диккенсу героичность не требует ни обширного поля деятельности, ни широкого кругозора, а только чистоты неиспорченного сердца. Поэтому в роли героических фигур у него часто выступают дети (Оливер Твист, маленькая Нелл, Флоренс и другие).
Для Теккерея точка зрения Карлейля была совершенно неприемлемой: он ненавидел деспотию во всех ее обличьях. С Диккенсом же он расходился потому, что, по мнению Теккерея, добродетель и способность к подвигу в любых условиях, даже в узких пределах частной жизни, приобретаются путем преодоления вредных влияний среды с помощью зрелого ума. В повести «Катерина» (1840) он по этому поводу даже вступил в полемику с Диккенсом, доказывая, что оливеры, воспитанные в воровских притонах, не могут сохранить ангельскую душевную чистоту и наивность.
Скромность, застенчивость, добродушие Доббина, его угловатая, слегка комическая наружность, даже его фамилия (Доббином в Англии называют смирных кляч) — все это явно не подходит для героя, а властвовать над людьми и вести их за собой Доббин вовсе не способен. Вдобавок, он — неудачник. Всем своим бескорыстным и преданным сердцем он желает Эмилии счастья и способствует ее браку с Джорджем, а тот приносит ей только горе. Потом, любя всю жизнь ее одну, Доббин наконец удостаивается взаимности, но слишком поздно: свежесть его чувства увяла и, хотя Эмилия по-прежнему ему мила, он не может не замечать слабостей этого «нежного паразитарного растения» («tender little parasite»), как Теккерей называет Эмилию в последней главе.
При всем том Доббин — несомненно, личность достойная, особенно на общем фоне романа. Его жизнь не ограничена рамками лондонских гостиных и семьи. Хотя к деловым и парламентским кругам он не причастен, к аристократии не принадлежит, он — доблестный офицер, отличившийся в походах. И все же Теккерея он интересует преимущественно как частное лицо. Это и понятно — ведь в задачи автора «Ярмарки» входило прежде всего запечатлеть, как различные по складу характера и по уму люди формируются законами и нравами общества. Тем же целям служит в романе и битва при Ватерлоо: для замысла автора очень важно, что избранный период включает столь крупное событие, изменившее судьбы множества людей, в том числе и личную судьбу его персонажей — Эмилия остается безутешной вдовой, Осборн умножает свое состояние и теряет сына, разоряется Седли, выявляется трусость Джоза, и Бекки впервые получает возможность развернуть свои способности ловкой мошенницы. Для действующих лиц романа Ватерлоо — источник сильного потрясения, событие, обнажившее самое дно души каждого, кого оно затронуло.
И на войне и дома поведение Доббина остается безупречным. Однако один в поле не воин. В очерке «Ватерлоо» Теккерей говорил, что на мемориальную доску в память павших на поле сражения следовало занести имена всех, кто отдал здесь свою жизнь, так как победу одержали не одни военачальники, а вся армия. Так же и на поле, где вертятся карусели Ярмарки, надо, чтобы за добро и правду бились многие и многие, прежде чем явится надежда на победу.
Общество складывается из индивидов. Поведение отдельных лиц определяет состояние нравов, но оно не может изменить их развития. Согласно Теккерею, людей не исправят ни герои-вожди, в которых верил Карлейль, ни незаметные труженики с наивным полудетским сознанием, которых рисовал Диккенс. Люди должны исправиться сами, осознав ценность той искры человечности, которую носят в себе. Взгляд Теккерея грустный, потому что он не рассчитывает на короткий путь к исправлению. Вместе с тем этот взгляд и светлый, потому что в нем заложена вера в человечность не отдельных избранных, а великого множества людей.
Требуя от людей сознательности, Теккерей раскрывает перед ними многообразие типов сознания. Психология человека и воздействие обстоятельств на формирование характера сильно занимали англичан в 40-е годы, особенно после появления в 1843 году знаменитого труда Джона Стюарта Милля «Система логики». Подобно Миллю, Теккерея интересовали вопросы обусловленности сознания. Теккерей не сводил своих взглядов в строгую систему. Однако можно заметить, что он придавал гораздо больше значения, чем позитивист Милль, свободе воли и настаивал на необходимости развивать в индивидах врожденное чувство человеческого достоинства и тем самым совершенствовать общество в целом. В английской литературе сочетание психологических и социальных тем получило развитие, в частности, у Джорджа Мередита и Джона Голсуорси, которые многое унаследовали от Теккерея.
Психология действующих лиц «Ярмарки Тщеславия» позволяет судить о нравственном состоянии всего общества: поверив в правдивость, с которой Теккерей изображает помыслы персонажей, читатели начинают верить в то, что и вся изображенная им картина нравов соответствует действительности. В английской критике слово «реалистический» для обозначения определенного писательского метода впервые было применено именно к Теккерею. В середине прошлого столетия этот термин еще не имел того сложного и глубокого смысла, какой он получил впоследствии, и означал приблизительно то же самое, что и слово «правдоподобный». Некоторые критики, называя Теккерея «реалистом», даже полагали, что он слишком точно, излишне подробно копирует действительность. Однако это было несправедливо. Теккерей не увлекается мелочами обстановки, костюма, портрета и т. д. ради них самих. Если Бекки появляется при дворе с парчовым треном и с брильянтами в ушах и на груди (автор не описывает ни цвета ее платья, ни подробностей его покроя), то читатель понимает, что Бекки, которая в юности все себе шила сама, выработала вкус не хуже, чем у самой дорогой портнихи, а немного дальше читатель узнает, что брильянты — подарок Стайна. Таким образом, без излишних подробностей, в этом туалете — вся Бекки, с ее тонким вкусом, с ее неразборчивостью в средствах и жаждой успеха. Если при описании интерьеров, связанных с Эмилией, постоянно упоминается фортепьяно, то это потому, что оно много значило в ее жизни: фортепьяно символизирует и переоценку ею Джорджа, и недооценку Доббина, ведь Эмилия думала, что это подарок Джорджа, на самом деле фортепьяно прислал ей Доббин, не назвав себя.
Роман полон многочисленных разговоров действующих лиц. Однако они далеко не все друг о друге знают. Беседуя с Бекки на приеме, леди Джейн не подозревает о происхождении брильянтов. Джордж так до смерти и не узнал, что Эмилия воображала, будто фортепьяно прислал ей он. Самая проницательная из всех в романе — Бекки, но Бекки — человек испорченный, и на ее критерии и оценки часто нельзя полагаться. Для раскрытия самых сокровенных помыслов своих героев Теккерей изредка прибегает к внутреннему монологу и достигает при этом большой лирической силы, например в монологе Эмилии в ее девичьей спаленке. Но в подобных монологах персонажи говорят преимущественно о самих себе, да ведь и не всякий решится сказать все до конца даже наедине с самим собой. К тому же люди постоянно заблуждаются в своих представлениях и о других, и о себе. Не будь этих заблуждений, скоро пришел бы конец вообще всей неправде, которой живет Ярмарка. Единственный, кто знает всю подноготную действующих лиц и способен их правильно оценить, это тот, кто их создал, — автор романа.
«Автор знает все» — не перестает напоминать читателю Теккерей. Он знает все поступки и мысли персонажей и присутствует на каждой странице романа. Ему читатель может и должен поверить. Но для этого автору надо надеть обличье, которое помогло бы ему завоевать это доверие. В слове от автора «перед занавесом» в начале романа автор появляется перед читателями в образе Кукольника, который готовится дать представление на ярмарке. Театр Петрушки — народный театр, обращенный к самой широкой аудитории. Вдобавок «Петрушкой» (по-английски «Панч») назывался знаменитый сатирический журнал с паяцем на обложке, хорошо известный всей Англии.
Следует ли из этого, что Теккерей собирался показать спектакль марионеток, а не жизнь живых людей такой, какова она есть? В каждой пьесе и в каждой повести есть доля вымысла, которая и дает возможность художественного обобщения. И Теккерей не обманывает читателя и не скрывает, что выдумал своих персонажей и их историю. Пусть читатель посмотрит представление. Он узнает страсти и поступки, подобные тем, какие видел в жизни. Он будет смеяться, порой ужасаться и даже, может быть, плакать, как будто все, что он видит, подлинная жизнь. В конце спектакля автор нарочно ему напомнит, что все это лишь театр марионеток, и у него на глазах уберет в ящик кукол, которых только что дергал за ниточки. Тогда, выйдя из балагана после представления, читатель не станет бранить автора за обман, а начнет размышлять над сходством между кривляньем кукол и живых людей и увидит в настоящей жизни то, чего прежде не замечал или не хотел замечать.